Летом она возилась в саду, собирала грибы и ягоды, зимой шила, вязала и вышивала, делала из заготовленных припасов сотни банок икры, салатов и лечо. И во все времена года являлась сущим проклятием для всех социальных организаций, имеющих к ней хоть самое малое отношение. Впервые попав к бабе Насте домой и, обратив внимание на характерный узкий высокий сейф, Семен узнал, что баба Настя еще и охотница. Правда, в последнее время на охоту не ходит: 'Старая стала', - пожаловалась она, возясь на балконе среди необъемлемых запасов всяких солений и варений, - 'сентиментальная, как институтка', - проносясь мимо с пятилитровой банкой в руках, - 'подстрелю зверюшку, посмотрю, и так жалко становится, аж слезы на глаза наворачиваются', - доносилось из кухни, - 'терпела, терпела да и бросила. На рынке теперь мясо покупаю'. Баба Настя прошла всю Великую Отечественную от Москвы до Берлина, причем не абы как прошла, а в войсковой разведке. Это, впрочем, Семена уже не удивило: если предположить, что в молодости у нее было энергии не меньше, то оставалось только посочувствовать бедным фрицам, имевшим злое счастье оказаться у нее на пути.
Дома бабу Настю Семен не застал, что, учитывая ее деятельный характер, было не удивительно. В обычный день Семен купил бы пару кило на ближайшем малом рынке, но была суббота и Семен решил проехаться до огорода бабы Насти. 'А не окажется ее там, так хоть прогуляюсь, свежим воздухом подышу', - решил он. В отличие от большинства местных огородников, имевших участки под городом, в Выселках, у бабы Насти огород был далеко - в двадцати километрах от городской черты. И добираться туда надо было на электричке. Поэтому Семен поехал на вокзал.
И встретил там Оскара.
Что тоже не было событием из ряда вон - шадрики действительно частенько катались на электричке, и причиной тому была вовсе не их любовь к железнодорожному транспорту. Просто через три остановки идущая к Саратову электричка выходила на берег Волги. И для шадриков, живущих в степи (которую многие назвали бы пустыней), это было зрелище похлеще, чем египетские пирамиды для среднего россиянина. Поэтому, увидев на перроне знакомую фигуру, Семен ничуть не удивился. Зато удивился Оскар:
- Шадрик, Семен. Неужели тоже решил посмотреть, не вытекла ли, наконец, вся эта вода?
- Шадрик. Да нет, мне совсем в другую сторону, я за картошкой поехал. А вот ты чего едешь? Ты-то давно уже здесь, мог бы и привыкнуть.
- Головой я привык. Я знаю, что эта уйма воды текла там тысячу лет, и будет течь еще тысячу. Сердцем привыкнуть не могу. Ты этого не поймешь. Чтобы это понять, надо чтобы сто поколений твоих предков жили там, где вода бывает только в виде лужи на дне колодца в два человеческих роста.
- Тяжелый случай, - улыбнулся Семен.
Но Оскар был настроен серьезно:
- Вода - сокровище. Нет воды - беда. Случалось, в жаркие годы целые селения вымирали из-за того, что высыхали колодцы. Ты не знаешь того, что чувствует сердце, когда однажды утром вода в колодце не покрывает тот камень, который она покрывала вчера. Я смотрю на вашу воду, и сердце радуется: воды много, значит, все будет хорошо. Ты не поймешь.
Семен помолчал. Ему надо было на другой перрон, но до его электрички оставался еще почти час и Семен вдруг спросил:
- А если через портал спящего пронести, ему можно будет назад быстро вернуться? А если дур..., слабоумного, то есть, через портал провести?
Оскар удивился:
- Ты странные вопросы задаешь. Не знаю. Ты бы лучше у своих спросил, они скорее знают.
- Да я и собираюсь. Просто так, на всякий случай спросил, вдруг слышал чего.
- Нет, не слышал. И почему тебе это вдруг интересно стало? Ученым решил стать?
- Да нет, припомнил тут кое-что, - и Семен рассказал свое воспоминание о мамаше с ребенком.