За окном разгоняли мглу первые лучи утреннего солнца.
Рядом с кроватью горела лампа, её свет приглушал старинный фарфоровый навесец. Плотные занавески пока ещё надёжно защищали от пробуждающейся зари, храня в комнате зыбкую полутемень. Светло-русые локоны разбросаны по подушке, тонкое одеяльце насунуто на вздымающиеся в такт дыханию груди. Она не спала. Она смотрела в потолок, молчала и блаженствовала в приятном тепле согретой любимым постели.
Он спал рядом, положив ей на живот тяжёлую руку, приобняв. Рука ей не мешала, наоборот дажеона ни за что бы не променяла эту приятную тяжесть. Как не променяла бы и его тепло, исходящее от утомлённого ночными ласками тела. Эта ночь показалась ей сказочной, именно такой, как ей грезилось в последние месяцы. И наконец-то ушло щемящее чувство тоски и обиды от незнания, жив ли он, и если жив, то вернётся ли, или так и сгинет в плену. В то, что он погиб в тот зимний день под Лютенбургом, она никогда не верила, она чувствовала, что он жив. И верила. Даже тогда, когда разум говорил, что его скорее всего нет в живых. И вот месяц назад от него пришла весточка, и сердце оборвалось. Хотелось петь и взлететь с ветром как птица и в то же время хотелось плакать. И она плакала. Плакала от счастья. Родителидобрые и участливые, всё поняли правильно и тихо за неё радовались. А она весь месяц жила как во сне, не замечая дней и забот, за исключением забот и материнского тепла к родившемуся сыну. Вероятно, если бы не малыш, она сошла бы с ума от переполнявшей тоски. И только беременность, а потом и рождение сыночка подпитывали её силы и наполняли жизнь иным смыслом. И каждый раз заглядывая в глаза малышу, она понимала, что жизнь должна продолжаться, что она нужна этому маленькому беззащитному мальчикучастичке её самой и её любимого мужчины. И если даже ей не суждено обрести супружеского счастья, то счастье материнства от неё никуда не уйдёт.
Он приехал вчера, просто возник у калитки и позвонил. Открывал отец, он с матушкой находился дома по случаю выходного. Голоса во дворе, мужской смех. Сразу выбежать у неё не получилось, чутьё смущало душу радостным томлением, но разумвраг чутья, охолонил мыслью, что это просто зашёл кто-то из отцовских сослуживцев по госпиталю. Покормив, она приоделась и вышла с ребёнком во двор. Мать и отец с улыбками о чём-то тихо шептались, а у колодца стоял чей-то чемодан. А потом во двор вошёл он. С большим букетом, смущённый и слегка растерянный. Гордая офицерская осанка; лихо задвинутая на затылок вольногорка, из-под которой на чело ниспадал непокорный чуб; так идущая всякому настоящему мужчине военная форма смотрелась на нём как на боге; а от него самого исходила аура силы и непреклонности.
Когда она встретила его взгляд, весь мир сузился до размеров этих двух озорно горящих омутов. Она забыла, что надо дышать и на негнущихся ногах сошла с крыльца. А он медленно тронулся навстречу и под конец сорвался на бег. И нежно, но крепко подхватил её с сыном на руках и закружил. Она что-то шептала ему на ухо, теперь уже и не вспомнить что, а он молчал, глядя то на неё, то на сына и в уголках его глаз блеснула влага.
Позже родители впопыхах накрывали стол и вызванивали старших дочерей, что замужними жили здесь в Юрьеве. Отец сбегал на почту и дал срочную телеграмму будущему свёкру, а потом рассказал будущему зятю, что с его отцом они уже знакомы с весны, тот трижды приезжал в гости.
Весь день прошёл для неё как на крыльях, в бесчисленных разговорах и хлопотах по дому. Он старался не выпускать сына из рук, малыш ещё слишком мал и чаще всего спал, спал на его сильных руках. А когда просыпался, любимый играл с ним, подмывал, пеленал, делая всё это умело, так как рос вторым ребёнком в семье и имел младших сестёр и брата.
На семейный ужин пришли старшие сёстры с мужьями и детьми. Веселое застолье под тихую музыку, завершившееся застольными песнями и разбивкой на женские и мужские компании. С мужьями сестриц общий язык он нашёл быстро, вопреки её опасениям, что он будет чуждаться ихневоенных и не воевавших. Но опасения быстро развеялись, а позже на все вопросы по этому поводу он лишь по-доброму посмеялся, ответив, что без крепкого тыла нет победы на фронте, что эти здоровые молодые мужчины так же важны для победы, как и не щадящие свои жизни солдаты, ведь благодаря их труду в тылу, многие солдаты остались живы и велгонский сапог не топчет бесчисленные города и сёла Новороссии.
