Я смутилась, поняв, что вина за изгнание бравого капитана лежит на мне и моем любопытстве.
Лакеи распахнули двустворчатые двери малой залы. Тишайший вперед меня не пропустил, этого не позволял протокол. Шагнул через порог первым, яотстав на полшага. Синьора Муэрто восседала на резном стуле, прямая и недвижимая, как надгробная статуя.
Матушка, сказал его серенити, позволь представить тебе мою супругу дону Филомену.
Доне Маддалене было крепко за сорок, даже ближе к пятидесяти, но старухой я не назвала бы ее даже по злобе. Свежее четкое лицо со смуглой кожей оливкового оттенка, присущего уроженцам далекого юга, ни следа седины в смоляных волосах, разделенных пробором на две части и забранных под кружевную накидку, хорошие зубы. В последнем я удостоверилась по причине брезгливой гримасы, заставившей тишайшую свекровь приподнять верхнюю губу. И глаза, светло-зелено-голубые, даже светлее, чем у ее сына, глядели на меня без восторга.
Присев в реверансе, я опустилась на свободный стул подле супруга и чинно сложила руки. Ладони доны Маддалены покоились на навершии трости, видимо, наличие этого аксессуара и послужило причиной нелестного прозвища, которым наградила ее моя главная фрейлина.
Маура тоже была здесь, в зале, и синьорины Раффаэле с Сальваторе, и пара статных незнакомых синьор, и десяток служанок, почтительно ожидающих указаний у дальней стены. Кракен меня раздери! Сцена была обставлена так, что казалось, что синьора Муэрто здесь хозяйка, и это ее слуги, ее фрейлины и ее Артуро. Синьор Копальди восседал по правую руку от матушки Чезаре и выражал видом своим некоторое смущение.
Исподволь осмотревшись, я заметила, что по центру малой залы будто проведена невидимая черта. С одной стороны ее были я и дож, с другойвсе остальные. Как на шахматной доске. Или на поле боя.
Дож напряжения, повисшего в воздухе, не замечал. Он беседовал с матушкой, рассказывая ей о путешествии к Трапанскому архипелагу, сокрушался, что не знал о прибытии родительницы и не задержался, чтоб ее встретить.
Та на сыночка не смотрела, рассеянно кивала, велела слугам принести вина и закусок, велела Артуро велеть выдвинуть из угла стол и сервировать его, велела Паоле принести шаль, Бьянкедогнать Паолу, чтоб шаль не приносить, Мауре Впрочем, я не вникала. Обилие противоречивых приказов создавало гнетущую атмосферу приближающегося хаоса. Исключенная из беседы, я эту атмосферу ощущала в полной мере. Меня бросало попеременно то в жар, то в холод, губы пересохли, я поминутно их облизывала.
Стронцо Чезаре, ты не мог поговорить с матерью наедине, как только вернулся в столицу? Что за балаган? Ах, супруга, оказывается, не томилась две недели в заточении, а болела? Лжец. А вы, дона Маддалена, воображаете, что здесь никто не умеет считать? Вы не успели бы доплыть с Пикколо в Аквадорату за те несколько дней, что прошли с момента свадьбы. Известие застало вас в пути. Это точно, как дважды два. Поэтому вы сейчас преподносите новобрачным какое-то дубовое распятие, видимо, первое, что попало под руку в дорожном сундуке. И что это за отношения между матерью и сыном? Или они оба сейчас играют на публику?
Соберись, Филомена. Все происходящее тебя вовсе не касается. Вечером ты получишь свободу и забудешь дворец как забавный сон.
Эта мысль меня подбодрила. К тому же внесли закуски.
Сыр, оливки, вино, нежнейший паштет, свежие булочки, холодное масло. Яства манили, я едва терпела, пока запуганный молодой человек снимет с них пробу, чтоб приступить к трапезе.
Слухи о красоте доны догарессы несколько преувеличены, сообщила синьора Маддалена в пространство. Или болезнь, удерживающая ее в постели прошедшие дни, оставила на ее лице свои следы.
Пробовальщик стоял, зажмурив глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Я медово улыбнулась:
Красота юных дев столь быстротечна, не правда ли, драгоценная матушка?
Та вздрогнула, будто до этого считала меня немой, и сообщила, что первейшей женской добродетелью считается скромность.
