Тарасов побледнел. На его лбу выступила испарина.
Господин офицер, я не знаю, почему я оказался в этих списках. Я не враг Германии и переходил линию фронта с надеждой, что смогу сохранить свою жизнь, а выходит, я ошибся и опрометчиво поверил Ивану, который рассказывал мне о сытой жизни в Германии. Что ж, за ошибки нужно
У вас еще будет время переговорить на эту тему со своим товарищем. Если хотите жить, то подпишите вот этот документ. Это ваше согласие на сотрудничество с германской разведкой.
Александр взял ручку и, не читая, подписался.
Теперь вы можете пообщаться с товарищем. Затем вас покормят и отправят в одну из наших разведшкол. Вы меня поняли?
Тарасов кивнул. Когда из кабинета вышел офицер, он обнялся с Иваном.
***
Проценко долго рассказывал Тарасову о своих приключениях: о том, как проходил проверку, как некоторое время сидел в гестапо. Из его рассказа Александр понял, что их переход через линию фронта был воспринят немецкой разведкой неоднозначно. Многие из Абвера считали, что их побег из заключения был спланирован и организован НКВД, а сам Проценко был перевербован советскими чекистами.
Тебя, наверняка, тоже трясли, как грушу? поинтересовался у него Проценко.
Да. Сначала со мной мирно беседовали, а потом начался разговор с пристрастием. Били профессионально, как умеют бить в подобных учреждениях. Мне кажется, что отбили почки и сломали несколько ребер. Я и сейчас кое-как передвигаюсь.
Ты действительно плохо выглядишь, Саша. Но сам знаешь, кто сильнее, тот и прав. Месяц назад меня перевели из Варшавской разведшколы в Борисов, в филиал нашей школы. Я работаю там инструктором, но думаю, что это временное явление и меня снова отправят в Россию. Хочу похвалиться: руководство школы представило меня к награде. Знаешь, я бы сейчас снова вернулся в Казань: красивые там места.
Зачем? Что ты там оставил такого, чтобы вновь подвергнуть свою жизнь риску? Может, какие-то ценности?
Проценко вздрогнул и посмотрел на Тарасова.
Может, и ценности, Саша, и притомбольшие. Я там подготовил немного для будущей жизни, а вот вывезти не смог. Меня тогда чекисты повязали. Часть ценностей пропала, а вот другая, думаю, осталась и поджидает меня.
А ты, Ваня, попроси руководство отправить тебя туда. Добровольцы и немцам нужны.
У нас так не положено. Это сразу вызовет интерес у СД. Сейчас они все подбирают к своим рукам. Наш шеф, Канарис, уже не такой, каким был до войны. Самое главноеон потерял доверие фюрера.
Откуда ты все знаешь?
Да немцы сами об этом болтают. Но это только между нами.
В комнату заглянул солдат и махнул им рукой. Они вышли из кабинета и, продолжая непринужденный разговор, направились вслед за ним. Проценко открыл дверь и первым вошел в помещение. Тарасов не сразу понял, что это была солдатская столовая.
Садись и ешь, предложил ему Иван. Да не зыркай глазами по сторонам, здесь чужих людей нет. Тут будущие курсанты нашей разведшколы.
Среди сидящих за столами Александр увидел и Проскурина. Тот, заметив на себе пристальный взгляд Тарасова, покраснел и отвернулся в сторону.
Что, кого-то из знакомых увидел? спросил Проценко и улыбнулся.
Отгадал, ответил Александр.
Проценко, сняв с головы каракулевую шапку, сел за стол.
Видишь, Саша, что делают с людьми голод и холод? Ничего удивительного. Это единственная возможность каким-то образом выжить в этих непростых условиях.
Слушай, Ваня, а как ты нашел меня?
Проценко громко засмеялся, чем привлек к себе внимание военнопленных.
Эх, Саша, Саша. Германия, это не Россия. У немцев каждый человек на учете. А если честно, то я о тебе узнал, лишь за полчаса до нашей встречи. Этот фильтрационный лагерь является своеобразным инкубатором для нашей школы. Я случайно увидел твою фамилию в списке на уничтожение и уговорил своих немецких руководителей пригласить тебя для беседы. Вот так-то, Тарасов. Если бы не я и не этот счастливый случай, лежал бы ты завтра во рву с прострелянным затылком. Выходит у тебя сегодня второй день рождения.
