Клянусь, что не буду замышлять ничего дурного против его величества моего отца, тяжелый и мрачный взгляд принца не нравился Шани, однако Луш был вполне искренен. Даю честное слово, что останусь в Гервельте и не появлюсь в столице до окончания войны за Круг Заступника, он поцеловал икону еще раз и убрал ее под рубашку. Шани кивнул, принимая клятву, и Луш произнес:Надеюсь, этого хватит?
Я верю вам, ваше высочество, ответил Шани. Надеюсь, вы не сомневаетесь в моей искренности?
Луш гулко расхохоталсявесело и от души. Отсмеявшись, он вытер выступившие слезы и ответил:
Да как в тебе сомневаться, когда ты как блаженный Еремей, что на уме, то и на лице. Верю. Если до сих пор корону не надел, то и дальше не наденешь, он хотел добавить еще что-то, но в дверь деликатно постучали, и в обеденный зал вошел тот самый охранец, которого Шани разоружил возле порога. Он посмотрел на декана инквизиции с мрачным неудовольствием, козырнул Лушу и доложил:
Ваше высочество, охранный отряд схватил младшего инквизитора на подступной черте к Гервельту. Что прикажете предпринять?
Хельга, подумал Шани. За мной подалась, дурочка Луш вопросительно вскинул бровь.
Твой мальчишка? спросил он. Шани утвердительно качнул головой, стараясь сохранять максимально невозмутимое выражение лица.
Вы, помнится, назвали его сестру шлюхой, ваше высочество, спокойно ответил он. Луш хмыкнул и ответил:
А я и не отступаюсь. Шлюха и есть.
Шани решил не развивать тему. Все равно Луш останется при своем.
Ничего с ним не делайте, приказал принц охранцу, который, судя по всему, прикидывал, как бы расквитаться с обидчиком. Пусть посидит в караулке, наставник его сейчас заберет.
Шани допил воду в своем бокале и встал. Взять Хельгу за рукуи прочь отсюда, не прекращая радоваться, что оба они возвращаются домой живые и здоровые. Относительное перемирие достигнуто, он имел все основания верить честному слову принцане снимая при этом особой охраны с государя. Береженого Заступник бережет. Обнаглеть, что ли, вконец, и попросить у Луша карету до столицы?
Хельга, суровая и решительная, сидела на лавке в караульной и сейчас действительно напоминала насупленного мальчишку. Глядя на нее, Шани не мог сдержать улыбки: очень уж она была хорошая. Увидев наставника, Хельга поступила абсолютно по протоколу: поднялась, отдала поклон и отрапортовала не хуже охранца его высочества:
Добрый день, ваша неусыпность. Прибыл сопровождать вас в столицу.
Луш заглянул в караульную, смерил Хельгу пристальным взглядом и поинтересовался:
Как сестрица, парень? Смотри, выдерут ее плетьми да в смоле обваляют.
Хельга посмотрела на принца выразительно и очень нагло, но поддаваться на провокации не стала и промолчала. Шани надел плащ и сделал ей знак следовать за собой.
Всего доброго, ваше высочество, сказал он. Благодарю вас за заботу о моем здоровье. Кстати, ваш гарвиш не причинил бы мне вреда. Никакого.
На Луша было жалко смотреть. Его покрасневшее мясистое лицо сделалось очень мрачнымсловно принца обманули в лучших ожиданиях. Хельга посмотрела на него с торжеством, которое быстро сменилось настоящим испугом: она вспомнила, что такое гарвиш, и для чего его используют.
Противоядие, что ли, принимаешь? осведомился Луш, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. Шани кивнул.
Уже пять лет. Сразу после того, как стал брант-инквизитором.
Луш обиженно поджал губы, напоминая ребенка, у которого обманом выманили игрушку, да еще и потешаются над ним. Шани хотел было сказать что-то ему в утешение, но не стал и просто пошел к выходу.
Кстати, карету им предоставили. Даже без просьб.
Когда Гервельт остался далеко позади, а стройную колоннаду соснового храма сменили легкомысленные белоствольные деревья, очень похожие на земные березы, Хельга сняла рукавицу и протянула Шани кольцо, горячее от ее ладони.
Возьмите, сказала она. Вам ведь нельзя без него
Оно теперь твое, просто ответил Шани и отстранил ее руку. Хельга всхлипнула и приникла к нему.
Принц хотел вас отравить?
Шани вкратце пересказал ей события сегодняшнего утра, упомянув и про отравленную еду, и про то, что охране был отдан приказ остановить его любой ценой, и про клятву, которую дал ему Луш. Хельга напряженно внимала каждому слову, а потом, когда Шани завершил свой рассказ, промолвила едва слышно:
Чудом спаслись. Чудом.
