Александр БорисовПРЕРИЯ: Король сталкеров
Глава 1 Подкидыш
За бронированной дверью оружейного склада дозиметр замолчал. Зажглось аварийное освещение, на бетонном покрытии пола отразилась тусклая лампочка. Я выключил свой фонарь. Кругом чистота и порядок: система очистки и вентиляции воздуха работает по-армейски надежно: сюда не проникла даже мельчайшая радиоактивная пыль. Если бы все дома этого мертвого города имели такую защиту, его б до сих пор называли Высоцком.
Я бываю в этом отсеке только в исключительных случаях. Сегодня как раз такой. Клиент попросил что-нибудь эксклюзивное. И дело не в том, что он хорошо платит. Деньгивсего лишь деньги и ничего больше. Главноечеловек. Единственный человек на Прерии, которому я задолжал.
Экран персонального визора обозначился тусклым светом.
Вы вне сети, констатировал механический голос.
Наверное, кто-то извне пробует до меня докричаться. Ничего, пусть подождет.
Я вскрыл нужный ящик, не снимая его со стеллажа. Руки скользнули по гладкой поверхности. Сквозь перчатки гермокостюма угадывались знакомые очертания. Да и с чем его спутаешьутолщенный ствол ВССК «Выхлоп»? Надеюсь, эта машина придется клиенту по вкусу: снайперская специальная крупнокалиберная винтовка с интегральным глушителем. Незаменимая вещь для разведчика и охотника, особенно на планете с малоизученной флорой и фауной. Это конечно, примитивный, земной вариантмашинка довольно тяжелая и давно устаревшая, но с легкостью продырявит самую толстую шкуру, и дажебронированный лоб пакицета.
К оружию прилагались четыре обоймы с патронами СЦ-130 калибра 12,7. Я сунул их в нагрудный карман. Запаянный цинк трогать не стал. В сторону отложил и мешочек из замши, в котором хранился прицел со старинной «цейсовской» оптикой. Надо будетдоставим вторым рейсом. Но за отдельную плату.
На большей части этой планеты еще не ступала нога человека. Здесь можно встретить черт его знает кого: амфиционов, мегакотов, саблезубых медведей и тигров. Говорят, что в долине за скалистым хребтом, геологи видели подобие динозавраживотное с телом собаки и крыльями, как у летучей мыши. Слухи слухами, я им не особо верю, но в бытность мою рыбаком, мы как-то достали со дна залива вырванный с мясом клык. Был он чуть больше моей руки и так остро заточен, что с легкостью распорол крыло донного трала и лишь чудом, застрял в мешке.
У боцмана при себе нашелся стандартный станер с последней версией «Следопыта». Это программакаталог с описаниями и распознаванием животныхобитателей Прерии. По отпечаткам следов, фрагментам скелета и шерсти она моделирует облик животного с очень большой вероятностью. Так вот, исследовав этот бивень, «Следопыт» на экране визора выдал свое резюме: «Нет информации».
Оружие на этой планете должно быть готово к употреблению, когда это надо хозяину, без всяких там, процедур распознания. Вот почему, каждый абориген, всеми правдами и неправдами старается раздобыть неучтенку. Самый простой способобратиться ко мне. С недавнего времени, на нелегальном рынке оружия я признанный монополист. Или, как меня еще называюткороль сталкеров.
Я люблю этот город, потому что он больше ничей. Брожу по ночам в паутинах безжизненных улиц. Это мой хлеб и крест. Над безжизненной улицей нависли кроны деревьев. Ломая асфальт, к небу рвется трава. Этой район мною почти расчищен от последствий цунами. Но дальше к заливусплошные завалы из обломков домов, деревьев, помятых машин, катеров, вездеходов и коптеров.
На выходе из промышленной зоны визор снова ожил. Обозначились два неотвеченных вызова и оба от младшенькой.
Слушаю.
Отец, ой!.. Евгений Иванович, опять приходили от мистера Хардановый заказ.
Вот егоза! Нужно будет ее как следует взгреть!
От этой крамольной мысли мне стало не по себе. Ведь Лияона как я, подкидыш. Впрочем, взгреть все равно, придется: девчонка детдомовская, а все не может привыкнуть к порядку. Правило есть правило, и в нем не должно быть никаких исключений: я не «Шило», не «Шен», не «отец», а Евгений Иванович Шилов. И останусь им до конца, как бы это кому-то не нравилось. Ведь фамилия, имя и отчествоэто единственное, что оставили мне в наследство родители.
