Он засмеялся, сотрясая воздух, который волнами боли прошёлся по моей сожженной коже.
Ты умён. За то и ценю тебя. Но и ты всё понял слишком поздно. Твой брат куда холоднее и умнее тебя, ты же горячностью подвёл себя к краю. Но не казнись, Арий, произнёс Сатана удивительно мягким, даже вкрадчивым голосом, вползая в меня. Ты ничего не потеряешь. Я не сделаю тебя демоном, великий байкалец, нет-нет, для этого ты слишком одарён и велик. Ты не будешь мне рабом. Я даже не призываю тебя на службу, и этого не будет. Я дам тебе больше, чем ты мог бы просить. Ты станешь мне сыном. Не будешь служить, но свою кровь я подмешаю к твоей и стану просыпаться в тебе в мгновения, что изберу сам. Что ты просишь за это?
Свободы! придушенно прошипел я.
И только? хмыкнул, словно разочарованно. Что ж, будь по-твоему: ты свободен!..
И я полетел кубарем из небытия, безвременья и пустоты.
Вот после этого я и оказался где-то на свалке нечистот в окрестности Фив, где пролежал, сам не знаю сколько, привыкая не стонать при каждом вдохе, терпеть боль, которая сжигала меня, и не кричать от неё всякий миг, и откуда двинулся на Байкал
Сейчас это всё вдруг всплыло в моей памяти, толкнув во сне
Мы с Аяей забрались под настил, где, сохранялось тепло, оставленное мною несколько дней назад, земля, согревшись, щедро отдавала его, а высокие снежные стены сохраняли. Аромат и влажность от оттаявшей земли и растений царили здесь, в темноте, они будто выдохнули на нас, когда я приподнял засыпанный снегом настил. Он заскрипел, выгибаясь, грозя сломаться под тяжестью снега, и мы скользнули вниз, где было влажно и так тепло, что после лютого мороза и ветра показалось жарко. Парко точно, влажный воздух и земля будто в ладони приняли нас.
Свет надо запалить, Яй, погодисказал я. Тут щепки есть, я оставлял, чтобы костерки делать, целый день туда-сюда летать, согревать очень тяжко было
Вот щепки, Ар, сдавленно прокряхтела Аяя, споткнувшись в полной темноте.
Ударилась, что ли?
С-с-с Немного
Мы не видели друг друга, как не видели ничего здесь, но я безошибочно поймал её руку, протянувшую мне длинную щепку. В следующее мгновение у нас появился и свет. Неяркий огонёк осветил нашу поляну, мы ахнули, оглядываясь: я поднял наш маленький факел повыше, и стала видна сильно разросшаяся земляника, сразу бросились в глаза яркие капли ягод. Но сама трава изрядно побледнела в темноте за эти дни.
Давай в лёд вставим лучинки.
Вставим, да, но долго быть здесь нельзя. Хорошо, что полянку я не слишком маленькую расчистил, но воздуха здесь надолго не хватит, особенно, если огонь будет гореть. Отогреемся, земляники поедим, и надо будет выбираться отсюда, сказал я.
Аяя посмотрела на меня:
Куда же выбираться нам? Кругом снега, у нас ни одежд, ни дома, ни собак
Там посмотрим, сказал я.
Или ты теперь всё можешь? Если ты взял Его руку, она смотрела на меня, немного отодвинувшись. Глаза от расширившихся зрачков казались огромными.
Я с упрёком посмотрел на неё, и сел на землю, подогнув ноги, и взялся собирать ягоды вокруг себя в ладонь.
Я уже сказал, я тот, что был. Будь иначе, разве шёл бы я столько времени к тебе сожженным и незрячим, чувствуя, что моя плоть с каждым днём всё мертвее, рискуя сойти с ума каждый миг?.. Прилетел бы сразу. Я и крыльев этих чёрных, не подозревал в себе до того мига, как Смерть с лицом Вералги стала нападать на тебя
Аяя вздохнула и села возле меня, не прижимаясь, но близко.
Значит ты ты всё-таки Огнь? Мой Огник и больше никто и ничто? она посмотрела на меня, словно пытаясь отыскать, чего же теперь бояться во мне, если я Но она не хотела найти. И потому обняла меня за шею, порывисто и горячо, как напуганный ребёнок.
Но потом отодвинулась немного и, близко глядя мне в глаза, спросила очень тихо, словно боялась услышать ответ на этот вопрос:
Арюша, скажи, только честно как есть на сердце Ты сделал так, чтобы чтобы ребёнка не было?
И я солгал, я не мог сознаться. Я ответил:
Нет, конечно.
