***
Лес встретил Вагнера тишиной и прохладой. Где-то вдали слышался грохот мощных орудий, а здесь все цвело, порхали напуганные шумом моторов птицы. Гауптштурмфюрер СС вышел из машины и, осмотревшись по сторонам, направился к поляне, на которой один к одному, словно на параде лежали убитые солдаты третьего Рейха.
«Да, вот онигенофонд страны, с некоторым сожалением подумал Вагнер. Как же так, вы лежите здесь, а эти русские умчались на своих грузовиках. Судя по примятой траве, здесь лежали русские и ждали, когда вот эти парни подойдут к ним на прицельный выстрел».
Пройдя вдоль линии, которую занимали красноармейцы, он, наконец, остановился около куста с надломанной ветвью. Вагнер посмотрел по сторонам, больше кустов с надломленной ветвью он не заметил. Его взгляд выхватил из окружающей зелени куста блестящую на солнце гильзу, которая была надета на тонкую веточку. Офицер осторожно взял в руки гильзу, потряс ее и, достав из нее свернутую в трубочку записку, развернул ее.
«Внедрение прошло успешно. Кажется, мне поверили», прочитал Вагнер.
Он посмотрел снова по сторонам и бросил гильзу на землю.
«Теперь я всегда буду знать, где находится колонна и что замышляет Никитин», подумал он.
Хубе! окликнул он своего ординарца. В штаб!
Ординарец услужливо открыл заднюю дверь тяжелого «Майбаха». Гауптштурмфюрер СС коснулся плеча водителя стеком и машина, ласково урча двигателем, тронулась.
«Где-то среди этих лесов, дорог вот уже несколько дней двигаются русские грузовики, набитые золотом и драгоценными каменьями. Где они находятся сейчас, он не знает. Может, где-то рядом. Берлин торопит, Кальтенбрунеру нужно золото, это понятно. Неужели он не понимает одного, что отыскать русские машины в этих лесах и болотах равносильно розыску иголки в стоге сена. Впрочем, ему все равно, как я буду искать эти машины, кто я для него? Простой офицер СС, каких много в Германии. Ясно пока одно, если я не найду золото. О, мой, Бог! Страшно подумать, что меня ожидает».
Машина резко остановилась. Вагнер взглянул в окно автомобиля. Мимо машины солдаты проносили тело убитого унтер-офицера. По коже гауптштурмфюрера пробежали мурашки. Он сразу узнал этого молодого светловолосого парня с чудесной улыбкой. Именно этот унтер-офицер остановил его машину на развилке проселочных дорог. Он опустил стекло и подозвал к себе солдата.
Что здесь произошло? спросил он у ефрейтора.
Похоже, русские, господин гауптштурмфбрер. Сейчас их везде много.
Я и без тебя знаю, что это сделали не немцы! произнес Вагнер, чувствуя, что начинает выходить из себя. Я тебя спрашиваю, что произошло, а не кто, убил!
К машине подбежал фельдфебель и, выбросив в нацистском приветствии руку, начал докладывать, что час назад на боевое охранение их саперной роты напоролась группа русских, выходящих из окружения, численностью около полуроты. Сбив боевое охранение, они буквально растворились в лесу.
«Варвары, снова подумал Вагнер. Сражаться, когда война уже проиграна, просто глупо. Фанатики!»
Машина снова тронулась. Гауптштурмфюрер СС положил на колени автомат. Холодная сталь металла немного успокоила его. Он снова подумал о золотом конвое.
«Буду просить командующего армии, чтобы он выделил специальную группу для преследования и уничтожения русской колонны», размышлял он.
Наконец машина выехала из леса. Вагнер облегченно вздохнул и, отложив автомат в сторону, закурил. Встречный поток воздуха нежно ласкал его волосы, и жизнь снова приобрела для него привычные формы.
***
Колонна машин осторожно вошла в небольшой поселок, который попался им по дороге. Когда-то здесь находился районный центр, сейчас же половина этого населенного пункта лежала в руинах. То тут, то там валялись брошенные людьми чемоданы, баулы, мешки, набитые домашним скарбом. Вся эта картина поспешного бегства была столь удручающей, что вызывала у красноармейцев чувство безысходности. На дорогу из кустов выскочила раненая корова, которая, волокла за собой по пыльной дороге вывалившиеся из утробы внутренности. Буренка громко мычала, словно просила у людей помощи.
