Чего смешного?
Вы, как фокусник, Виктор Фёдорович,Алёшенька хотел сказать «как клоун», но потом сообразил, что Гонюкович, пожалуй, еще обидится на такое сравнение.
В каком смысле?
Ловко вы все это порвали. Как в цирке.
Вий, собиравшийся только что прочитать им целую лекцию, был сбит с толку и совершенно не знал, как реагировать на слова Алёшеньки.
Пан подполковник,начал Паша,Курицын это специально сделал, у них с Инопланетяниновым неприязненные отношения. Ему нельзя находиться в подвале. Категорически.
Мироненко был уверен, что Вий сейчас разорется, но Гонюкович вел себя сегодня подозрительно миролюбиво.
Перевод Алексея под руководство Курицына был вызван объективными причинами.
Если он еще раз принесет салоя его заколдую,сказал вдруг Алёшенька.
Внезапно сторону Инопланетянинова занял майор Загоруйко:
Виктор Фёдорович, может, ну его, от греха-то подальше? Если у нас ЧП случится, так они потом скажути месяца, ведь, не проработал.
Гонюкович косо посмотрел на зама: «Дескать, и тытуда же?» Но опять ничего не сказал. Вообще, и Алёшенька и Паша были уверены, что получат сейчас страшный нагоняй от Вия, что он объявит взыскание, или что-то в этом роде, что будет кричать, топать ногами, читать монотонные свои нотации, но ничего подобного не происходило.
Вий подошел к своим розам на подоконнике, и надолго задумался, хоть он и недолюбливал Алёшеньку, а неприятности в первые дни работы, ему и вправду, кажется, были не нужны.
Короче, вот тебеновое дело,молвил он, развернувшись,Владимиру Владимировичу пока больше не подчиняешься.
Паша и Алёшенька оба глубоко выдохнули. Загоруйко подмигнул им, так, чтобы начальство не видело. Вий взял со стола тоненькую пока папку с надписью «Дело» и передал её старшему оперуполномоченному:Второй месяц с мертвой точки сдвинуть не могут. Очень на тебя надеюсь, Алексей.
У Мироненко звякнул телефон:Разрешите идти?
Оба свободны.
Выходя с Алёшенькой из кабинета, Паша глянул в телефон: «Привет. Чего хотел? Ответить пока не могу».
Серёга проявился.
Напиши ему. А ты вообще заметил, как он странно сегодня себя вел?
Ага.
Неспроста это, Паша.
Мироненко застрочил в телефон. Пока шли к себе, он вел переписку с осведомителем из военной прокуратуры. Едва отворили двери в кабинет, Павел встал, как вкопанный, так, что Алёшенька даже врезался в него:
Ну?
Опа! Фонило и в доме тоже. Правда, несильно, в комнате. Где молодожены жили. Под шифоньером лежал осколок статуэтки. Скульптура кота.
Вот так поворот!
Алёшенька сидел в квартире у Гали, и ел самый вкусный в Одессе борщ. Сидели не на кухне, а в комнате, и Галя накрыла стол кружевной скатертью и расставила самые лучшие в доме приборы. В огромной белой супнице, которую хозяйка вынимала, наверное, один раз в сто лет, плавала поварешка. Алёшенька, обыкновенно евший в три раза меньше всяких прочих людей, дважды уже просил добавки.
Я не знаю, как в меня теперь вареники влезут?
Кушай, кушай, отъедайся.
Себе Галя налила в рюмочку перцовки, вино, которое принес Алёшенька, с борщом пить было некомильфо. Гостю налили двухпроцентного молока, что равнялось по его алкогольной классификации, примерно, портвейну.
Ну, что там у тебя с радиацией этой?
А ничего. Дело забрали.
Да ты что?всплеснула она руками.
Угу, военная прокуратура. Он курсант оказался.
Вот так дела!
Да они не раскроют,махнул рукой Алёшенька.
Он отставил тарелку, вздохнул так, словно опять первым преодолел полосу препятствий на всеукраинской спартакиаде сотрудников внутренних дел, куда его больше не заявляли после очередной победы и разразившегося из-за того скандала:
Вкусно-то как, Галя!
На здоровье, Алёшенька. Давай, теперь я тебе вареников положу?
Погоди, дай, я передохну.
Пойду-ка я на балкон, покурю.
Я с тобой, чур.
Но ты же табачный запах на дух не переносишь?
С тобойя его совсем не чувствую,проговорил Алёшенька и сладко улыбнулся.
А тебя твоя не хватится?
Кто? Диана? Нет.
