Дом на болоте - Уманский Виктор Александрович

1

Сегодня мало кто помнит или хотя бы слышал про деревеньку Хомутово, что под Ижевском, хотя в 89-м о ней писал даже «Московский комсомолец», заставляя тётушек хвататься за сердце, а мужчинкачать головами и сплёвывать. Ну да ладно, последнееуже мои домыслы. Я тех времён, само собой, не застал.

Почему Савельев вдруг решил сдуть пыль с этой мерзкой историичёрт его знает! Ну, точнее, как Сказал: «Покажем, что мы не только про политику Историю не забываем, правду доносим» Правду, ага! Полвека спустясамое время. А уж сколько актуальных фактов сейчас мы найдём, ух

И почему Хомутово? Или мало было на матушке-Руси трагедий? Просчёты властей бы хоть как-то к контексту привязали Так нет же! Не подумайте, дорогие читатели, что мы всё про политику, не-не-не

Сажусь в кресло и включаю планшетвзять билет на самолёт и почитать, вникнуть в тему. Начинаю с неохотой: не хочу знать, не хочу ввязываться, не хочу копаться в этой трясине. Но мало-помалу она затягивает. Прихожу в себя, лишь замечая в углу циферки 3:03. В квартире еле заметно потягивает сыростью. Трясу головой, отгоняя дурман. Пора на боковуюутром в дорогу.

* * *

Первая неожиданность поджидает уже в Ижевске. Приложение «Такси» маршрут до Хомутова строит, но заказ никто не берёт. Ловлю себя на том, что уже забыл, что так вообще бывает. Качаю головой и смеюсь: вот мы, дети цивилизации Иду на площадьобщаться с таксистами по старинке.

И тут вторая неожиданность! Таксисты пожимают плечами и косятся на коллег, которые в свою очередь непонимающе морщатся. Какое Хомутово? Вот эта глушь, что ли?

 Так в чём проблема?  тыкаю пальцем в нитку маршрута на экране планшета.

 Видишь вот тут мост?.. Семёныч! Этот мост жив ещё?

Семёныч ни сном ни духом. Просмотр улиц ах да, вне зоны покрытия. И впрямь, о чём это я.

Наконец удаётся-таки договориться с пожилым мужиком на стареньком четырёхколёсном «Фоксе». Цену он заламывает приличную, а условие ставит нешуточное: если где-то дорога покажется ему непроходимой, то он поворачивает назади без разговоров. Уже прикидывая, как Савельев обрадуется такому расходованию средств, пригибаю голову и залезаю на пассажирское.

Поначалу всё идёт неплохо: трасса сменяется потрескавшейся, но всё же приличной бетонкой, ржавый мост на местеи даже выдерживает вес машины. А вот дальшегрунтовка. С кочками. Тут уж мне приходится схватиться за ручку над ухом, чтобы ненароком не пробить стекло или торпеду своей пустойсудя по тому, куда я направляюсьголовой. До полноты картины, очевидно, не хватает дождя, и этот унылый тип не заставляет себя ждать. Грунтовку развозит от воды, а лобовое стекло быстро залепляет грязь, размазываемая дворниками туда-сюда.

После Трифонова, местного райцентра, дорога становится совсем ужасной. Водитель давно уже угрюмо молчит, и я жду, когда он взбунтуется. Но мне везёт: полчаса спустя впереди показывается группа чахлых строений.

Я вылезаю у околицыпрямо в грязь. И под дождь, само собой. Пока я тянусь и разминаю ноги, «Фокс» разворачивается и, с обиженным кашлем обдав меня брызгами, мотает в обратном направлении. Чертыхаясь, прыгаю по относительно надежным островкам справа от колеи.

Дорога заканчивается. Дальшетолько мокрое месиво из земли, мусора и колтунов жухлой травы. Взять с собой резиновые сапоги я как-то не подумал, и непременно утонул бы в грязи по щиколотку, но, благо, дальше начинаются мостки.

Доски прогнили. При каждом шаге чёрная вода взбухает и сочится из щелей. Следя за тем, чтобы ненароком не провалиться, я не сразу замечаю нечто странное.

Пустые дома выглядят так, будто вот-вот лягут и уже не встанут. Заборысерые мокрые доски, перемотанные какой-то дряньютоже косятся к земле. Участки захвачены травой и кустами. Кое-где видны брошенные вещи, но они так поросли сорняками, что определить, что это, почти невозможно. Покрышка? Таз?

Мелькает нехорошая мысль. Достаю мобильник и стираю ладонью морось с экрана. Сигнал есть! Что ж, уже неплохо. А то шлёпать бы мне отсюда до Трифонова от забора и до заката, а потом и до рассвета, если раньше волки не съедят.

