Всёпоследняя капля сил выплеснулась с жарким выдохом. В груди желеобразно дрожало и раскаленно пекло. В широко распяленном рту все иссохло. До скрежета шершавого как напильник языка об зубы. Сжавшееся комом сердце встало колом где-то в трахее и окончательно перекрыло дыхание Всё!
Ленка остановилась, с трудом удерживаясь от всепоглощающего желаниябезжизненным кулем рухнуть на землю. От дикого переутомления и жуткого страха её мутило и трясло. В буквальном смыслеколотило. Ну не осталось у нее больше сил. Вообще ни на что. Обреченной жертвой, Птица медленно развернулась лицом к предстоящемувсе-таки настигшему её кошмару. Не отпуская брата, вцепившись в него как в последнюю надежду, тоскливо подняла глаза на своих преследователей. Стыло вгляделась в перешедшие на шаг приближающиеся фигуры. Двое. Обычные мужики, ничем еще вчера не выделяющиеся из окружающего. Неопрятные, заросшие, опухшие и неухоженные. Таких и у них на поселке девять из десятка. А кем они сейчас себя ощущаютчто за стая за ними стоит, да не все ли равно?
Стай этих сейчас всякихразных столько развелось! Разномастное зечье, «амнистированное» произошедшим внезапным катаклизмом. Примкнувшие к ним прежние сидельцы. Вояки пятнистые. Преимущественно кожаные молодежные стаи, мнящие себя волчьими, но по повадкам чисто шакальи. Этническиечернявые и смуглые племена. Мусорские безжалостные бригады. Поговаривают, где-то даже какие-то сектанты, чуть ли не людоеды, появились. Повылазило нечисти! Отребья всякогобольше чем людей. А чего таким теперь бояться? У кого за плечами банда больше, тот и рулит куда захочет. И берет, что взять в силах и в своем праве считает.
И чего ты столько бежала, дуреха? Ну, не боись, кукла. Дяди добрые. Хорошие. Отпусти малого погулятьпусть поиграет пацанчик. Чего ты в него вцепилась-то, дурашка? А мы с тобой тоже, чем заняться найдем, красивая. Ну, комон эврибади! гнусненько осклабился тот, что заходил справа, продемонстрировав широкую щербатину меж кривых длинных и желтых заячьих зубов. Лет тридцативысокий, худой, узколицый, лупоглазый и сутулый. С незоразмерно длинными обезьянними руками, заканчивающимися широченными кистями и непропорционально тяжелой нижней лошадиной челюстью.
От его одежды едко тянет застарелым вонючим потом, изо ртакрутым ядреным перегаром и мерзким гниением давно нечищенных нездоровых зубов. Даже с двух метров через весеннюю свежесть этот тяжелый шлейф от его зловонного амбре прошибает до одури и отвращения. Светлые выпученные глаза навыкат уже вовсювесело подминают и гнут Птицу и грубо ощупывают всю целиком.
Пахом, ты зацени какая цаца! Конфетка! Ох, не зря пыхтели! обметанные, похоже с хронического похмельного сушняка губы, кривятся хищной радостью и сладостным предвкушением.
Сейчас еще попыхтим. Теперь втроем! А потом еще и пацанов угостим такой фифой. Молоденькаяэх! второго, немолодого, лет сорокамелкого худосочного мужичка с колючими, хитроватыми и настороженными глазенками, аж передернуло в плечах. Ох, и люблю же малолеточек! Да еще таких чистеньких, незатасканных.
Слышь, а можетобломается братва? Жалко такой файной кралей делиться. Давай её чисто под себя оставим, а? На двоих у нас будет матрешка?
Может и оставим. Только сначала опробуемстоит ли, рассудил, видать более опытный по этой части, Пахом, Мож она бревнобревном.
Ниче, раскочегарим. Захочет! Чтобы сопляк её живой былуж постарается! уверенно сказал обезьянорукий. Этот, похоже, был более подкован в области принуждения и подчинения. Он тебе кто, брат? Чё молчишь, кукла глазастая? Тебе теперь ласковой и послушной быть надо. Очень послушной. Понравится нам, как ты нас ублажать и горячо любить будешьможно будет и о дальнейшей жизни поговорить. И твоей и брательника твоего. Но тебе придется очень постараться. С огоньком и фантазией! он весело подмигивает Ленке выпученным глазом.
