И тутвойна! Ростовскую тюрьму эвакуировали в тыл. Поезд медленно катил по голой, словно бубен, желтой степи. И вдруг с ревом пронеслись немецкие самолеты. Вой бомб, оглушительные взрывы, крики и дикие вопли, безжалостная пулеметная дробь с голубого поднебесья. Слепящий взрыв встряхнул вагонзак, разворотил угол, как раз тот, где размещалась охрана, дыхнул пламенем. Заключенные, оставшиеся в живых, бросились во все стороны, оставляя на пути убитых и раненых.
Стой, стой! кричали уцелевшие конвойные.
Но кто остановится, когда пули так и свищут?
В этой неразберихе, охваченный безумным ужасом, заключенный Дауров бежал куда глаза глядят.^ Сначала он и сам не понимал, где очутился, в какой местности. Проблуждал всю ночь по степи. Только под утро набрел на какоето болото со спасительным камышом и утятами, которые только еще учились махать крылышками. В том болоте Дауров не брезговал даже лягушками
И какова же благодарность за житейские муки? Уголовник Доманов пошел в гору: вовремя «подыграл» в спланированном Оберлендером спектакле при встрече Шкуро. Ныне он с высокими полномочиями абверовского сотрудника из «казачьего стана» гоняет на машине от Ростова до Запорожья, вербуя «добровольцев». А он, Дауров, до сих пор плесневеет в безвестности, «управляя» в жалком городишке, из которого больше половины жителей ушло вместе с красными
Не иначе как для сбережения душевного равновесия господин бургомистр без всякой связи с предыдущим разговором угрюмо высказал секретарше свою мечту и свою надежду:
Немцы обещали мне высокий пост во Владикавказе[1]. Там я вас озолочу
И долго ожидать этой волнующей сцены? холодно спросила Кристина.
Заверяюне очень.
Никогда не верила доморощенным вещунам
А я не гадаюя знаю. Только подумать: потери у красных огромны, танков нет, боеприпасовтоже. Германцу нужна нефть Грозного и Баку. Значит, они будут бить в одну точкуна Владикавказ, чтобы добраться до нефти.
О, да вы настоящий стратег, господин бургомистр!
А вы не смейтесь У русских есть мудрое изречение: смеется тот, кто смеется последним. А я добавлю: веселее всех смеется победитель. И горестнее всех плачет побежденный А что мы видим из вашего окна с чудесным пейзажем?
По дороге двигались немецкие войска: тринадцатая танковая дивизия генералмайора Герра и третья танковая дивизия генералмайора Брайта. Пехота генералов фон Рюкнагеля и фон Клеппа
С чудесным пейзажем?.. Вы говорите о виселицах?
Вы правы, фрейлейн, виселицы надо бы соорудить гденибудь подальше. Да я не о них! Я про немцев. Скоро мы будем в столице Осетии. И тогда А, к черту столицу! Зачем ждать?..
Это совершилось впервые и потому неожиданно, хотя Кристина побаивалась, что когданибудь бургомистр решится. Она противилась изо всех сил, когда побагровевший Лихан схватил ее за руки и потянулся слюнявым ртом к ее губам Но тут двери распахнулись.
Кто осмел заорал было Лихан и осекся.
В двери, гулко грохоча подкованными сапогами, входили немецкие автоматчики, а с ними сам герр комендант, худой и длинный, словно жердь, гауптман Функель. Он оглядел помещение быстрым, цепким взглядом и подобострастно дал дорогу другомуплотно сбитому, краснощекому штурмбанфюреру СС.
Эсэсовец пренебрежительно оттопырил губы, глядя на взбудораженного бургомистра, который торопливо застегивал воротник рубашки, а ногой заталкивал под стол кубанку, свалившуюся с головы во время атаки на Кристину. Лысоватый череп блестел от пота. Эсэсовец искоса взглянул и на Кристину, лицо которой было красным, и чтото тихо сказал коменданту.
Гауптман Функель плохо владел русским языком и посему помогал себе твердым, как гвоздь, указательным пальцем, при каждом слове тыча им в грудь бургомистра.
Герр штурмбанфюрер спрашивает: вы хотель баловаться с девочка, да?
Ну что вы, господа? ответил тот, побледнев.
А что сказать девочка? обратился комендант к Кристине.
Она пожала плечами и с неприкрытым сарказмом обронила:
Он изволил читать лекцию на тему «Крафт дурх Фройде»[2].