Александр промолчал и с жадностью набросился на еду: такой вкусной пищи он никогда не ел.
А теперь, Саша, слушай меня внимательно, перейдя на шепот, начал говорить Проценко. Сегодня вечером вас отправят в Борисов. Там находится наша разведшкола. В дороге ты ни с кем не знакомься и в разговоры не вступай. Наверное, понял почему? В школе веди себя также: там кругом люди, работающие на гестапо, так, что можешь сгореть без дыма. Старайся понравиться инструкторам из числа немцев. Их мнениеглавное в школе. Понял? И еще, в школе держись подальше от меня. Что смотришь? Думаю, что так будет лучше и для тебя, и для меня.
Не дав Тарасову что-то сказать, Проценко встал из-за стола и направился в сторону выхода. Проводив его взглядом, Александр быстро доел и, собрав со стола хлебные крошки, кинул в рот.
Быстрее, быстрее, послышалась команда. Закончить прием пищи!
Тарасов надел пилотку и направился к выходу.
Александр! Как ты себя чувствуешь? услышал он позади себя голос Проскурина.
Лучше, Миша, чем ты думаешь, коротко ответил он.
За дверью столовой выл ветер, от звука которого невольно стыла кровь в жилах. Пустые консервные банки, развешанные по колючке, гремели на разные голоса, вызывая у караульных собак приступы непрекращающейся злобы: они бегали вдоль рядов колючей проволоки и рвались с цепи.
Будущих курсантов построили на плацу и быстро пересчитали. В открытые ворота въехали два грузовика, покрытых тентом. Последовала зычная команда, и все быстро расселись в машинах.
«Выходит, много тех, кто изъявил желание служить немцам, подумал Тарасов. Если бы мне раньше сказали, что будет так много предателей во время войны с Германией, я бы никогда не поверил в это».
Несмотря на то, что тент машины едва сдерживал сильные порывы ветра, в кузове было заметно теплее, чем на плацу. Тарасов забился в дальний угол и, удобно разместившись на сиденье, закрыл глаза. От вкусной и сытной пищи его сразу потянуло в сон. Он, то открывал глаза, когда машина попадала в яму или наезжала на кочку, то снова закрывал их под тяжестью налившихся свинцом век. Сколько они ехали, он сказать не мог. От сильного толчка он открыл глаза. Машина, проехав еще метров сто, остановилась. Их высадили на перроне небольшой станции, окруженной лесом. Немецкие солдаты, закутанные в какие-то шерстяные платки, быстро построили прибывших военнопленных и погнали их к «теплушкам». Минут через пять раздался гудок паровоза, и эшелон тронулся.
***
Тарасов сидел в углу вагона с закрытыми глазами. Несмотря на позднее время, он никак не мог заснуть. За стенкой вагона завывал ветер. Дрова в печке-буржуйке почти догорели. Он встал с места и, подойдя к печи, сунул в топку два березовых полена. Вернувшись на место, он снова закрыл глаза.
«Половина задания выполнена. Дня через два я буду в разведшколе. Интересно, а что потом? Вдруг я не пройду по каким-нибудь данным, подумал он. Тогда останется лишь одновозвращаться обратно через линию фронта. Погоди, Тарасов, не пори горячку. Как это так, не пройдешь? Ты забыл о приказе пробиться в школу и закрепиться в ней. Ты же сам знаешь, что бывает за невыполнение приказа».
Кто-то толкнул его в плечо. Он открыл глаза. Рядом с ним разместились двое одетых в шинели военнопленных.
Слушай, Илья, не обращая никакого внимания на Александра, начал шептать один из них. ты никого из наших знакомых не заметил? А я вот срисовал одного из них. Это наш батальонный комиссар. Я хорошо помню, как он рвал глотку в клубе, доказывая всем нам, что немцы не нападут. А сейчас, по всей вероятности, хочет через них вернуться обратно к своим.
Погоди ты, не трынди. Тогда все об этом болтали, кому не лень. А почему ты меня спрашиваешь?
Я хочу об этом рассказать оберлейтенанту Крузе. Пусть проверят, с какой целью он затесался в наши ряды? Вот, поверишь этому человеку, а он тебе нож в спину.
Заметив, что к их разговору прислушивается Александр, они замолчали на какой-то миг, а затем начали рассказывать друг другу о том, что делали до войны. Александр сидел и, закрыв глаза, размышлял: