Гитара с жалобным звоном упала обратно на кресло, а Шуна постель. Под руку снова попался кусок мертвого металла с рунами. Мертвого и холодного. Как будет Тигренок завтра. Дурак. Какого демона он не бежит из города? Забыл, что Бастерхази положил на него глаз? Тупой троллий дысс!
Порыв вскочить, ураганом ворваться в теплую семейку маэстро и за шкирку оттащить Тигренка в безопасное местов Хмирну? Или к себе в башню? Шу подавила на корню. Сбежал? Ну и в болото его. Сам пусть заботится о своей безопасности, раз такой умник. А ей надо взять себя в руки и вспомнить о Дайме. Дайм злые боги, за что ему-то досталась такая дурная возлюбленная
Снова завернувшись в одеяло, Шу поплелась к зеркалу. Смотреть на себя она не собираласьтолку смотреть на бледное чучело? Надо сказать Дайму, что она сделала, как он велел. Или не сделала а, неважно. Ласточка свободна, пусть себе поет.
Светлого утра, поздоровалась она, едва зеркало замерцало. Дайм, забери этого дурня в Метропо
Она осеклась, поняв, о чем просит, и одновременночто Дайма нет. Есть лишь смятая постель, заговоренный сундук с бумагами, брошенная в кресло несвежая сорочка и записка на столе, придавленная алой розой. Записка?
Забрав ее прямо через зеркало, Шу прочитала:
«Буду через пару дней. Срочные дела. Люблю тебя, Дайм».
Уронив листок, Шу упала на козетку и закрыла лицо ладонями. Одна. Она осталась совсем одна. Тигренок сбежал, Дайм уехал, все ее бросили. И это правильноничего иного темная колдунья не заслуживает. С чего она взяла, что Тигренок позволит ей и дальше играть с ним? И с чего вдруг Дайм должен простить ей любовника? Он не обязан носиться с ней, вытирать сопельки и жалеть, когда она сломает очередную игрушку. Ему нужна взрослая женщина, верная и надежная.
Или не женщина. А взрослый мужчина. Темный шер, которого он любил, любит и будет любить, что бы там себе не выдумывала глупая девчонка.
И эта записка с чего она взяла, что «люблю» ей, а не Бастерхази? Наверняка именно ему.
Поэтому ей следует вернуть записку и розу на место, пусть забирает тот, кого Дайм на самом деле любит. А она ей
Вдоволь пострадать не позволила Бален. Вихрем ворвалась в спальню, захлопнула окна, содрала с Шу одеяло и бросила в нее платьем.
Одевайтесь, ваше высочество. И прекратите сырость! Еще немного, и во дворце заведутся лягушки.
Ни слова не говоря, Шу поднялась, влезла в платье.
Баль выругалась вполголоса, взяла ее за плечо и усадила перед зеркалом.
А теперь сделай из этого пугала принцессу.
Шу промолчала. Пугало в зеркале было именно таким, как надобледным, всклокоченным и страшным. В точности, как рисуют ведьм в детских книжках. Разве нос недостаточно острый и длинный
Прекрати. Немедленно, приказала Баль.
Ее злость завивалась хризолитовыми спиралями, резала пальцы и скрипела на зубах. Баль снова выругалась, на этот раз длиннее и громче. Сунула Шу в руки кружку с чем-то мутным и горячим. Шу отпила, сморщилась: горько! Ласковая рука подруги погладила ее по волосам.
Пей, надо.
Она послушно допила гадость. Что-то было в кружке знакомое, но что, вспомнить не получалось. Да и не нужно это.
Тем временем Баль что-то еще говорила. Ее голос журчал и переливался зеленью, листья шуршали на ветру, пахло мокрым лесом, вокруг танцевали стрекозы
да проснись же! пробился сквозь шепот ветвей базарный ор Бален. Рано помирать! Просыпайся, багдыть твою От последующих ее слов Шу, прожившая среди солдат большую часть жизни, поморщилась. Увидев, что она пришла в себя, Баль оборвала тираду и продолжила нормальным тоном. Давай быстро рассказывай, что случилось. И не вздумай тут
Он ушел, не дослушав, отозвалась Шу.
Ушел?.. Баль глянула на дождь за окном, затем на полоску звездного серебра, брошенную на пол. Ты отпустила?
Ушел. Сам. Шу пожала плечами. Ласточки не поют в неволе.
А давно пора! Баль усмехнулась. И нечего страдать. Любитвернется, не любитпошел к зургам. Да, о зургах. Тебе сестра передала.
