Все, что требуется, как обычно, в конверте. продолжал голос. Спуститесь вниз, возьмите в вашем ящике для корреспонденции. Только поспешите, а то обидно будет, если достанется местным хулиганам.
В трубке послышались гудки отбоя, говорить было больше не о чем, и заказчик повесил трубку, не попрощавшись.
* * *
Конверт был такой же, как и предыдущий. Деньги и фотография. «Барсуков Владилен Серафимович. Генеральный директор Синегорского металлургического комбината» Вот что было написано на обороте снимка. Щелкунчик перевернул фотографию, всмотрелся в лицо изображенного там человека.
Это уже что-то Это тебе не несчастный московский интеллигент. Человеку на снимке на вид лет пятьдесят с лишним. Он грузный, с кудлатой головой, в которой блестит седина, с оттопыренной нижней губой, властным взглядом. Густые брови вразлет и немного сросшиеся на переносице, совсем как у Брежнева Не зря же того называли «бровеносец»
Этосерьезный человек, сразу видно. Генеральный директор металлургического комбинатацарь и бог Синегорьеэто очень далеко, можно сказать, на краю света. Наверное, этот Владилен Серафимович там у себя самый главный человек, его весь город знает. К такому подступиться тяжело, фиксируется каждый контакт.
Про таких людей Щелкунчик знал немало, мог себе представить, что и как. У него уже было несколько подобных «клиентов». Он справился и с ними, но все они не были такими крупными птицами, как Владилен
Кстати, Владиленсмешное имя. Наверное, его родители были очень набожными в коммунистическом смысле людьми, раз назвали сына так варварски. Владилензначит Владимир Ленин. Было же такое До какого ослепления можно довести целый народ
Щелкунчик посидел, держа фотографию в руках, пытаясь встретиться взглядом с изображенным там человеком. Не получалось. Нет, никак не получалось. Чей-то взгляд все время ускользал в сторонуто ли взгляд Щелкунчика, то ли этого Владилена
Ну ничего, взглядами мы еще встретимся, сказал себе Щелкунчик спокойно. Он был уверен в успехе дела, хотя еще не представлял себе, как ему удастся добраться до Владилена Серафимовича. Каждый раз это получалось по-разному, каждый раз надо было что-то выдумывать, но неизменно приводило к успеху
Да, собственно, и не могло быть иначев другом случае Щелкунчика давно уже не было бы в живых. Киллер, как и сапер, ошибается только один раз
И всегда Щелкунчик норовил заглянуть жертве в глазаза миг до выстрела. Не из жестокости, а просто ему казалось, что таким образом он как бы высказывает жертве свое уважение, как бы провожает ее в последний путь
В книжном магазине Щелкунчик купил атлас и нашел в нем город Синегорье, еще раз убедившись, что это страшно далеко. Хотя какая разница?
Купив билет на поезд, Щелкунчик узнал, что ехать туда двое суток. Прикинул: неделю на все дело, да два дня туда, дваобратно Больше десяти дней, во всяком случае. Он не верил в то, что сумеет грамотно прикончить гражданина Барсукова меньше чем за неделю. Тут требовались аккуратные подходы.
Мне нужно уехать, сказал он на прощание Наде. Ты пока занимайся заграничными паспортами и жди вызова от Андриса. Наверное, он уже скоро придет, так ты не жди меня, а сразу иди в латвийское посольство за визой. А то это будет долгая история
Стена непонимания между ним и Надей росла. Нет, не то чтобы они охладели друг к другу. Просто Надя остро чувствовала, что Щелкунчик живет совершенно непонятной для нее жизнью. А это очень тяжелознать, что от тебя что-то важное скрывают
Вот и теперьна ее вопрос, куда он едет, Щелкунчик только коротко ответил, что по делам, и замолчал. Она понимала, что по делам Но по каким?
Она знала, что он имеет много денег, в этом смысле у нее не могло быть к мужу никаких претензий. Однако Однако женщина не может по природе своей существовать в таком информационном вакууме. Ей надо хотя бы волноваться за мужа, переживать за него. А как это сделаешь, если ничего о нем не знаешь? Только мерещится что-то страшное
Щелкунчик понимал состояние жены, ценил ее сдержанность. И одновременно он видел, что она все больше отдаляется от него. Или он от нее, кто знает, как это лучше назвать?
