Вряд ли доберемся, со вздохом сказал Власов. Машина барахлит. Не дотянет.
Ладно, согласился лейтенант. Сколько дней потребуется?
На что? не сразу сообразил Власов.
На машину-то. Чтобы не барахлила.
Пару деньков, пожалуй.
Родичкин решительно встал, протянул Власову повестку.
Явитесь в прокуратуру.
И ушел.
Власов вышел на улицу. Закурил, затянулся раз-другой. «Вот незадача, что же делать? мучился он. Неужели безнадежно влип?» И побрел к дому.
И вдруг сердце тяжело забухало в груди. Ускоряя шаг, он уже знал, как дальше действовать: бежать, чтобы предупредить Кайля. «Может, все уладит», эта мысль засела в голове как гвоздь.
Утром Власов увидел Родичкина на автобусной остановке. «Никак уезжает? замедлил он шаг. Дай-то бог»
Миронов, оперативно получая информацию, следил за передвижением Власова. В город тот въехал под утро, машину поставил за соседним домом, у помойки. Проверив, нет ли за ним слежки, направился домой. На углу заметил одинокое такси с включенными подфарниками, которое, наверное, поджидало пассажира.
Почти двое суток продолжалась вахта у дома 27, что на Рыбинской улице. В небе загоралась утренняя заря, когда в подъезд прошмыгнул невысокий конопатый мужчина. Его загорелое темно-коричневое лицо при электрическом свете казалось черно-серым.
Первым делом Власов принял ванну. Вытерся мохнатым полотенцем, оделся во все свежее и пошел на кухню. И тут раздался звонок, который заставил его вздрогнуть.
Обычно уравновешенный, Власов стал замечать за собой нечто доселе необычное: с подозрением вглядывался он в каждого встречного, к чему-то прислушивался, настораживался и чего-то тревожился.
На лестничной площадке стоял Кайль. Он проковылял в комнату, опираясь на палку, достал из портфеля две бутылки коньяка и поставил их на стол. Затем извлек сверток, развернултам была закуска. Так же молча Власов принес с кухни тарелки, вилки, нож. Из серванта достал рюмки.
Сели. Кайль открыл бутылку, налил. Выпили. И всё молча: деловые люди говорят мало.
Хочу с тобой потолковать, начал Кайль.
Власов ждал этого разговора, готовился к нему.
Я уже дал показания, рассказал все, как было, упредил он вопрос.
Кайль поморщился. Снова наполнил рюмки и глубокомысленно изрек:
Любое дело, дорогой мой, поправимо.
В это время в дверях показалась жена Власова. Кайль не хотел вести разговор при свидетелях. Уловив еле заметный кивок гостя, Власов попросил жену сходить погулять. Женщина все поняла, тут же собралась и вышла из квартиры.
Кайль потянулся к портфелю, извлек из него пачку денег, положил ее перед Власовым.
Здесь две тысячи, сказал он. Они твои, но ты должен повторить мне то, что сообщил легавому. Какие он задавал вопросы и что ты отвечал?
Обэхээсник знает о вашей даче. Я сказал, что сделал пять рейсов. Перевез
Ладно, перебил Кайль. Он опять потянулся к портфелю, вынул пачку сторублевок и положил их сверху пачки, лежавшей перед хозяином квартиры.
Здесь еще три тысячи. Они твои, но заглядывая в глаза Власову, медлил гость. Твои, но ты должен изменить показания.
Кайль верен себе: за крупные сделки платил крупно.
Как? Разве это возможно? удивленно заморгал Власов.
Все возможно, ухмыльнулся Кайль. Если спросят, где разгружался, назови заводы «Красная заря», «Новатор». Понял? А про мою дачу скажешь: «Был, возил всякую старую рухлядь с квартиры». Больше от тебя ничего не требуется. И так держись.
Разговор Власову давался нелегко. Гость наполнял рюмки, покровительственно разъяснял:
Я даю деньги за твою твердость. Они тебе пригодятся. Участок получишь, дачу построишь. Он помолчал, насупился:Ну, а если нарушишь договор Словом, есть люди, которые произведут расчет. Тышофер, всякое может случиться
Власов, опустив голову, думал. Он и сейчас мог встать и возмутиться: за кого, мол, вы меня принимаете? Это был бы настоящий мужской поступок. Но он не возмутился
Выпил залпом очередную рюмку и протянул руку. Ладонь была мокрой. Брезгливо поморщившись, Кайль дотронулся до нее пальцами, встал и вышел.
