Дашков Андрей
Андрей Дашков
ПРОПУСК
(повесть (май - июнь 2000 г.), фрагмент)
1. ОНА
О том, что было раньше, трепаться незачем, хотя от дел своих прошлых не отрекаюсь. Вспоминать такое - все равно что в дерьме ковыряться. А начну вот с чего.
Я лежу в кювете возле перекрестка: ноги - в канаве, голова - вровень с асфальтом. На другой стороне дороги залег Ванька. Его мотоцикл спрятан в кукурузе метрах в пятидесяти от меня, чтобы не заметили издали. С этой же целью с него содран весь никель-хром. Траурная получилась тарахтелка, ничего не скажешь. Когда Ванька сидит на ней в своем кожаном прикиде - вылитый Черный Мститель. То бишь Осип Одноглазый из легенд бродяжьих. Правда, про Осипа сказывали, что он в молодые годы лошадок всяческой технике предпочитал, да все больше глухими окольными тропами пробирался. А нам с Ванькой простор и скорость подавай - так, чтоб дух захватывало и в ушах свистело! Но и на просторе не больно разгуляешься; то и дело рожей в пыль падаешь, коли жить не надоело. Вот как сейчас, для примеру.
Чего мы ждем, непонятно, но я доверяю Ванькиным инстинктам. У него нюх на всякого рода опасности. Зато я лучше стреляю. Потому и терпим друг друга - пока это выгодно обоим. Ну и, ясное дело, без сунь-высунь не обходится.
Из-за шума этой чертовой дикой кукурузы ни фига не разберешь. Как назло, поднялся ветер. Поля простираются до горизонта, спрятаться практически негде. Любой человечек на дороге - будто таракан на столе. Не говоря уже о тачке.
Волны гуляют по кукурузе. Толку от нее никакого, початки еще не созрели. Солнце садится, и я прикидываю, что скоро оно будет бить прямо в глаза. Гнилой расклад. Вдобавок щебень впивается в пузо... Вскоре это мне надоедает, и я приподнимаюсь, чтобы глянуть, как там Ванька. Он в оба глаза пялится в ту сторону, куда нам очень хотелось бы пробраться, но сразу замечает меня боковым зрением, делает страшную морду и машет рукой - ложись, мол, дура!
А чего тут ложиться? Поздно уже. Я поворачиваю голову - мамочка моя родная! Кукурузники повылазили из укрытий и прут на нас лавиной. Значит, самое время сматываться. Не повезло нам сегодня, не проскочим. Надо пробовать другую дорогу, во всяком случае в другой раз. А сейчас найти бы только спокойное место, где можно переночевать, голод-жажду утолить, мирной беседе предаться...
Да, вот такая я - мечтаю о всякой чепухе, когда жить остается, может быть, пару минут. Принцип у меня такой - "думай о хорошем". Это называется то ли оптимизм, то ли кретинизм. Наверное, и об Ваньке я слишком хорошо думала. Подвел меня, стервец. Ой подвел!..
Кукурузники были как на подбор - молодые, дурные и наглые. Совсем сопляки, рожи безволосые и прыщами усыпанные. И откуда только непуганые дебилы берутся - вроде их давно перебить должны! Но нет, оказалось, что племя идиотов - самое большое и неистребимое. Они количеством берут. Толпой кого угодно задавят; патронов на них не напасешься...
Эти вот даже не перебежками, а цепью наступали. Чуть ли не строем, будто на каком-нибудь долбаном параде. Все до единого были вооружены, но не стреляли. Хотели живьем взять - меня, конечно, в первую очередь, однако для забавы им и Ванька сгодился бы. Мне то что - может, с кукурузниками и неплохо побаловаться, - но сдаться без боя злость не позволяла. Что ж мы, бродяги, хуже и трусливее этого оседлого дерьма?!
Отучу я вас, недоноски тупорылые, в психические атаки ходить!
Затвор передернула, встала в полный рост, словно в тире, и бабахнула длинной очередью. Прежде чем ухо заложило, успела услышать только, как Ванька заорал: "Твою мать!..