Помимо дешевой домашней кухни, он был известен в узких кругах тем, что из него, пройдя узкими темными коридорами, можно было выйти совсем в другом конце квартала, в мясную лавку с висящими на крюках тушах. Живущие в Чикаго члены семьи выбрали «Стромболи» не только поэтому, но и потому, что старый синьор Джованни тоже отмечал в этом году юбилей, и вырос он в одном квартале с падре Чинквента.
Вереница черных лимузинов заполнила узкую улочку, на которой стоял ресторан «Стромболи». У дверей ресторана уже красовались два сверкающих лаком полицейских автомобиля с включенными разноцветными огнями на крыше. Благодаря этим огням прохожие и проезжие американцы должны были понимать, что полицейские выполняют сейчас важное задание по охране американской жизни и здоровья, понимать и уступать дорогу, а также преисполняться уважением к двухметровым служителям закона, с хот-догами в руках восседавшим в автомобилях.
Завидев кортеж синьора Чинквента, из полицейской машины вылез немолодой мужчина в форме лейтенанта полиции.
Падре Луиджи вынул из кармана очки, всмотрелся в полицейского, затем его лицо расцвело улыбкой, и он поспешно, как только позволило ему здоровье и возраст, выбрался из лимузина. Они встретились на середине улицы, как представители враждебных армий, обменивающих своих пленников, и неожиданно для всех крепко обнялись.
Луиджи, Луиджи, шептал полицейский, осторожно хлопая старика по узкой сухой спине.
Карлито, бормотал ему в щеку Луиджи.
Прошло добрых пять минут, прежде чем они разомкнули объятия и отступили на шаг, чтобы лучше рассмотреть друг друга.
Ты все еще служишь в полиции? удивился Чинквента.
Конечно нет, давно в отставке, но вот приоделся, чтобы встретить тебя.
Карлито любовно разгладил парадный полицейский мундир со множеством значков, жетонов и медалей, которые ничего не говорили обычному человеку.
А ты, спросил он старого дона, все еще крестный отец, гроза порядочных налогоплательщиков и честных полицейских?
Ухожу в отставку. Сегодня, с грустью ответил Падре.
И кто сядет на твой трон?
А вот этого я тебе не скажу, рассмеялся Чинквента. Узнаешь из газет.
Полицейский тоже рассмеялся и спросил:
Здесь? и ткнул большим пальцем через плечо.
Здесь, кивнул Падре. Тебя не приглашаю, извини.
Теперь уже кивнул полицейский:
Понимаю. Ладно, поеду я. Удачи тебе. Может, свидимся еще.
Может и свидимся.
Старый полицейский тяжело пошел к сверкающей огнями машине, у которой курили два молодых копа, черный и белый, курили и с любопытством разглядывали Падре Чинквента, такого же знаменитого, как главный герой фильма «Крестный отец».
Приглашенные долго входили, долго, не спеша рассаживались, ожидая, когда подъедут остальные участники прощального ужина дона Луиджи, а тот, когда уже все собрались, еще разговаривал о чем-то с синьором Джованни. В углу, у кухонной двери, тихонько перебирал струны, наигрывая что-то итальянское, смуглый гитарист в длинном, до пола, плаще.
У тебя уже свой оркестр? спросил дон Луиджи.
Ну что ты, пригласил специально для тебя.
А ты его проверял?
Да что его проверять, такие парни играют на каждом углу, этот мне понравился больше других, вот и все.
Да, ты прав, хорошо играет...
* * *
У входа в мясную лавку, ту самую, куда вел длинный темный коридор из ресторана «Стромболи», остановился большой солидный лимузин, и из него вышли трое крупных, под стать автомобилю, мужчин.
Они вошли в холодный полумрак лавки.
Хозяин! зычно позвал самый большой из них.
В открытых дверях подсобки появился хозяин, высокий, жилистый, в жилете на голое тело. Длинными рельефными мышцами, сухим впалым животом и выступающими ребрами он сам напоминал только что освежеванную тушу какого-то животного.
Чем могу, господа? спросил он, поигрывая узким разделочным ножом.
Хотелось бы мяса, синьор хозяин, по-итальянски, но с акцентом сказал один.
Свежего мяса, сказал второй.
Много, добавил третий.
Хозяин отложил нож, вышел из-за прилавка.
Сколько?
Четырнадцать тел, с акцентом сказал третий.
Мы говоримне телатуши, улыбнулся мясник.
Пусть будут туши, согласился третий, но только свежие.