Это была первая ложь и единственная, которую я произнёс Аяе. За все годы. Но я не мог сказать правды, я не мог сказать, что едва я узнал, что она носит ребёнка от Эрика, в тот же миг, сам едва не стал тем, Кто объявил меня Своим сыном Я не могу признать этой вины, я не могу сознаться в этом преступлении ещё и потому что подозреваю, что она и себя мигом запишет в соучастницы И не простит даже не меня, а себя
На мой ответ она тихо улыбнулась, а я притянул её к себе и она хотела было отстраниться, ослабленная, даже измождённая всеми пережитыми потрясениями, но нет, нет, доверилась, отдалась мне, позволила обнять себя и даже заснула в моих объятиях.
Мягкая трава и согревшаяся земля не худшее ложе для нас, запахи травы, земли, тающего льда, все вместе, смешанные с её ароматом, Аяя, моя жизнь Для меня ты куда более ощутима, важна, чем все окружающее, чем весь мир, и ты больше всего мира для меня, я готов отказаться от всего, но не от тебя
А мне не спалось долго, и она вскоре пробудилась от своего недолгого сна, с радостью обнаружив себя в моих объятиях. Мы, счастливые друг другом и разгорячённые, смеясь и шутя, мы ели землянику, собирая её прямо с кустов
А, наевшись земляники, мы, незаметно для себя заснули, утомлённые пережитым, убаюканные окружающим теплом. И в этом сне, одном на двоих мы увидели то, что что было там и тогда, когда я принял Его руку
Вздрогнув, я проснулся, и увидел, что Аяя смотрит на меня, она была бледна, насколько я мог видеть в полумраке от лучины. И я понял, что она проснулась, как и я, что мы видели один и тот же сон. Но сон ли то был? Или послание?..
Ар Ты видел Ар, ты понял?.. Ты понял, что Он сказал? блестя глазами, прошептала она. Арий Он сказал сказал, что ты свободенпошептала Аяя.
В меня проник свет из Аяиных глаз, что рождался не отражением огня, но в самой их глубине, и светил из её души И я вдруг понял: а ведь верно Верно! Он сказал мне: «ты свободен!»
А значит
Ш-ш-ш, Ар, молчи и даже не думай о томтишайше прошептала Аяя, вращая глазами
Даже не собирай мысль в слова, и приложила палец к губам. Но
Она обернулась по сторонам, словно боялась увидеть Прародителя Зла рядом с нами, я знаю, что её опасения не напрасны. И прижала палец к губам.
Похоже Он перехитрил сам себяещё тише прошептала она.
Моё сердце толкнулось радостно, меня обдало жаром.
Яй! и я обнял её, целуя. Да мы же тогда
Но она выпросталась, тихо смеясь:
Ш-ш-ш! Говорю же: молчи даже сердцем!.. А отсюда выбираться надо, Огнь задохнёмся!.. да не целуйся ты, шалый!..
Я поворочался в снегу, обминаясь и пытаясь сообразить, цел я или нет. Нигде не было больно, всё двигалось, тогда я открыл глаза. Я видел вокруг только снег и только его и чувствовал, но там, где я находился, он лежал рыхло, оказалось, большая ледяная плита упала, опершись одним концом на край скалы, и создала своеобразную крышу, которая и защитила нас. Нас, потому что я почти сразу нащупал что-то, и это был не я, это была нога Агори в меховом сапоге. Я потолкал и подёргал его, и он зашевелился, стало быть, тоже живой. Я целый и он, это было неплохо. Вокруг не было совсем темно, только очень тихо. Агори, ворочаясь, перевернулся, выплёвывая снег.
Чё это живые мы, што ль? прошептал он, кое-как вытирая лицо от снега. А?..
Ты чего шепчешь-то? проговорил я.
Мы сидели под надёжной «крышей», льдина встала вкось прямо над нами. Агори, подняв голову, увидел её.
А п-похоже повезло нам, а, Эрбин?
Да уж ничего не скажешь
Интересно, остальные как? проговорил Агори, копошась в тщании отыскать шапку, потрепал руками по волосам, рискуя со снегом вытрясти последние.
Выбраться надо, тогда и узнаем, сказал я. Ты точно целый, молодец?
Да вроде.
Давай, попробуем откопаться.
А сильнее не привалит?
А что делать? Сидеть тут? Спасать, боюсь, никто не прилетит, вздохнул я.
Ты про нихАгори сделал «глаза», показав вверх. Про Ария и Аяю
Думаю, они не знают, что нас тут завалилосказал я, не сомневаясь в своих словах. Иначе достали бы уже.
Думаешь, после того, как их гнали тут, они стали бы нас спасать?
Они бы стали, сказал я, кем бы ни был Арик, что бы ни говорила Вералга, что бы я ни видел своими глазами, я не верю, что он бросил бы нас умирать. И уж Аяя тем паче. А раз нет их, давай-ка осторожно