Следующий дом слева притягивает моё внимание и уже не отпускает. От него осталось немногое: три стены, чёрные от копоти. Внутри угадывается обугленная кирпичная печь. Земля вокругчёрная и мёртвая, тут и там валяются обугленные куски брёвен и досок: я представил, как они с шипением и треском вылетали из пылающих стен. Но и этих свидетелей чьего-то горя потихоньку забирает время: трава наползает на них, заглатывает дать ей векпереварит.

Я слишком засматриваюсь на дом, нога скользит по мосткам и я, чертыхнувшись, падаю на колено, кое-как упёршись рукой в склизкие доски. Поднимаюсь, стараясь держать равновесие: одно делогрохнуться на мостки, и совсем другоезанырнуть в лужу.

Внезапно вижу то, что не приметил сразу, оглядывая дом. В левой части участка, почти сливаясь с забором, торчит покосившийся крест из двух досок. Похоже, вкопали его основательно, но всё же грунт подмывает, и теперь крест клонится к земле. Поперечная доска увешана сомнительными украшениями: тут фантики, пачка сигарет, жестяная банка.

* * *

В самом конце посёлка нахожу-таки дом, напоминающий жилой. Во всяком случае, участок его не до конца зарос травой, а в грязи копошатся ленивые куры. Забор с правой стороны замят, как будто по нему прошёл бык или слон, зато по центру имеется калитка, закрытая на проволоку.

Не удивлюсь, хозяева давно почили от старости, а их трупы доедают куры. Редакционная миссия, судя по всему, провалена, и скоро мне предстоит звонить своему водителю и сулить ему золотые горы. Но для очистки совести следует всё же попробовать:

 Эй! Есть тут кто?

На крыльце показывается старик. Толстый мешковатый свитер, заношенные штаны, шерстяные носки и галоши Возраст, как и телосложение, определить трудно. Худое лицо покрыто сеточкой вен, щёки запали. Глаза серые, цепкие.

 Здравствуйте! Меня зовут Леонид, я журналист

Неожиданно для меня старик выслушивает объяснения без удивления, даже немного скучно, и пускает в дом. Пока я разуваюсь и устраиваюсь на табуретке в тесной кухоньке, он возится с газовой плиткой. Живёт один: из Хомутова уж много лет как все съехали, одни старики остались.

 Три года тому, как Борисыч помер мда То весна была, дороги вообще не было. Так я две недели ждал городских, чтоб тело забрали. В сарае заколотил, как мог укрыл Всё боялся, что волки придут.

 Как вас зовут?

Разворачиваю перед собой блокнот со списком вопросов, другой рукой пытаясь включить на телефоне диктофон: из-за влаги изображение на экране дергается и плохо реагирует на касания.

 Раз в месяц Иваныч заезжает Завозит кой-чего. Да мне и самому неплохо. Тут, в лесах, грибов и ягод!.. Болото, как-никак. Да и хозяйство, вон хозяйство какое-никакое.

 А почему не уедете?

 А куда мне ехать?  удивляется старик.  Здесь моя жизнь, здесь и смерть моя.

Разливает чай по настоящим керамическим чашкам и с кряхтением садится напротив.

 Расскажете, после чего все разъехались? Как это было?

 Знамо, расскажу,  ухмыляется.  Не зря же ты в нашу глушь забрался.

Диктофон работает, и я киваю, показывая, что готов слушать.

Старик начинает говоритьна удивление гладко и уже безо всяких «гм», «мда», а повествование перескакивает с одного жителя деревни на другого. Быстро понимаю, что он рассказывает не свои личные воспоминания, а скорее легенду, сформировавшуюся за долгие годы. Что ж, уточнить по отдельным фактам можно будет и позжея расслабляюсь и просто следую за его голосом.

2

В 89-м в Хомутове жило девять семей. Место здесь болотистое. Вокруг деревни чего только ни растёт: морошка, черника, голубика, брусника, клюква, подберёзовики, маслята, козляки. Хватало и себе, и на продажу: Семёновы вёдрами отвозили ягоды и грибы на рынок в Трифоново, а по воскресеньямдаже в Ижевск. Детишек Фёдор каждый день возил в Трифоново в школу на «рафике».

Осень выдалась дождливой. Дождь лил неделями, заставляя прятаться от него в домах, но он просачивался и в дома, и в самые души, делая разум холодным и водянистым. Дорогу размыло, «рафик» не проходил, и детей стал возить Глеб Палыч на «уазике».

Глеб Палыч Попов, бывший мент, а теперь охотник, жил с женой Асей и двумя маленькими сыновьями. Раз в два-три месяца у него случались запои. Иногда они проходили мирно. А иногда местные обходили стороной их дом, а Ася потом долго и безуспешно пыталась скрыть огромные синяки. А его старший, Егорему тогда было тринадцатьи не скрывал. Егор вообще странноват был: тихий и спокойный, весь в себе Светлые мягкие волосики, голубые глаза и гематомы на рукахвначале чёрные, потом синие, потом жёлтые.