Как у тебя с ней?
Да так, ругается все время.
Из-за работы?
Знаешь, Галя, да я сам не знаю, чего я в полицию пошел? Я людям люблю помогать, понимаешь? Я бы даже забесплатно работал, если бы у меня деньги были.
А как же ты до этого жил?
Как, как? Мыкался. Летающую тарелку свою продавал.
Галя засмеялась.
Продавал, а потом обратно забирал?
Нет, я ее на куски разрезал, на сувениры распиливал.
А ученые наши? Чего же они не купили?
Да им как-то наплевать было. И денег, наверное, не было.
Ну, она, Алёшенька, такая девушка у тебя видная, фотомодель. Конечно, она хочет ездить на иномарках, носить дорогие наряды, ходить в самые лучшие в городе рестораны
А я не хочу в рестораны, мне там тягостно.
Все девушки этого хотят.
И ты тоже?
Я? Нет, я обычная девушка, не особо даже красивая.
Нет, Галя, ты очень красивая. Ты даже лучше Дианы.
Да ты что?Она рассмеялась.
Да, я не вру!
Они сидели на балконе, на приступке, на старой куртке, которую Галя им постелила. Было еще тепло, хоть солнце и давно уже село в море. Алёшенька вдруг взял Галину руку, поднес к губам, будто разглядывая голубенькие прожилки на пухлой, молочной ладони её, и внезапно поцеловал.
7
Сергей, училищный товарищ Паши, дал Алёшеньке на пару дней дневник погибшего курсанта.
Да чего там смотреть? Не сегодня-завтра Гёдзь расколется.
Не расколется.
Почем знаешь? А кто?
А это я и иду выяснять.
Ну, бывай.
Они пожали друг другу руки, Серёга пошел к себе, а Алёшенькав парк Тараса Шевченко. Он неторопливо шлялся по узким аллеям его, читая блокнот насквозь, через обложку и пластиковый пакет. О таком своем умении он никому никогда не говорил, потому что из этого легко можно было заключить, что он может и людей видеть тоже насквозь, без одежды. Солнце стояло на 10:43. До встречи было еще минут пятнадцать. Часами Алёшенька потому и не пользовался, что мог определять время по небу, что дневному, что ночному, что по солнцу, что по звездам, что даже по тучам, или совсем уж невероятноепо дождю.
Около самого старого дуба в парке на скамейке сидела девушка в ярко-кровавом платье, в черной шляпке, в черных чулках и в атласных туфельках, и бросала взгляды в черных очках по сторонам, выглядывая из-за журнала, как будто была вражеским шпионом. Увидав вдалеке бредущего Алёшеньку, она встала, снова села, отложила журнал и принялась смотреть в противоположную сторону, как будто была с ним совсем незнакома.
Привет, Маша.
Здравствуйте.
Ты так специально оделась, чтобы тебя никто не узнал?
Ну да.
Наоборот, еще больше внимания привлекаешь.
Он пожал ей ладошку и сел рядом.
Спасибо, что пришла. Я теперь не могу тебя официально допрашивать. Но думаю, ты и сама понимаешь, что нам надо поговорить. Я не верю, что твой папа виноват.
И я не верю, Алексей Петрович. Он невиноват!
Я знаю. Можешь называть меня «Алёшенькой».
Хорошо.
Я думаю, что я найду убийцу, Маша.
Найдите, пожалуйста, Алёшенька.
А ты мне должна в этом помочь.
Обязательно помогу. Спрашивайте.
В этом деле у нас совсем не случайно оказался японский кот. А потому: откуда он у вас?
Маша повернулась к старшему оперуполномоченному, и приготовилась самым подробнейшим образом отвечать на все его вопросы.
Паша, я только на секундочку, мне надо идти на Академика Воробьева. А ты пока «пробей» мне одну персону.
Записываю.
А записывать пока и нечего. Знаю только, что зовут её Лизанька. Елизавета, то есть. И работает она преподавателем в институте. А вотгде, черт его знает? Лет, примерно, где-то тридцать пять. Этакая дама с камелиями. Детей нет. Бывшая подруга трупа нашего. И родители у неё педагоги тоже, то есть, уже зацепка: профессия семейная. И фотографии нужны, Маше потом покажем.
А предмет какой она преподает?
Неясно пока, вроде, математику. Это из дневника, между прочим, тоже, как будто, вытекает, видишьСерёга дал почитать.Алёшенька показал Мироненко сверток, в котором ничего невозможно было разобрать.Ну, я побег. Следи за карасем.