Этот сутулый дрищ, еще месяц назад, явно заранее опускавший или отводивший в сторону взгляд перед каждым мало-мальски крепким и уверенным в себе, идущим навстречу мужикомсейчас ощущал себя полновластным хозяином положения и единственным владельцем жизней Ленки и Пашки. Да, по-сути и являлся таковым среди этого грязного поля. И роль эта ему безумно нравилась. И сам он в нейсебе нравился до безумия.
Рыщущий и затравленный взгляд Птицы зацепился за большуший нож«свинокол» на поясе плюгавого Пахома и с трудом не сфокусировавшись только на нем, заметался и со стороны абсолютно бессистемно засерфил дальше. Только теперь уже не на единый миг не выпуская этот, возможно спасительный предмет, из поля зрения. Его и еще наборную рукоятку крафтовой зоновской финки, торчащую из заляпанного грязью берца длиннорукого. Топор лупоглазого и громадный тесак Пахома, даже теоретически рассматривать в качестве последнего и единственного шансабыло не очень реально. Ленка заставила себя опустить на землю притихшего и даже не пытающегося этому воспротивиться, как-будто что-то понявшего, брата.
Вот и умница, громко с натужливым усилием и сипом, отхаркнул желтую слизьвсе еще до конца не отдышавшийся задохлик Пахом, не брившийся, похоже, еще с самого начала катаклизма. Впрочем, небритостью нынче никого не удивишь. Таких сейчас большинство.
Давно бы так, поддержал кореша сутулый, Чё, Пахомычгде мы этой Мальвине тест-драйв забацаем? Прямо здесь или может, до дач дойдемвон совсем ведь рядом уже. Ты кстати если хочешь перекури, отдохни малость, а я пока её продегустирую, и снова подмигнув Ленке рыжими, опаленными где-то ресницами, предвкушающе противно гоготнул.
Чего ходить попусту? хрипло с отдышливым присвистом рассудил Пахом. Сейчас заценимкак она губешками работает для начала. А там и видно будет Иди сюда малаяпокажи что можешь, смуглой не то от природы, не то от грязи рукой, задохлистый мужичок засуетился в области ширинки, своих грязнющих и вперемешку забрызганных бурыми и маслянными пятнами, джинсов. Второй рукой он вцепился в солдатскую флягу поднесенную к запрокинутой патлатой грязноволосой и нечесанной голове. На морщинистой шее судорожно заходили две какие-то индюшиные складки.
Ну, лады, Пахом! А я тогда ей для починасзаду рогатку раздвину, и в очко отъелдачу с энтузиазмом откликается щербатый обезьян, холодно блестнув влажным металлом в глубине криво раззявленного рта, Ща такую порнуху замутим! Давно у меня молоденьких не было. Ух и станок! Рабочий! Ну-ка избушка, становись ко мне задом, к Пахому передом, он, по-жеребячьи всхрапывая, громко заржал.
Укрывая ненависть и брезгливость, ударившие в голову упругой горячей волной, Ленка опуская глаза на уровень пояса старика, кивнула.
Тихо Пашенька, посиди вот здесь маленький. Леля сейчас. На вот держи, поиграй пока, оттащила его на пять шагов в сторонуподальше, чтобы дотянуться ни один ни другой до ребенка не смог и сунула под нос братишке связку побрякивающих ключей. Сама же, забыв о страхелишь параноидально лихорадочно просчитывала и выверяла оптимальную последовательность дальнейших действий. Быстро нагнуться к паху Пахома, не дожидаясь пока сутулый начнет требовать стягивать джинсы, взять старика под яйца левой рукой, якобы потянуться туда же правой и выдергивая у него из ножен клинокизо всех сил быстро и резко до упора сжать левую ладонь. Это должно хоть на время, а при удаче и надолго, сделать плюгавого не опасным. Оттолкнуть его левой. Правой выдернув нож и развернувшись а там уже и не просчитать. Главное стремительность! Они ведь уверены, что она сломалась и готова на все. По глазам козлячим видно. Довольны, уроды вонючие!
А у вас выпить есть чего? для дополнительного расслабления клиентов, заставив себя улыбнуться этим уродам, спросила Птица.
О, видал старыйдевушка созрела! гыкнул дрищ потянувшись к фляге на боку, снова обдав Ленку ароматом тухлятины, Конечно есть. Что мы не джентльмены? Коньяк! произнес так горделиво, словно всю жизнь пил исключительно дорогие напитки, а не шмурдяк в подворотне.
«Может попробовать «поперхнуться» и ослепляюще «брызнуть» молодому в глаза? Нет слишком сложно, да и Пахом непроизвольно напряжется. Или попробовать? Думай быстрее дура!Что это? Кто там еще?»