* * *
Если Шани позднее вспоминал следующий месяца он очень не любил его вспоминатьто память неизменно представляла ему залитую весенним солнцем комнату, ручьи капели, бойко стучащие по подоконнику, голоса людей и шум города, доносящийся с улицы. На полу лежала растрепанная стопка листов «Ромуша и Юлеты», вся черно-красная от его поправок, и Хельга, свесив тонкую белую руку с кровати, перелистывала ее, читая то один отрывок, то другой. Время шло к выпускным экзаменам в академиуме, и ей надо было читать не черновики Дрегиля, а учебники по инквизиторскому ремеслу, богословские труды и собственные лекционные записиоднако у Хельги никогда не было проблем с учебой, и она могла позволить себе несколько манкировать подготовкой. Ее будущее было уже определено: Шани нашел ей место в одном из отделов центрального архиваспокойная и нетрудная работа практически в одиночку, что позволяло избежать возможного разоблачения.
Весна была совершенно не-аальхарнской, дождливой и унылойвесна была светлой, певучей, синей и золотой. У Шани были дела, множество дел, но потом он не мог вспомнить, чем занимался в академиуме, в допросных, в зале судана память приходила только солнечная комната, ветер, что играл с листами рукописи, и Хельга, которая всматривалась в стихотворные строки, иногда зачитывая что-то вслух. И если райего маленький личный райв принципе мог существовать, то он был здесь, в этой комнате.
Они были.
Они любили друг друга.
Счастья им было отведено ровно двадцать девять дней. А потом все закончилось.
Глава 7. Молитвенное колесо
Весть о том, что Превеличайший Круг Заступника отвоеван у неверных, прилетела в столицу на первый день поста и распространилась быстрее пожара в иссушенной солнцем степи. Мастера всех гильдий остановили работу, в школах и академиумах были отменены занятия, во всех церквях звонили в колокола. Надев праздничные платья, горожане высыпали на улицы. Всюду пели священные гимны, всюду царила и правила всеобщая радость и ликование, словно люди были свято уверены, что теперь-то, после обретения святыни, их жизнь коренным образом изменится к лучшему.
Наверное, Шани был единственным человеком в столице, не разделявшим поголовного восторга. Древняя реликвияэто, конечно, замечательно, новость сама по себе была превосходной, однако вместе с Кругом в столицу возвращался и Луш, и вряд ли этот факт можно было считать хоть сколько-нибудь доброй новостью. Принц смог соблюсти клятву до этого момента, но что будет дальше? Стоя на площади среди ликующих и веселящихся людей и глядя, как в город, подняв торжественные знамена с ликом Заступника, входят первые отряды кругоносцев, Шани мучительно размышлял о том, что же делать дальшеи ничего не мог придумать. Кругом пели, кричали, бросали в воздух шапки, совершенно незнакомые люди обнимались, словно старые друзья; Шани смотрел на них и ласковая улыбка, застывшая на его лице, постепенно превращалась в гримасу боли.
В конце концов, он махнул на все рукой и отправился во дворец инквизиции. Священный Круг должны были доставить прямо туда для подробнейшей экспертизы и заключения, является ли святыня святыней, а не каким-либо еретическим порождением. Сулифатские шейхи воевать не любят и не умеют, и вполне могли бы откупиться от воинов священного войска тем предметом, который в действительности не имеет никакого отношения к Заступнику. Пробиться сквозь толпу стоило немалых сил: всякий встречный и поперечный искренне желал с ним обняться и разделить свое счастье, но в конце концов Шани выбрался к стоянке транспорта, где стояла и его каретаи увидел Хельгу.
Дрегиль ничего не понимал в любви. Шани шел к девушке, глядя, как Хельга, небрежно привалившись плечом к дверце кареты, вдумчиво читает какие-то документы, и на душе у него было светлои для этого не понадобилось никаких чудес и заморских святынь. Все было рядомстоит только протянуть руку. Хельга оторвалась от своих бумаг и широко улыбнулась.
Добрый день, ваша неусыпность, на людях она была подчеркнуто сдержанной и официальной, но в зеленых глазах так и кувыркались озорные изумрудные бесенята. Простите за беспокойство, но мне нужна ваша подпись на гарантийном письме.
Шани вынул из поясной сумки походную чернильницу и перо и быстро расписался в том, что Хельгин Равиш достойно учился, проявил подлинное рвение в истинной вере и обретении знаний и вполне готов стать сотрудником архива. Хельга довольно улыбнулась и, спрятав письмо в карман, открыла перед Шани дверцу кареты.
Я вам понадоблюсь сегодня, ваша неусыпность?
Вопрос был скорее риторическим, чем действительно нуждавшимся в ответе. Шани взял ее за руку и негромко сказал:
Бегом в архив, потом в инквизицию. Туда привезли Круг Заступника, я буду проводить осмотр. Думаю, тебе будет полезно поучаствовать.
Хельга коротко тряхнула головой, словно паж владыческого корпуса.
Повинуюсь, ваша неусыпность, она поднялась на цыпочки, и горячий шепот обжег щеку Шани:Я тебя очень люблю.
Я тебя тоже, так же тихо сказал Шани. Хельга отошла в сторону, он сел в карету и постучал в стену, приказывая кучеру трогаться. Тот переливисто свистнул, огулял лошадей вожжами, и карета двинулась вперед. Хельга некоторое время смотрела ей вслед, а потом быстрым шагом направилась в сторону центрального архива и растворилась в праздничной толпе.