Лихан Дауров ничего не понял и только верноподданно пожирал немцев глазами. Функель перевел ее ответ. Плотный эсэсовец оценил шуткуосклабился. Комендант хихикнул.
О, девочка говориль отшень смешно. Гросдойче шютка! Однако снова насупился, обращаясь к бургомистру:Гут! Симпатичные и смешные девочкаотшень карашо. Но потшему занимайсь девочка во время слюжба? Варум?
Недоразумение вышло, господин герр комендант, лепетал Лихан. Она не девочка, она моя секретарша. Служба!.. Вспомнил: ее прислал ко мне ваш заместительгерр Мюллер
Мюллер присылайт? Зер гут! Будем проверяйт!.. А теперь слюшай: ми пришьоль работайт! Арбайтеншнеллер, шнеллер
Прошу господ в мой кабинет! Лихан наконец догадался склониться в низком поклоне.
В кабинете крепыш штурмбанфюрер похозяйски уселся в единственное кожаное кресло и о чемто быстро заговорил. Гауптман Функель хмурил брови, когда переводил, ибо лишился возможности преодолевать языковые трудности с помощью пальца:
Господин штурмбанфюрер герр Хейниш ест натшальник СД на наш регион. Он спрашивай: потшему нет порядок? Орднунг ист орднунг![3] Потшему бургомистрат без переводшик? Потшему я вас дольжен переводишь? Потшему никто не научиль себя шпрехен зи дойч?
Айн момент! подхватился Лихан и кинулся к дверям, распахнул их и позвал:Фрейлейи Бергер!
Фрейлейн? удивленно поднял брови эсэсовец. Варум?
Она фольксдойче, брякнул Лихан и одернул рубашку.
Кристина Бергер вошла спокойно, уже приведя себя в порядок. Штурмбанфюрер с любопытством глянул на нее, на ее роскошные светлые волосы, старательно уложенные локонами, большие голубые глаза, сочно рдеющиебез краскигубы, на всю ее ладную и гибкую фигуру. Скромный темносиний костюм в обтяжку с подчеркнуто ровными плечиками и белоснежная блузка еще больше оттеняли яркую красу.
Вам к лицу был бы черный цвет, заметил Хейниш.
Благодарю, господин штурмбанфюрер, если это комплимент, непринужденно ответила Кристина понемецки с едва заметным акцентом.
Да, это комплимент. Но учтите, фрейлейн, мои комплименты имеют чисто практическое значение, Хейниш явно на чтото намекал. На что? Неужели на черную эсэсовскую форму? Для скромной девушки это было бы высшим служебным достижением.
А вы действительно неплохо владеете немецким?
Это мой родной язык, господин штурмбанфюрер. Кровь и земля родины уверенно и звучно взывают к немцам по всему миру.
Прекрасно, фрейлейн! Однакок делу. Спроситека эту грязную свинью
И фрейлейн Бергер спросила, старательно копируя языковые обороты и металлические интонации штурмбанфюрера:
Ты, свинья! Этой ночью убиты офицер и двое солдат вермахта. Схвачены ли бандиты? Почему спит полиция?
Дауров только растерянно моргал, глядя на нее, сбитый с толку этим неожиданным превращением. А ведь была тихая да послушная
Молчишь, мерзавец? Может, и сам содействуешь бандитам?
Гут! оценил Функель. Классический перевод!
Ну чего ж ты онемел. Отвечай господам немецким офицерам! наседала неумолимая Кристина.
Зеп гут! цвел Функель.
Лихан Дауров, запинаясь на каждом слове, пролепетал:
Меры приняты Бандиты схвачены Потом сбежали
Сбежали?! Самому захотелось на виселицу, Дерьмо?
Позвольте, я позову моего заместителя, бормотал вконец обалделый бургомистр. Тот в курсе Детально
Он вылетел из кабинета и уже через минуту возвратился с человеком среднего роста, средних лет, с ничем не приметным лицом и блеклыми глазами.
Боже мой! воскликнул штурмбанфюрер, Это не магистрат, а какаято удивительная кунсткамера унтерменшей!
Вот он! доложил бургомистр. Михальский Он знает!
Фохусапши, господа! Михальский приложил к груди правую руку и склонил голову.
Что он несет? изумился Функель.
Это очень специфическое местное приветствие, пояснила фрейлейн Бергер, точного перевода не существует.