Насколько свежие, синьоры? Вы же знаете, что убоина должна немного полежать, чтобы набрать достойный мужчины вкус.
Самые свежие, с кровью.
Увы, синьоры, у меня не бывает такого мяса, и, уверяю вас, что в Чикаго мясо с кровью можно найти только на бойне.
Хорошее словобойня, сказал третий, очень хорошее. Что ж, тогда мы сами позаботимся о свежем мясе.
Лавочник схватился рукой за шею, в которую впилось какое-то насекомое, и так, не отрывая руки, опустился на пол.
Первый заглянул за прилавок, нашел там табличку с надписью «Chiuso»«Закрыто» и повесил ее на дверях лавки, а двое других оттащили спящего торговца за прилавок, после чего странная троица скрылась в подсобке.
Плетеные бутылки с молодым кьянти наполовину опустели, фирменное блюдо синьора Джованнителячьи зразы по-римскинашло достойное место в желудках мужчин, и наступило то приятное состояние, которое итальянцы называют dolce far nienteсладкое ничегонеделанье, когда люди сидят, наслаждаясь самим фактом своего существования, пьют хорошее вино, курят хороший табак, молчат или разговаривают о чем-то незначительном, не будящем страсть к спору.
Кто-то из гостей вполголоса подпевал перебиравшему струны гитаристу.
В это время из кухни донеслось пронзительное кошачье мяуканье, сытые расслабленные мужчины с улыбкой переглянулись, а музыкант неожиданно отложил гитару, распахнул полы своего плаща и извлек небольшой, похожий на детскую игрушку, автомат.
В дверях кухни возникли трое мужчин.
Двое из них, с автоматами в руках, опустились на одно колено, третий продолжал стоять, держа, как герой боевика, в каждой руке по пистолету. Все четверо открыли огонь одновременно.
Люди не кричали, потому что пуля быстрее крика, люди не стонали, потому что мертвые не стонут, только бутылки с кьянти не желали молчать и со звоном рассыпались на стеклянные блестки, смешивая молодую кровь винограда со старой кровью людей, да глухо крякали дубовые панели, принимая в свою плоть маленькие кусочки свинца.
Гитарист медленно обошел зал, внимательно вглядываясь в лежащих на полу людей, лишь однажды остановившись, чтобы исправить ошибку пули, после чего достал из кармана конверт, положил его на ближайший столик и придавил стаканом с вином.
Он вернулся к своему стулу, взял стоявшую у стены гитару, и мужчины скрылись в изломанных коридорах с пыльными лампочками, редко висящими на кривых, свернутых косичками шнурах. Табличка «Chiuso»«Закрыто» уже висела на дверях ресторана.
Полчаса назад ее повесил сам синьор Джованни.
Глава втораяМандарины с тротилом
В воскресенье утром мы с Пашей поехали в гамбургский аэропорт Фульсбюттель встречать Петра Петровича Сергачева.
А в субботу мы купили машину.
До этого дня я прекрасно перемещался на своих двоих, во-первых, потому что мне интересно было посмотреть город Гамбургпервый иностранный город в моей жизни. А во-вторых, Паша, исполнявший не только обязанности переводчика и телохранителя, но и экономного кота Матро скина, решительно против машины протестовал.
Куда нам машина? недовольно бурчал он. Чего, ехать куда надо далеко? Так не надо ведь, стоять будут деньги, в железо вложенные, а то еще угонют, знаешь как русская мафия здесь лютует!
А я и не настаивал, машина действительно была не нужна.
Теперьдругое дело, приезжает Сергачев, какие у него планы на гамбургский визитнеизвестно. Во всяком случае, нужно, чтобы машина всегда была наготове и стояла если не у подъезда, то на ближайшем паркинге.
Я настаивал на «фольксвагене гольфе», к которому привык в Питере, и который мне было особенно жалко, когда он геройски погиб в деревне Пепекюля, а Паша уперся на самом дешевом, из третьих рук, «опеле». Объяснял он свой выбор тем, что ты, мол, Кастет, с машинами обращаться не умеешь, ты их бьешь, жжешь и уничтожаешь. Поэтому машина тебе нужна самая плохонькая, какую и пожечь не обидно, лучше всего было бы тебе, «Запорожец» купить, но его в Федеративных Германских Землях фиг купишь. Он долго еще так гундосил, пока я не включил командирский голос старшего лейтенанта Советской Армии и не распорядился покупать только «фольксваген гольф», только цвета «металик» и только новенький, прямо с конвейера.