Если на улице то и дело хлопали фейерверки и раздавались разудалые веселые песни, то во дворце инквизиции царила сосредоточенная тишина, словно никому здесь и дела не было до народных гуляний снаружи, и серьезные братья инквизиторы не собирались разделять с горожанами их восторга. Шани прошел по основному коридору, быстро заглянул в пыточную, где Коваш вдумчиво и старательно работал с упорствующей в ереси ведьмой, и, убедившись, что его присутствие нигде не требуется, отправился в особый зал, куда несколько часов назад доставили Круг Заступника. Надо же, все считали его мифом, а сулифатские шейхи перепугались так, что взяли и где-то раздобыли. Наверно, стоит почаще у них что-нибудь искать из несуществующего, подумал Шани и, толкнув тяжелую, окованную освященным железом дверь, вошел внутрь.
В центре зала располагалось огромное тяжелое колесо, на первый взгляд действительно старинная вещь. Возле него уже расположились несколько младших коллег Шани, которые с задумчивой сосредоточенностью обмеряли колесо медными линейками и вносили результаты измерений в отчетные листы. Отвратительная казнь, подумал Шани, подходя вплотную, просто отвратительная. И кто ее придумал-то, хотелось бы знать Сначала палач ударами тяжелого железного прута переломает сперва ноги, затем рукитак было и с Заступником, если верить Писанию. Тот прут, кстати сказать, хранился в монастыре Кивуш и имел славу чудотворного Потом несчастного бога положили на это колесо, вбив в запястья гвозди, чтоб казнимый не упал, а колесо установили на шест, и Заступник долго лежал на нем, безразлично глядя в низкое аальхарнское небо и медленно умирая от боли и обезвоживания. Святой сотник Лонхен, помнится, отогнал ворон, которые вознамерились расклевать тело и глаза казнимого, за что Заступник пообещал: после же будешь со мной на Небесах
Предварительные результаты? осведомился Шани. Один из инквизиторов выпрямился и доложил:
Колесу минимум восемьсот лет, ваша неусыпность. После вознесения Заступника подобной казни подвергались недолго.
Ее после Всеобщего собора отменили как неподобающую для еретиков и грешников, подал голос второй его коллега. Как раз восемьсот лет прошло.
Шани протянул руку и дотронулся до черного твердого дерева, пытаясь понять собственные ощущения. Орудие омерзительной, позорной казни превратилось в символ верыи если это действительно был тот самый круг, то Шани сейчас прикасался к чему-то имевшему подлинную силу и подлинную власть и бывшему выше силы и сильнее власти. Оно было Шани не знал, как это назвать, но найденное колесо казалось сейчас смыслом и сутью вещей. Шани дотронулся до заржавленного грязного обода колеса, и его словно ударил легкий разряд токана какое-то мгновение он увидел и понял весь мир, в котором его ждали боль и смертьи ничего кроме. Это было страшное, призрачное ощущение прикосновения к чему-то, что он не мог объяснить, несмотря на все знания этого мира и всю науку недостижимой Земли.
Инквизиторы смотрели на него с настоящим, нескрываемым ужасом. Шани покачнулся, но на ногах устоял.
Ваша неусыпность, окликнул его один из них. Ваша неусыпность, что с вами?
Видимо, Шани в самом деле сильно изменился в лице, если эти крепкие мужчины, повидавшие самые разные виды по долгу службы, сейчас настолько испуганы. Он провел ладонями по щекам и негромко, но отчетливо произнес:
Ничего, братья, ничего Вы осмотрели крепления?
Инквизиторы подошли к колесу и некоторое время изучали тяжелые винты, которыми обод крепился к дереву, сначала соскребая, оттирая и вычищая въевшуюся грязь, а затем делая замеры. Шани внимательно наблюдал за нимипохоже, прикосновения к колесу никак на них не влияли.
Может, и ему просто показалось?
Крестовой винт, наконец, заключили инквизиторы. Такой тип был в ходу при языческих государях, то есть это примерно сто лет после казни Заступника. Потом стали использовать плоские винты
Дата, дата, поторопил их Шани и принялся копаться в ящике с инструментами. Мысль о том, что ему снова придется дотрагиваться до колеса, вызывала у него странный трепет, какой бывает, если стоять в горах над пропастью, когда так и тянет посмотреть вниз и изведать томительное счастье падения. Нам нужно определить время появления этого колеса, братья, помогите мне.
Втроем они с трудом открутили винты и сняли с колеса обод. Шани казалось, что он заживо препарирует человека. Затем он взял из ящика маленький рубанок и, мысленно попросив прощения у колеса, несколько раз провел им по деревянной грани. Инквизиторы дружно ахнули. Из-под лезвия закудрявилась темная стружка, и в воздухе отчетливо запахло терпким южным орехом. Шани провел ладонью по срезу, но, вопреки ожиданиям, больше ничего не случилось. Видимо, колесо уже сказало ему все, что считало нужным. Он опустил ненужный уже рубанок и произнес: