Сердце вытворяло чёрт знает, что, радость клокотала в нём, разрывая грудь и превращая кровь в какую-то бурлящую весельем и сумасшествием смесь. Нет, в таком состоянии в Приют идти было нельзя! Три месяца всего трицелых три!.. Теперь, когда появился этот срок, включился обратный отсчёт, и Гор почувствовал себя одной ногой на воле. При этом он с особой остротой ощутил, до чего ему опостылело здесь всё, всё, всё! Три месяца! Когда он не остался бы здесь и трёх минут! Как же их пережить?..
У них с Доктором был уговори вовсе не о том, что подумал Арес. Просто порой Гор оставался на ночь в роскошных гостевых будуарах, где те отдыхали от трудов своих неправедных, мылись и переодевались. Некоторые здесь же и развлекались, не отводя жертву в общий зал со станками и прочими приспособлениями, а так, в уединении и на банальной постели, потому и последние здесь тоже были, и довольно роскошныепо мнению Гора, никогда не видавшего настоящей роскоши. Что он вообще знал?.. С фермы, находившейся в страшной глуши, он попал прямиком в Сады Мечты; их везли в закрытых возках и в трюме баржи, он и дороги-то не видел. Он не знал, что такое замок, что такое город или деревня, он вообще ничего не знал. Но он был очень умён, и понимал, до чего сильно его невежество. Душа его жаждала какой-то информации, каких-то новых впечатлений, какого-то знания, и крупицы этих знаний и информации о внешнем мире он получал от гостей, Доктора, Хозяина и частичноот одного из своих парней, Эрота, который попал на ферму в восьмилетнем возрасте и кое-что помнил о жизни «на воле» и мог об этом вспомнить и рассказать. Ещё у Гора была книга: ему подарила её его постоянная гостья, дама Бель, когда он как-то признался ей, что хотел бы побольше узнать о мире и о людях. Читать он не умел и вообще не понимал, что значат чёрные затейливые значки, но книга была богато иллюстрирована, и Гор часами рассматривал картинки. На картинках люди занимались, мягко говоря, неприличными вещами, но Гора интересовало не это. Он рассматривал всё, что окружало этих людей, каждую мелочь, ведь художник помещал своих персонажей в интерьеры и пейзажи недоступного Гору мира. Книгу Гор хранил в тайнике, который обустроил в комнате при Приюте, где хранилась солома для их лежанок: соорудил из досок будку и закидал её соломой, надёжно скрыв от любых глаз. Там же он хранил и остальные свои сокровища: четырнадцать золотых дукатов, которые зачем-то давал ему второй его постоянный гость, священник, называющий себя Гелиогабалом, самодельную заточку и кусок вишневого пирога, давным-давно превратившийся в камень. Гор, обожавший вишню, хранил его куда трепетнее, нежели деньги, изредка позволяя себе отгрызть небольшой кусочек и воскресить в памяти забытый вкус. Бегом добравшись до своего тайника, Гор достал оттуда книгу и помчался в Девичник, уже не боясь встретить там Доктора: в сумерках тот, приняв измученных девочек, и велев Паскуде вымыть их и наложить компрессы на синяки и кровоподтёки, закрывался у себя, чтобы уже до рассвета не высовывать носа из своих покоев. Но Гор знал, где он прячет ключ от гостевых покоев специально для него, и, забрав его, остановился перед клетками, разглядывая бессильно лежавших на своих тюфяках девчонок, с которыми от души развлеклись на оргии. Нет пожалуй, что не стоит. Не от жалостижалости к девочкам Гор давно научил себя не испытывать. Просто никакого удовольствия измученные, избитые и истерзанные Чухи сегодня доставить ему уже не могли. Две из них тяжело, с надрывом, дышали, одна стонала, лёжа в странной и неудобной позе, четвёртая вообще сидела, вся тряслась и раскачивалась из стороны в сторону, держа перед собой опухшие и посиневшие руки. Груди и бедра всех четырёх были облеплены примочками и компрессами. Что с них было взять?.. Каким бы ни сделали его Сады Мечты и Хозяин, но садистом Гор так и не стал, и удовольствия от побоев и вида увечий и травм не испытывал, напротив. Бил, если требовалось, и бил легко, но никогдадля собственного удовольствия. Как бы он ни презирал девочек, но мучить тоже не хотел, и переключил своё внимание на Паскуду, которая старательно мыла столы. Две другие беременные девушки, которых Доктор, не мудрствуя лукаво, звал Пузатая и Брюхатая, уже спали в своих стойлах.
Паскуда была достопримечательностью Девичника: она жила здесь уже три года. Из девочек дольше года здесь не протягивал никто: даже если они не умирали от побоев, отчаяния и издевательств, их убивали просто потому, что они «теряли вид». Паскуда была эльдарэльфийская кватронка, и возможно, поэтому «вид» не теряла, хотя носила уже третьего своего ребёнка. Оба предыдущих младенца были здоровенькими и хорошенькими девочками, просто на удивление, не смотря на скотскую жизнь их матери, и Доктор, глумясь, говорил, что держит Паскуду «на племя». На лицо Паскуда так же оставалась на удивление красивой, и каким-то образом сохраняла искру жизни в глазах, тогда как остальные девочки уже через пару месяцев превращались практически в зомби. Синяки под глазами и резкая худоба её, конечно, не красили, так же, как живот, казавшийся из-за худобы особенно огромным, зато груди у неё были, так же из-за беременности, прямо-таки отменными. Гор любил секс. Собственно, кроме секса, других удовольствий от своей жизни здесь он и не имел. И все свои знания о женщинах он подчерпнул здесь же, от Хозяина и Доктора. Последнего Гор презирал и никогда особо не слушал, но вот Хозяин Ненавидя его, Гор, тем не менее, относился к его речам серьёзно. А поговорить тот любил, и говорил много, красиво, логично и очень аргументированно, так что Гор, юноша весьма не глупый, изъянов в его рассуждениях не видел. От Хозяина Гор узнал уже в первые же недели своего пребывания в Садах мечты, что женщинысущества подлые, ничтожные, тупые, но при том очень опасные. Не имея настоящего ума, они, тем не менее, очень хитры, и их хитрость смертельно опасна. «Чаще всего, поучал он в своё время Гора, они берут на жалость. Ты её пожалеешь, и она тут же присосётся к твоей душе, как пиявка, и ты сам не заметишь, как начнёшь ради неё рисковать собой, терять то, другое, третье. Все твои усилия будут направлены на то, чтобы ей было безопасно, комфортно, тепло и сухо, она ведь такая бедненькая, хорошенькая, хрупенькая, такая беззащитная в жестоком мире А когда она возьмёт от тебя всё, что ты сможешь ей дать, она просто тебя бросит, и забудет. Ты отдашь ей всё, она не даст тебе ничего, да ещё и погубит, как погубили Сетаты помнишь его?.. Считаешь, я жестоко поступил с ним?.. Но у меня не было выбораон уже погиб. Ты же помнишь, что ради той дряни он готов был убивать даже вас, своих братьев! И его кровьна ней, а не на вас и не на мне. Я давно живу на свете, мальчик, и научился не только видеть скверну в этих ядовитых тварях, но и выжигать её, выдирать с корнем, спасая вас же, дуралеев, от этой заразы!». Ещё он говорил, что девушкиничтожества, в них нет ничего того, что есть благородного и высокого в мужчинах и юношах. Им неведомы ни честь, ни гордость, ни отвага. «Посмотри, как они пресмыкаются перед вами и с какой готовностью унижаются, и вспомни себя, вспомни, как боролся тытак, что даже я восхищался тобой! Нет, кроме презрения и суровости, они не заслуживают ничего!». И вот эти последние доводы действовали на Гора сильнее всего, потому, что сам он сильнее всего презирал именно раболепие и покорность. Девочек ему, не смотря на презрение и предвзятость, часто бывало даже жаль, но он научился игнорировать свою жалось, как учится колоть животных любой живущий в деревне мужчина. Да он и относился к девочкам, как к животным. Для него они были скотиной, которую нужно обучить, обломать и использовать. Методы Хозяина действовали безотказно: выросшие в глуши, неграмотные, невежественные, с детства забитые и запуганные, девочки попадали в Сады Мечты, где их сразу же самым жестоким образом ломали и втаптывали в грязь. Естественно, они своим поведением и повадками только подтверждали всё, что он говорил о них! Но Гор об этом не думал. Он вообще о них, как о живых и чувствующих существах, не думал.
Пст! Решив, что лучше Паскуда, чем вообще никого, скомандовал он, и девушка, бросив тряпку, метнулась к нему, опустившись на колени. Пошла со мной.
Жизнь удалась! Полулёжа на роскошной постели перед горящим камином, Гор наслаждался вином, пирожными с серебряного блюда, засахаренными кусочками фруктов и орехами, да тем, что делала Паскуда, стоя на коленях у постели меж его ног. Отсюда живота было не видно, зато грудивот они, а женские груди Гор любил. Особенно любил видеть, как они подпрыгивают в такт его движениям, но и так посмотреть было приятно. За столько времени Паскуда стала просто виртуозом в своём деле, и Гор не пожалел ничуть, что взял её. Он даже порой бросал ей печенье и кусочки сыра, с тем же самым чувством, с каким люди бросают подачки животным, не ощущая унизительности своего поступка, напротив: считая, что поощряет её и делает ей приятно. Ладно уж, пусть тоже порадуется! Паскуда, которую Доктор держал в чёрном теле, беременная и потому вдвойне голодная, жадно хватала эти куски и торопливо съедала, чем забавляла Гора весьма.