Может, ты забыл, Афанасий, как валялся у меня в ногах, прося хоть какой-то работы. А теперь, вот тыначальник, а ямироед.
Вот это можете забирать в Совет, произнес чекист и указал рукой на резной буфет. Думаю, что лишним он у вас не будет. Ткани и полотенцаотдайте малоимущим сельчанам.
Переписав имущество, комиссия покинула дом, уводя с собой ее хозяина. Отец Лихачева вернулся домой через неделю. Он заметно похудел, лицо было серым, а в глазах его появился недобрый огонь. Он выпил стакан самогона и направился в баню.
Запомни, сынок, убивать их нужно, всех без всякого разборапроизнес он, сунув под мышку чистое нательное белье. Нет у них ни Бога, ни черта. Они сами хуже дьяволов.
Что так? спросила его супруга.
Знаешь, сколько они постреляли? Перебили всех: Михайловых, Гуревичей и многих других.
Прошло около года и вот они снова столкнулись лицом к лицу: Лихачев и Беркович.
Это почему, ты решил, что я не могу служить Советской власти? спросил его Лихачев. Власть она и есть власть, ей служить нужно. Вот видишь, тыголодранец, а я из зажиточных крестьян, как ты говоришь, а будем вместе служить власти. Выходит, власти безразлично, кто ей служит
Власти может и безразлично, а мне вот нет! ответил Беркович и словно молодой петух, выпятив вперед грудь, двинулся в сторону Бориса.
Заметив это, Лихачев сплюнул на землю и демонстративно отвернулся от Берковича. Тот схватил его за руку и их взгляды встретились. В глазах обоих сверкала ненависть.
Тогда, что ты сидишь здесь на завалинке и точишь лясы. Иди, расскажи военному комиссару, что они сделали ошибку, призывая меня на службу. Может, он и послушает тебя и отпустит меня домой. Давай, иди, а я посмотрю
После этих слов, Лихачев заметил, как около Берковича моментально образовалась группа молодежи, которая с нескрываемой ненавистью наблюдала за их спором.
«Похоже, драки не избежать, подумал Лихачев. Пусть только тронут, посмотримкто кого».
Борис Лихачев был сильным от природы парнем и не боялся с помощью кулаков решать возникавшие в жизни проблемы. Он уже приготовился ударить Берковича в кончик носа, но вдруг входная дверь сельсовета резко распахнулась, и на пороге появился военком. Все повернули головы в его сторону.
Ну что, воины, готовы отдать свой гражданский долг Родине? громко спросил их военком. Сейчас подойдут подводы и тронемся на станцию.
Товарищ военком! обратился к нему Беркович. Скажите, а вы знаете, что Лихачев из кулаков? Как же мы будем служить вместе с ним. Они с отцомвраги нашей власти
Погоди, Беркович, не тараторь. Может, у него, как ты говоришь, отец и кулак, но причем здесь он? Ты же видишь, что он добровольно прибыл на сборочный пункт, а это значит, что он осознал свое социальное положение и готов искупить вину перед Советской властью.
«Ну, погоди, Беркович, придет время, и ты еще умоешься кровью», подумал Борис.
Якомсомолец, товарищ военком, и я обязан был доложить вам о Лихачеве, уже менее уверенно произнес Беркович.
Молодец, Беркович! громко произнес военком. Как говорил товарищ Сталин, с победой пролетариата классовая борьба не только не прекращается, а наоборотусиливается. Если бывший враг склоняет голову, мы должны быть милосердны к нему, так как он уже не опасен.
Из-за ближайших домов показались две подводы. Призывники побросали в них свои вещевые мешки, попрощались со своими родными и близкими. Послышалась команда, и подводы медленно двинулись в сторону станции.
***
Служба Лихачеву давалась легко. Командир роты неоднократно приводил его в пример другим бойцам. Он легко выполнял все нормативы по боевой и физической подготовке, был активным и на политзанятиях. Однако, он постоянно ловил на себе взгляд Берковича, который не сулил ему ничего хорошего. Однажды, в мае 1941 года, находясь в наряде, он услышал разговор Берковича с одним из бойцов роты, которые неодобрительно высказывались о «чистке» в рядах Красной армии.