А потом наступила ночь, незабываемая и страстная, прерываемая лишь кормлением сына, когда тот просыпался в своей колыбели, подвешенной посреди комнаты. Любимый дарил ей всю свою нерастраченную нежность, и она ощущала себя желанной, не смотря на не успевшее похудеть после родов тело и пока ещё выпирающий животик. Ему это было неважно, и не потому что он изголодался, а потому что она его женщина, мать его ребёнка. Она это чувствовала. Так может чувствовать только женщина, не утратившая той душевной чистоты и жизненной силы, что издревле называют женской честью. И непонятны ей были те из заграничных романов, в которых девицы бесконечно соблазняют мужчин, а тех и мужчинами назвать нельзя, скорее самцами в период гона.
Занимался новый день. Ей уже не спалось, но будить любимого не хотелось. Она лежала и рассматривала его лицо, запоминая все его чёрточки.
Глава 2
Новороссия, где-то под Светлоярском. Объект Л14/6, 22.09.153 г. э.с.
Часы-ходики в деревянном корпусе с лаковым покрытием резко контрастировали с убранством комнаты. Строго говоря, убранством здесь и не пахло: голые бетонные стены выкрашены матовой серой краской, да типичный набор казённой мебели. Бункер был достроен всего восемь дней назад и его обживание грозило отнять несколько недель по саморазумеющейся причине нехватки времени на все эти мелочи вроде обустройства уюта. Все силы и служебное рвение обитателей бункера были направлены на решение текущих задач своего номерного отдела, который не фигурировал ни в одном из документов ниже грифа "особой важности".
Бункер входил в разветвлённую сеть подземных фортификаций, которая схематично сильно напоминала паутину. Поделённые на секторы, концентрические круги тоннелей соединяли десятки таких бункеров в единую систему и занимали площадь восьмидесяти квадратных километров. Часть коммуникаций проходила в тридцати метрах под поверхностью, но большинство тоннелей были построены на глубине семьдесят метров. Собственно, это и был объект Л14/6.
Пётр Викторович Краснов стоял у самых истоков строительства. Убедить правительство Новороссии в необходимости постройки объекта ему и генералу Хромову стоило воистину немалых сил. Шёл четвёртый год тяжелейшей войны с Велгоном, войны выжимающей все силы из страны и народа, войны, в которой приходилось противостоять, пожалуй, самой мощной военной машине восточного континента. Да что там континента! Без преувеличения можно сказать: всего этого мира. У Велгона громадный промышленный потенциал и весьма развитые прикладные науки, следовательно, и обладание необходимыми для военных успехов технологиями. А по некоторым технологиям он далеко обогнал ведущие страны Темискиры. Да и человеческие ресурсы этой северной страны довольно многочисленны, что вкупе с отлаженной государственной идеологической машиной позволяет Велгону четвёртый год держать на всех фронтах сотни дивизий не смотря на тяжелейшие потери, наносимые русской армией. Даже утрата Хаконысателлита, обладавшего сильной армией и превосходно развитой промышленностью, на Велгоне не отразилось так, как могло бы отразиться на ином противнике. Ну а после вступления в войну на стороне Новороссии Северной Раконии, жаждавшей реванша за поражение и потерю двух провинций в войну 138-140 годов, велгонцы неожиданно быстро разгромили кадровые северораконские армии 1-го и 2-го стратегических эшелонов и заняли значительную часть страны, захватив практически в целости половину промышленной базы.
Шёл четвёртый год тотальной войны, а чаша весов окончательно так и не склонилась ни на одну из сторон. Между тем, сведенья из Велгона хоть и скудные, но всё же позволяли делать оценки о внутриэкономическом положении врага. Неутешительные, надо сказать, оценки. Велгон с одной стороны "сидел" на карточной системе и население терпело множество лишений, вызванных военным временем. Но с другой стороны, это самое население воспринимало тяготы войны как неизбежное и временное зло и было в целом уверено в победе над всеми врагами. И по всему Велгону не прекращались стройки, порою даже грандиозные стройки. Строили новые заводы, новые военные объекты, дороги. И казалось, противник не ощущает перенапряжения сил.