Абрамов Александр &Сергей
Александр Абрамов, Сергей Абрамов
Всадники ниоткуда
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РОЗОВЫЕ "ОБЛАКА"
1. КАТАСТРОФА
Снег был пушистым и добрым, совсем не похожим на жесткий, как наждак, кристаллический фирн полярной пустыни. Антарктическое лето, мягкий, веселый морозец, который даже уши не щиплет, создавали атмосферу почти туристской прогулки. Там, где зимой даже лыжи самолета не могли оторваться от переохлажденных кристалликов снега, наш тридцатипятитонный снегоход шел, как "Волга" по московскому кольцевому шоссе. Вано вел машину артистически, не притормаживая даже при виде подозрительных ледяных курчавостей.
- Без лихачества, Вано, - окликнул его Зернов из соседней штурманской рубки. - Могут быть трещины.
- Где, дорогой? - недоверчиво отозвался Вано, всматриваясь сквозь черные очки в поток ослепительного сияния, струившийся в кабину из ветрового иллюминатора. - Разве это дорога? Это проспект Руставели, а не дорога. Сомневаетесь? В Тбилиси не были? Все ясно. Мне тоже.
Я вылез из радиорубки и подсел на откидной стульчик к Вано. И почему-то оглянулся на столик в салоне, где подводил какие-то свои метеорологические итоги Толька Дьячук. Не надо было оглядываться.
- Мы присутствуем при рождении нового шофера-любителя, - противно хихикнул он. - Сейчас кинолог будет просить руль у Вано.
- А ты знаешь, что такое кинолог? - огрызнулся я.
- Я только научно объединяю твои специальности кинооператора и киномеханика.
- Идиот. Кинология - это собаковедение.
- Тогда я исправляю терминологическую ошибку.
И, поскольку я не ответил, он тотчас же продолжил:
- Тщеславие тебя погубит, Юрочка. Двух профессий ему уже мало.
Каждый из нас в экспедиции совмещал две, а то и три профессии. Гляциолог по основной специальности, Зернов мог заменить геофизика и сейсмолога. Толька объединял обязанности метеоролога, фельдшера и кока. Вано был автомехаником и водителем специально сконструированного для Заполярья снегохода-гиганта да еще умел починить все - от лопнувшей гусеницы до перегоревшей электроплитки. А на моем попечении, кроме съемочной и проекционной камер, была еще и радиорубка. Но к Вано меня тянуло не тщеславное желание увеличить ассортимент специальностей, а влюбленность в его "Харьковчанку".
При первом знакомстве с ней с борта самолета она показалась мне красным драконом из детской сказки, а вблизи, с ее выдающимися вперед в добрый метр шириной лапами-гусеницами и огромными квадратными глазами-иллюминаторами, созданием чужого, инопланетного мира. Я умел водить легковую машину и тяжелый грузовик и с разрешения Вано уже опробовал снегоход на ледяном припае у Мирного, а вчера в экспедиции не рискнул: день был хмурый и ветреный. Но сегодняшнее утро так и манило своей хрустальной прозрачностью.
- Уступи-ка руль, Вано, - сказал я, стиснув зубы и стараясь на этот раз не оглядываться. - На полчасика.
Вано уже подымался, как его остановил оклик Зернова:
- Никаких экспериментов с управлением. Вы отвечаете за любую неисправность машины, Чохели. А вы, Анохин, наденьте очки.
Я тотчас же повиновался: Зернов как начальник был требователен и непреклонен, да и небезопасно было смотреть без защитных очков на мириады искр, зажженных холодным солнцем на снежной равнине. Только у горизонта она темнела, сливаясь с размытым ультрамарином неба, а вблизи даже воздух казался сверкающе-белым.
- Взгляните-ка налево, Анохин. Лучше в бортовой иллюминатор, продолжал Зернов. - Вас ничто не смущает?
Налево метрах в пятидесяти вздымалась совершенно отвесная ледяная стена.