Оливье в сердцах махнул рукой.
Пойдите прочь с моих глаз, недоумки.
Он берет серебряную ложку, и только сейчас я замечаю, что на столе перед стариком лежит тарелка. С салатом. Люсьен Оливье зачерпывает горстку разноцветной мешанины (угадываются темные полоски рябчика, красноватые рачьи шейки, кубики картофеля, огурцы, каперсы и еще что-то, неуловимо знакомое) и отправляет в рот. Салат на тарелке тут же вспухает, заполняя причиненную ложкой брешь. Теперь его снова столько же.
Я продолжаю стоять на коленях, не зная, что дальше делать.
Старик поднимает глаза.
Ладно. Скажу я тебе один из моих секретов. Надо
Негромкий хлопок разрывает воздух над моим ухом. В широком лбу старика появляется темная дыра. Она расширяется, осыпаясь внутрь и наружу струйками серого песка. Люсьен Оливье валится на пол и рассыпается в прах.
Я вижу стоящего позади Потапа. Он направляет «ругер» в мою сторону.
Такая жизнь, барин, говорит он и наступает тьма.
* * *
Потап заходит в ближайшую забегаловку. Это разливочная, где стоят и пьют местные обрыганы.
Подходит к стойке, смотрит на дебелую продавщицу, у которой на низком лбу написана фраза «Чего приперся?». Звонит телефон.
Как? деловито спрашивает трубка.
С ними покончено, товарищ комиссар. Теперь им точно рецепт не достать. Ни тем, ни другим.
Молодец, боец! Хвалю. Но все-таки непонятно, как тебе удалось втереться к ним в доверие?
Потап хмыкает.
На лесть падки, товарищ комиссар. Любят, когда их высокоблагородием величают.
Комиссар хмыкает.
Идиоты. Ладно. Отдыхай. И помни наши девизы.
Красное всегда над белым, бодро говорит Потап. Должен остаться только один!
Именно. Так держать.
Связь отрубается. Потап смотрит на продавщицу.
Селедку под шубой, будьте добры. Новый год все-таки.