Василий, я сегодня получил письмо из дома. Мать пишет, что немецкие самолеты ежедневно пролетают над нашей деревней. Спрашивает меня, будет ли война с Германией? Вот я и думаю, если начнется, то кто поведет наши войска в бой. Тухачевскогонет, Блюхеранет, Якиранет. Сотни арестованных и расстрелянных командиров. Разве что Ворошилов и Буденный
А может, немцы просто нас пугают, то есть, берут на «понт». Главное напугать, а там делай, что хочешь.
Нет, Василий, немцы не пугают, этоне бандюги. Они заставляют нас привыкать ко всем этим полетам. Когда привыкнем, вот тогда они и ударят по нам.
Да брось ты! Мы сами можем ударить по ним так, что только мокрое место останется от немцев. Ты только посмотри, все леса забиты войсками, на аэродромах тысячи самолетов, новые танки. Разве этого мало?
Похоже, они что-то заподозрили, поэтому замолчали. За дверью стало тихо. Борис вовремя успел отойти от двери. Она неожиданно открылась, и из-за нее выглянуло напуганное лицо Василия. Убедившись, что их никто не подслушивает, они продолжили свой разговор.
«Вот ты родимый мой и попался, подумал Лихачев, потирая ладони. Дождался».
Всю ночь он писал донесение начальнику Особого отдела полка. Немного подумав, он дописал, что Беркович плохо отзывался и о товарище Сталине, называл его палачом русского народа. Закончив писать, он долго думал подписываться под доносом или нет. Наконец он принял решение, сложив листочек бумаги, пополам, он оставил свой пост и, скрываясь в тени зданий и казармы, Борис направился в кабинет начальника Особого отдела полка.
Утром следующего дня выдалось как никогда теплым и солнечным. Сменившись с поста, Лихачев направился в распоряжение своей роты. Навстречу ему попался командир взвода. Он был бледен, и как тогда показалось Лихачеву, чем-то напуган. Борис четко отдал ему честь, но лейтенант рукой остановил его движение.
Не спеши, Лихачев. В роте идет шмон. Особисты злые, как собаки, кричат на всех. Утром арестовали двух бойцов и ротного. Посиди на лавочке, покури
Лицо Лихачева вспыхнуло, и трудно было разобрать отчего, то ли от радости, то ли от страха.
И за что их арестовали, товарищ лейтенант?
Не знаю. Говорят, что за антисоветскую пропаганду. Беркович якобы создал эту самую группу троцкистов.
«Вот и все! Прощай, Беркович!», радостно подумал Борис и почувствовал небывалый ранее прилив радости.
Вечером его вызвал сотрудник Особого отдела полка.
Проходи, Лихачев, проходи, произнес чекист, когда Борис доложил ему о прибытии. Как дела, Лихачев?
Служим, товарищ младший лейтенант, теряясь в догадках, ответил Борис.
Как дома? Отец пишет? сердце бойца екнуло.
«Почему он спросил меня о доме?», подумал Борис.
Скажи, Лихачев, это ты написал донос на Берковича? Только не нужно отпираться, я вычислил тебя по почерку. Ты ведь один во взводе такой грамотный, что пишешь без ошибок. Да ты, не бойся. Никто не узнает о нашем с тобой разговоре
Лихачев пристально посмотрел на чекиста. В том, что тот вычислил его, он не сомневался.
«Если ты все знаешь, то зачем спрашиваешь меня об этом?», подумал Борис.
Я жду, Лихачев! строго произнес младший лейтенант. Ты меня слышишь?
Да, немного подумав, выдавил из себя Борис. Я просто написал о том, что слышал
Офицер усмехнулся и, достав из кармана галифе пачку папирос, закурил.
Молодец, Лихачев, хвалю за бдительность. Садись за стол, бери в руки ручку и начинай писать. Чекист диктовал, а он, обливаясь потом, писал.
Написал? Вот и хорошо. С этого дня ты становишься секретным агентом. Пока поступай, как поступил с Берковичем, то естьслушай, кто, о чем говорит, я имею в виду, против Советской власти и Красной Армии. Усвоил? Тогда иди. Ты больше сюда не приходи, я сам найду тебя.
С этого дня Лихачев начал информировать Особый отдел полка о настроениях военнослужащих, об их высказываниях. Иногда он придумывал сам, но чаще всего писал правду. Война нагрянула неожиданно и он, оказавшись во взводе сопровождения ценного груза, моментально принял решение, что при первом удобном случае он перейдет к немцам. Бой в рабочем поселке как раз оказался этим случаем. Бросив винтовку, он отполз в сторону немцев и спрятался в разбитом бомбежкой доме.