Вошедшая жена застала Власова за странным занятием: пошатываясь, он сновал по комнате, соображая, куда бы сховать деньги.
И не вздумай прятать, решительно сказала она. Сейчас же Слышишь, немедленно отнеси куда следует
Ты с ума сошла, набычился Власов.
Пока они препирались, снова звякнул дверной звонок. Власов шагнул к серванту, дернул ящик, сунул в него деньги. Жена пошла открывать и вернулась с какими-то незнакомцами.
Майор милиции Миронов, показав удостоверение, представился один из них. Кто это тут пировал?
Власов съежился. Хмель разом выветрился из его головы. Он недоуменно поглядывал то на майора, то на жену.
Бутылки и рюмкивсе на «пальчики», не дожидаясь ответа, распорядился Миронов. И, повернувшись к хозяину, строго спросилГде деньги? Деньги, которые вам передал Кайль!
«Значит, жена все уже рассказала», мелькнула у Власова догадка. Его лоб покрыла испарина.
Я готов их выдать, неестественно дернув плечом, проговорил он. Я согласен
Хорошо, сказал майор, но сначала расскажите, о чем вы договорились с Кайлем.
Власов, пряча дрожащие руки, повторил весь разговор. Согласился показать место, куда доставлял различные грузы, подробно описал приметы молодых людей, помогавших разгружать машины.
Власовы добровольно выдали деньги ОБХСС и подтвердили свои показания на очной ставке с Кайлем. Отпечатки его пальцев были обнаружены на денежных пачках, на рюмке и бутылках из-под коньяка. Доказательства весомые. Кайль вынужден был их признать. Прокурор дал санкцию на арест.
Расследование пошло более спокойно. Изучались связи Кайля за время его руководства так называемым отраслевым технологическим отделом, допрашивались его «подчиненные» и должностные лица, осуществлявшие «руководство» подпольной организацией, проводились многочисленные экспертизы и проверки. Все это надлежало провести в установленное время: сроки задержания и предварительного расследования строго определены законом.
И тут произошло непредвиденное: роль Кайля взял на себя Грилов.
9
Мысль об аресте Грилова возникала и раньше, но окончательно созрела после допроса Соркина. И тут вдруг вышла осечка: Соркин круто изменил свои прежние показания. Он решительно отказался от всего, что говорил раньше: сбором денег не занимался, Качкова и Кайля оговорил.
Как же так? Соркина изобличали более тридцати человек, с которых он собирал деньги. Попытки убедить его говорить правду не дали результатов.
Проявив непонятное упрямство, Соркин стоял на своем. Пришлось его арестовать. Только в следственном изоляторе он одумался и передал письмо на имя прокурора города. «Я раскаиваюсь в своем неправильном поступке, писал Соркин. Свои показания я изменил не по своей воле, а под давлением начальника управления Грилова». Далее он подробно рассказывал, как все происходило. Грилов вызвал его к себе, долго уговаривал изменить показания, суля надежную защиту и высокооплачиваемую должность ему и его жене. Соркин не соглашался, тогда Грилов стал его шантажировать. Чего он только не говорил! С работы выгонит, сделает вечным изгоем, уволит и жену. Словом, не будет им жизни в Ленинграде.
Белов вынес постановление на арест Грилова. Но в то время действовала такая практика: прежде чем истребовать санкцию на арест коммуниста у прокурора, необходимо было получить разрешение соответствующего партийного органа. В данном случаепервого секретаря обкома партии.
А как получить такое разрешение? Доложили своему руководству, попросили обратиться к первому секретарю обкома. Те долго советовались и дали такой ответ:
Нет, этим делом мы не станем заниматься. Думайте сами
Понимать следовало так: сами заварили кашу, сами и расхлебывайте. Белов позвонил Миронову.
Алексей Павлович, есть разговор. Можешь приехать?
Тот не заставил себя ждать.
В тот вечер они засиделись дольше обычного. Начали писать обстоятельную докладную записку. Работали увлеченно, компоновали, шлифовали, как можно четче формулируя мысль, сокращали. Все равно получилось много: 22 страницы на машинке.