Товарищ лейтенант, обратился к Никитину водитель, как-то не по-человечески получается. Животное мучается.
Я тоже об этом подумал, ответил он и попросил остановить машину.
Офицер достал из кобуры пистолет и направился к буренке. Та, словно почувствовав смерть, смиренно стояла у обочины дороги и большими глазами смотрела на подходящего к ней человека. Неожиданно для Никитина, из глаза животного выкатилась крупная слеза и упала в пыль. Он медленно поднял пистолет и направил его в голову коровы. Клим хорошо видел, как задрожала рука офицера. Раздался хлесткий выстрел. Передние ноги животного подкосились, и она с глубоким вздохом повалилась на землю. В больших глазах коровы застыло полуденное небо. Сунув пистолет в кобуру, Никитин направился к машине. Он достал из полевой сумки карту и, сложив ее у себя на коленях, стал карандашом отмечать маршрут своей группы.
Клим! В трех-пяти километрах отсюда должен находиться мост через реку. Необходимо проскочить по мосту, прежде чем немцы его разобьют.
Вы думаете, что он еще цел, товарищ лейтенант? А если, нет?
Не знаю. Вон видишь толпу беженцев? Думаю, если бы мост был разрушен, они бы туда не двигались.
А может они не знают, что он разбит?
Никитин не ответил, так как первые автомашины их группы поравнялись с беженцами. Автомашины, повозки, велосипеды и подводы, груженные домашним скарбом, непрерывным потоком двигались в сторону Смоленска. Люди еще, похоже, не догадывались, что они оказались в окружении и двигаться куда-то на восток, просто не имело никакого смысла. Казалось, что этот огромный и неиссякаемый людской поток был бесконечен. Броневик, а затем и полуторки, непрерывно гудя клаксонами, были похожи на мощный ледокол, который пытался взломать это бесконечное море человеческого страха и горя.
Дорогу! Дорогу! кричал выбравшийся на порог автомобиля Никитин, размахивая пистолетом.
Однако люди и не думали освобождать дорогу. Они шли вперед и не обращали никакого внимания на его отчаянные крики. Вскоре он понял, что окончательно сорвал голос и сел обратно в кабину полуторки. Южный летний ветер лениво гнал по изрытому воронками полю ворох каких-то уже никому не нужных бумаг, кругом валялись брошенные во время воздушного налета вещи, а в пыльном кювете догорал завалившиеся на бок автомобиль. Десятки трупов убитых животных и людей, лежавших вдоль дороги, не могли оставить его равнодушным. Воздух был наполнен запахом разлагающихся на солнце тел.
Клим! Ты только посмотри! Что делают, сволочи! произнес Никитин. Никого не жалеют, ни стариков, ни детей.
Водитель промолчал. Какое-то внутреннее предчувствие говорило ему, что он непременно погибнет, так и не добравшись до Смоленска. Ему было страшно не за себя, ему было страшно за семью, ведь он должен был демобилизоваться из армии осенью этого года. Он посмотрел на лейтенанта, который сидел рядом с ним и отрешенно смотрел на дорогу.
«Не понимаю, к чему весь этот спектакль? размышлял Никитин, тупо глядя на кузов передней машины. Почему нельзя было отправить нашу колонну раньше? Немцы бы все равно узнали о ней».
Машину резко тряхнуло. Он попытался машинально упереться ладонью в лобовое стекло и чуть не вылетел из машины, забыв, что у автомобиля было выбито стекло. Никитин посмотрел на дорогу. Посреди дороги стола легковая машина, преградив путь его колонне. Около машины стоял генерал-майор и офицер в звании подполковника, чуть в сторонеохрана, выставив перед собой винтовки. Заметив колонну автомобилей в сопровождении броневика и танка, офицер побежал в их сторону.
Стой! Стой! закричал он, размахивая пистолетом. Кто старший!
Я, коротко произнес Никитин, покидая кабину грузовика. В чем дело, товарищ подполковник?
Кто такие, откуда, номер части? снова закричал он, тыча стволом пистолета в грудь Никитина. Драпаете, суки! А кто будет защищать Родину? Что молчишь?
Он перевел свой взгляд с одной машины на другую.
Что у вас в машинах? Нахапали добра и в тыл! снова закричал он. Расстреляю!