Им бывало по-прежнему хорошо в постели, им бывало хорошо, когда они сидели с детьми за ужином и болтали о чем-нибудь. Несколько раз они все вместе ходили в зоопарк, как прежде. И каждый раз это было восхитительно. Вот-вот, казалось, все станет, как раньше Но нет, не становилось. Возле какой-то черты все замирало. Потому что была большая зона, область, куда вход был запрещен. Это касалось всего, что делал прежде Щелкунчик, и сейчастого, что он делает теперь.
Себя не обманешь, и бывало так, что Щелкунчик остро чувствовалстена растет и когда-нибудь закроет от него Надю.
«Все, в последний раз, сказал он себе теперь. Сделаю все эти дела, и мы уедем отсюда навсегда. И навсегда разорвем эту порочную цепь событий»
Сейчас он придавал большое значение отъезду в Латвию, а потом и гораздо дальше. Ему казалось, что если изменить все вокруг себя, то и удастся измениться самому, изменить свою жизнь. Скорее куда-нибудь подальше!
* * *
О Синегорье удалось узнать из справочников не так уж много. Стоит на краю света. Уж, во всяком случае, на краю цивилизованного мира, если, конечно, не считать, как многие умные люди, что граница цивилизованного мира проходит где-то посередине Польши
Население городасемьдесят тысяч человек. Двадцать из них работают на металлургическом комбинате. В этом смысле городмонопрофильный, то есть замкнут вокруг завода. Советская власть любила такие города-уроды, искусственные островки цивилизации.
Остановится заводи все. Конец. Никакого города больше не будет, он просто вымрет. Сначала пригнали на пустое место толпы заключенных, которые тысячами гибли тут, но построили в голой степи комбинат. Потом пригнали комсомольцев, которые стали тут жить и работать. И больше ничего тут нет вокруг на многие километры. Ни корней, ни традиций, ни какой-либо опоры
Поезд пришел в Синегорье утром, около полудня, и разомлевшие в долгом пути пассажиры высыпали на перрон со своими многочисленными котомками. Кто тащил коробки, кто тяжеленные сумки. Кто-то, надрываясь, пер какие-то кули на тачке, с которой его встречали тут
Русский вокзал всегда производит жалкое впечатление. Мечущиеся люди с ошалелыми глазами, изнемогающие под тяжестью каких-то непосильных торб. Пот, катящийся по лбам, перекошенные от натуги и общего озверения лицавесьма отталкивающая картина. Попав на вокзал или железнодорожную станцию, с особой ясностью понимаешь, что на этой шестой части земного шара действительно большие проблемы с чувством собственного достоинства Весьма печальное, но очевидное путевое замечание
Всякому, кажется, понятно: если нет у тебя машины и ты просто едешь на поездетак и не тащи ты на себе столько. Не превращай себя добровольно в уродливую каракатицу, нагруженную сумками и тюками. Будь ты человеком! Человекэто звучит гордо Но нет, видно уж, не достучаться никогда
Щелкунчик, помахивая портфелем, прошел по перрону мимо матерящихся баб и мужиков, мимо подростков с глазами животных и вышел в город.
Сначала он решил осмотреть место, где предстояло работать. Все оказалось примерно так, как он себе заранее и представлял. Неподалеку от жилых кварталов высились темные громады индустриального гигантаметаллургического комбината. Его колоссальные размеры подавляли и делали все стоящее рядом маленьким и незначительным.
Это особенно чувствовалось из-за того, что несколько огромных труб непрестанно дымили и черное облако накрывало город и тянулось шлейфом далеко вокруг.
Когда комбинат строили, никто же не думал об экологии, о людях. Когда думают о мощи государства, кто же задумывается о каких-то там людях? Это даже как-то и непатриотично Был бы завод-гигант, а людей новых нарожают, по приказу партии и правительства
В городе был дворец культуры с приклеенным на дверях объявлением о ежедневных танцульках под вокально-инструментальный ансамбль. Был кинотеатр, а может быть, даже два, Щелкунчик не стал углубляться в этот вопрос.
Центр был застроен хрущевскими пятиэтажкамисерыми и безликими, с проржавевшими железными балконами.