Меня обнаружили в космопорту земного Плесецкамаленький кричащий комочек, завернутый в стандартный детский пакет. Я был мокрым, голодным и очень несчастным. Но никто не спешил успокоить меня и накормить. Увидев оставленный без присмотра «предмет» люди хлынули из зала билетных касс, матерясь и давя друг друга.
Шел первый год глобального кризиса. Колоссальные инвестиции в освоение новых планет не спешили обернуться сверхприбылью и финансовый рынок пал. Бунты, смуты и войны окутали старый мир. Слуги народа восстали против своих хозяев. От страха и безысходности люди убивали друг друга исподтишка. Взлетали на воздух дома, поезда, самолеты. Частенько бывало и так, что пакет с адской машинкой прятали в детской коляске.
О моем чудесном появлении на Земле, мне часто потом рассказывала няня Альбина. Ее вызвали в космопорт, как дежурную по яслям-интернату, сразу после усиленного наряда полиции и машин экстренной помощи. До сих пор вспоминаю этот родной, ласковый голос. Закрою глазаи, кажется, рядом она. Гладит теплой ладонью мой непокорный чуб и вроде как удивляется:
Я-то смотрю, а Женечка мой белугой ревит, ести просит, с нажимом на круглое «о», рассыпает она горошины слов. Ну, тут, как обычно быват, полиция да спецназоне у нас первым бесом. Отвели пассажиров подале: кто внешностью не показалсямордой в сугроб. Двери-то все настежь пораскрывали. Холодно Женечке моему, он еще больше заходится. Сиверко поджимат, худовато мне в кацавейке, а сердце так и зашаило.
В опустевший зал ожидания был запущен робот-сапер. Он достал из пакета сначала меня, потом, по порядку, все остальное имущество: бутылочку с молоком, три запасные пеленки, бумажный листок, на котором печатными буквами было написано: «Евгений Иванович Шилов».
Жизнь человека в то время еще ценилась. Людские ресурсы планеты таяли на глазах. Особенно это было заметно в странах восточного блока: смертность чуть ли ни вдвое превышала рождаемость. Наряду с «естественной убылью», возрастали потоки космических эмигрантов. Наблюдался такой парадокс: чем хуже жилось на Землетем больше бюджетных средств выделялось правительствами по статье «освоение космоса». Миром было принято на ура российское «ноу-хау»списки на выселение составлялись теперь тайной полицией по общему принципу: «социально активных» разбавляли «инакомыслящими» в пропорции семь к одному. Только на заштатную Прерию дважды выбрасывался колониальный десантв среднем по десять тысяч сограждан в каждой волне.
Няня Альбина забрала меня к себе. Скольких трудов это стоилоодному Богу известно. Жила она с мужем в небольшом деревянном доме по набережной реки Соломбалка. Своих детей у них почему-то не было. Кроме меня, в семье проживало еще два иждивенца: пес Лобзик и кошка Анфиса.
Этот дом, небольшой деревянный эллинг и забранная камнем рекасамые первые воспоминания моего недолгого детства. И еще сон. Я видел его столь часто, что помню в мельчайших подробностях.
Во сне я, усталый и взрослый, вхожу в небольшую прихожую. Откуда-то сверху падает рассеянный свет. Я снимаю пальто, водружаю его на вешалку, надеваю на ноги теплые, мягкие тапочки. Передо мной комната с высоким светлым окном. За нимкрыши домов, синяя гладь залива и высокая белая башня с красным огнем наверху. Приподнявшись на цыпочках, я закрываю форточку, устало сажусь в большое удобное кресло, покрытое белым чехлом. В руках у меня газета. Я разворачиваю ее на первой странице.
Такой вот, удивительный сон. Никчемный и скучный для взрослого человека, мне он казался программой на будущее. «Когда вырастешь, станешь взрослым», говорила няня Альбина а мне представлялась комната с высоким, светлым окном.
Дядю Петю Зуйкова я тоже любил, но немного побаивался. Помню его глаза: светлые, чистые, немного навыкате. С окончанием ледохода, он неделями пропадал на лоцвахтепроводил морские суда от приемного буя до Соломбальского рейда. В редкие отгульные дни отмыкал пудовый замок, заводил свой деревянный «карбас» и уходил на промысел. Зимой, когда поверхность реки сковывал толстый лед, дядя Петя пересаживался на снегоход. Грузил в небольшой прицеп пешню и большой деревянный молот, который называл почему-то «балдой». Все у него получалось весело, ловко и споро. В доме не переводилась треска, стерлядь, а иногдасемужка. Даже читать он меня научил играючи, еще в пятилетнем возрасте. Наверное, чувствовал, что иначе нельзяне успеет.