Перед глазами Шу очутилась надушенная вербеной записка со сломанной печатью. И буквы кто-то размазал Откуда-то с потолка упала крупная капля, посадив на дорогой бумаге с монограммой мокрое пятно. За нейвторая.
Снова сырость, проворчала Бален и отобрала записку. Ладно, слушай. Наше высочество, тут ворох политесов, изволит Высочество много чего изволит, жаль не провалиться в Ургаш, э посвященный культуре дружественных ире музыкальный вечер и что-то там такое Если по-человечески, твоя сестра изволит хотеть наложить лапу на твоего менестреля. Бастерхази он понравился. Фыркнув, Бален бросила записку на столик. Я отвечу, чтоб засунула себе свое хотение?..
Как знаешь.
Шу пожала плечами. То есть хотела пожать, но получилось что-то не так: она снова закашлялась, в глазах защипало, словно туда насыпали соли.
Ну и правильно. Туда ему, висельнику, и дорога. Отличный будет коврик у Бастерхази. Да, а ты свою шкатулку проверяла? Баль перевернула шкатулку с повседневными украшениями, сверкающая горка рассыпалась по столу, что-то свалилось на пол. Ну вот. Кольца с бриллиантами нет, подвесок нет, серег тоном казначея, у которого малолетний принц требует денег на фейерверки и живого слона, выговаривала она, перебирая украшения. Точно, и серег с сапфирами нет! Скажи Бастерхази, пусть вытрясет
От слов Баль стало совсем холодно. Сапфиры, бриллиантыострые камни падали, царапая что-то внутри. Неправильно, нет. Нельзя так.
вытрясет из воришки продолжала Бален.
Не смей! тяжелый ком, застрявший в горле, прорвался болью и гневом. Он не вор! Никогда, слышишь, никогда не говори о нем так!
Подруга замолчала на полуслове, скептически подняла бровь.
Он тебе надоел? И правильно. Эта падаль с виселицы не стоит и слова. А Бастерхази пусть все равно вернет сережки! Они шестьдесят золотых стоят.
Я сказала, не смей! крикнула Шу, вскочив на ноги. Разноцветные смерчи поднялись вместе с ней, зарычали Тигренок не падаль!
Дождь ударил в стекло, башня содрогнулась от близкого грозового разряда. Бален покачнулась, но устояла. А Шу наконец разглядела тени под глазами подруги.
Падаль, не сдавалась Бален. Сама же знаешь, что с ним будет, едва Бастерхази до него доберется.
Не доберется, отрезала Шу. Какого ширхаба? Я его отпустилапусть катится, куда хочет. Но Бастерхази его не получит.
Подруга молча пожала плечами.
Обойдется. Я не позволю!
А стоит ли, Шу? совсем иным голосом спросила Баль. Ты не сможешь прятать его вечно. И не захочешь.
Шуалейда фыркнула и выставила подбородок. Думать о том, что будет завтра, она не желалано сегодня проклятый темный шер Тигренка не получит. Ей же ничего не стоит потянуть время хотя бы до завтра. А там он, если не совсем тупой троллий дысс, сам найдет способ исчезнуть.
Время тянулось тяжело и медленно. Сначала Шу с Баль «делали из пугала принцессу» румяна, гирлянда блестящей ерунды, завитые локоны и царственно задранный нос. Потом они чинно завтракали с королем и обсуждали первую для них Большую Охоту. За завтраком последовал визит портных и примерка костюмов для маскарада, посвященного все тому же Согласию Народов Тверди, что и Охота. Улыбаться и шутить с братом, выбирая для Тигренка старинный пиратский наряд, было больно и холодно. Но надо. Внимание Бастерхази то и дело скользило по ней, щекоча и оставляя на языке привкус гари.
Комедия удалась. Никто, даже Кай, не заподозрил обмана. Хотя брат не особенно обращал на нее внимание, занятый мыслями о Таис. Если б Шу могла, посочувствовала ему, а может, надавала по ушам, как дурному щенку: чем ревновать к проходимцу Торрелавьехе и страдать, послал бы невесте букет, спел бы серенаду под балконом. Не родилась еще такая девушка, которая устоит перед серенадой в исполнении короля.
С серенады мысли Шу снова перескочили на Тигренка. Представилось, как они вместе пробираются в сад Альгредословно дети, играющие в лесных духов, как Тигренок ласково касается струн Черной шеры
Ваше высочество изволит взять эту шляпу? вырвал ее из грез удивленный голос мадам Антуанетты.