Я не спорила, лишь сообщила, что моей скромностью можно загрузить трюмы целой флотилии и экспортировать эту добродетель за пределы безмятежной Аквадораты.
Чезаре тихонько фыркнул, сдерживая смешок, и пригласил нас пересесть к столу.
Отвлекшись едой, я ненадолго упустила нить беседы. Свекровь ограничилась стаканом воды.
Кроме скромности дона догаресса обладает отменным аппетитом, сказала она. Не опасаетесь располнеть?
Голубка Паола хихикнула в свой стакан, она тоже постилась. Притвора.
Чезаре будет любить меня и толстушкой. Я подмигнула супругу. Не правда ли, дорогой?
Конечно, тесоро, чем больше тебя будет, тем богаче стану я, обладающий этой драгоценностью.
Взяв меня за руку и чудом избежав выкалывания глаза вилкой, которую я не успела отложить, тишайший чмокнул мои пальцы. Свекровь поморщилась, но смолчала.
Ну, то есть она продолжала метать свои стрелы. Дворцовые слуги, оказывается, нерасторопны, уборщики неряшливы, горничные кокетки, и не будь здоровье доны догарессы столь слабым, она, разумеется, смогла бы исправить все хозяйственные недостатки. К счастью, у полудохлой невестки есть она, благочестивая вдова Муэрто.
Дож соглашался с каждым словом родительницы, поигрывая кольцом на моем безымянном пальце. Вилку мне приходилось держать в левой руке.
Под окнами дворца после заката собираются какие-то странные личности, продолжала дона Маддалена, пьянчужки, гуляки вампиры!
Насколько мне доложили, матушка, отвечал Чезаре, вампир был только один, предводитель Ночных господ князь Мадичи. И, кажется, после вчерашнего душа Скажите, кому пришло в голову окатить экселленсе святой водой?
Обычная ночному синьору нисколько не вредила.
Браво, матушка.
Его сиятельство мертв? встревожилась я.
Две пары светлых глаз встретились, и похожие лица Муэрто озарили похожие саркастичные улыбки.
Вампира невозможно убить, протянула свекровь. Даже если вонзить осиновый кол в сердце, сжечь тело и развеять пепел. Непременно через какое-то время, даже через сто или двести лет, капелька человеческой крови, угодившая на частичку праха, возродит чудовище.
А святая вода?
Заставит сиятельного Лукрецио несколько ночей провести в постели, сказал Чезаре. Ну или где он притворяется спящим.
Синьор Копальди многозначительно кашлянул, дож отпустил мою руку.
Драгоценные дамы, вынужден вас покинуть.
И он ушел, оставив меня на растерзание.
Некоторое время в зале раздавались лишь позвякивания столовых приборов.
Чем занимается ваша семья, Филомена? спросила матрона, прервав молчание.
Разведением саламандр.
Это приносит прибыль?
Изрядную, пожала я плечами. Главным образом в отсутствие конкуренции.
Каково ваше приданое? Не знаете?
Смутившись, я пробормотала:
Разумеется, мой батюшка передаст его серенити все, ему причитающееся.
Разумеется, хмыкнула свекровь с таким видом, будто собиралась контролировать это лично. Когда синьор Саламандер-Арденте нанесет нам визит?
В ближайшее время, заверила я. Они с матушкой собирались присутствовать на выпуске из «Нобиле-колледже-рагацце».
Ах да, школа благородных девиц. Дона Муэрто посмотрела на Паолу. Вы, кажется, достигли каких-то успехов в учебе?
Голубка скривилась, я кивнула:
Уверена, матушке не придется за меня краснеть. Мы изучаем математику и литературу, астрономию, музыку, танцы.
И прочие бесполезные в семейной жизни премудрости.
Мудрость, необходимую в браке, я надеюсь почерпнуть от вас.
Свекровь фыркнула:
Льстивая гордячка. Какое редкое сочетание.
Я ей не нравилась. Это было бы обидно, не пообещай мне Чезаре развода.
Ссориться не хотелось. Есть тоже. Мы помолчали.
Маура неуверенно кашлянула:
Торжественная процессия к острову Риальто отправляется через два часа. Синьорам требуется переодеться.
Успеется, отмахнулась свекровь.
Мы опять помолчали. Часы на башне Четырех отбили половину чего-то.
Как вы познакомились с дожем? спросила старуха.
Море подарило нам встречу, улыбнулась я. Наверняка матушке уже сообщили все подробности.