Но зачем американцам вторгаться в Камбоджу? вступил в разговор Савельев. Во Вьетнаме и в Лаосе они сражаются с красными, с партизанами Вьетконга, это понятно. Но развязывать войну еще и здесь Зачем?
Крижевский одобрительно кивнул, глядя на своего молодого коллегу: с ситуацией в регионе молодой человек вроде более-менее ознакомился.
Да, я тоже думаю, что до войны не дойдет, сказал Николай. Они, конечно, могут попытаться поставить здесь марионеточное правительство, но вряд ли это произойдет путем переворота
А как еще? распалялся профессор. Принц Сианук с его бездарной политикой уже ничего не может сделать. Он не смог выстроить нормальные отношения ни с правыми, ни с левыми. Посмотрите, что творится вокруг: чиновничество прогнило от коррупции, сельское хозяйство в упадке, деревня нищает А в это время кругом строятся роскошные казино, вся прибыль от которых утекает в карманы китайской мафии, а наш принц на полгода уезжает в Ангкор-Ват снимать очередной шедевр кинематографа! Американцы просто ждут лучшего момента, когда все совсем сгниет. А это случится скоро, поверьте мне, совсем скоро.
Профессор на несколько секунд замолчал и принялся нервно постукивать вилкой по столу.
А ведь сейчас появились еще эти партизаны-коммунисты, продолжал он после паузы. Мне кажется, что это может таить в себе большую опасность. Я понимаю, что вы оба члены компартии, но тут другая страна, другая культура Может, вы слышали о красных кхмерах? спросил Сэтхи у Савельева.
Нет, не слышал, ответил тот.
Их так называет наш принц Сианук, пояснил профессор. Сейчас пока все их недооценивают. Они в глубоком подполье, но уже скоро могут выйти оттуда. А если на них сделает ставку Китай, то они могут даже прийти к власти. И это может быть даже хуже американцев, уверяю вас.
Совани убрала со стола закуски и подала большое блюдо с горячим: крупные душистые крабы и креветки в кляре, жаренные в масле.
Вот это да! не удержался Савельев, глядя на все это морское великолепие.
Это самый вкусный сорт краба, «кдам сэх», переводится как «лошадиный краб», объяснил Сэтхи. Если его неправильно приготовить, то можно серьезно отравиться. Но вы не волнуйтесь, Совани у нас большой мастер в этом деле. Все очень свежее, только вчера из моря. Угощайтесь. Вы уж извините, я опять замучил вас своими политическими высказываниями.
Ну что ты, Сэтхи, думаю, Вадим узнал много нового благодаря тебе, сказал Крижевский. Хотя я во многом все-таки никак не могу с тобой согласиться
Ну ладно, ладно, давайте сделаем небольшую паузу и поедим немного, примирительно улыбнулся Сэтхи.
Крижевский познакомился с профессором в 1966 году, вскоре после своего приезда в Пномпень, где ему поручили открыть корпункт. Их знакомство произошло во время торжественной премьеры первого фильма принца Сианука под названием «Апсара», проходившей в роскошном кинотеатре «Сине Люкс». Фильм оказался скучной и натянутой любовной историей из жизни столичной богемы. Персонажи разъезжали по Пномпеню на «Ягуарах» и «Кадиллаках», танцевали и пели на роскошных виллах и изъяснялись пышными цветистыми фразами. Выйдя из кинотеатра, Сэтхи и Крижевский принялись бурно обсуждать фильм, с улыбкой разбирая самые нелепые и фальшивые сцены. С тех пор дружба между ними крепла, хотя их политические взгляды часто не совпадали. Каждое воскресенье они традиционно обедали вместе либо в доме профессора, либо в одном из городских ресторанов, и обед неизменно сопровождался жаркими спорами о будущем Камбоджи.
После обеда Сэтхи и Крижевский перешли из столовой в гостиную и уселись в мягких креслах с бокалами «Хэннесси» и кубинскими сигарами, чтобы продолжить свои нескончаемые дебаты. Бопха и Савельев остались в столовой.
Как вам Пномпень? спросила девушка, которая, как и ее отец, безупречно владела французским.
Да я толком не успел еще ничего посмотреть, ответил Савельев. Я же прилетел только несколько часов назад.
Если хотите, можем прогуляться немного, робко предложила Бопха. Мне нужно кое-что купить, вы можете составить мне компанию.
С удовольствием! тут же согласился молодой журналист.
Между тем в гостиной слегка захмелевший Сэтхи продолжал вслух размышлять о политических перипетиях в стране. Он встал, подошел к окну и выпустил изо рта ровное колечко сигарного дыма.
Знаешь, Николя, думая о будущем моей страны, я все чаще вспоминаю стихотворение Бодлера про мертвую лошадь. Оно называется «Падаль». Автор показывает своей спутнице лежащий на дороге труп лошади и говорит ей, что и она скоро неизбежно превратится в такой же смердящий кусок гнилой плоти.
И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.
Стихи прекрасные, сказал Крижевский. Но все-таки ты перегибаешь палку, дружище. По-моему, это к Камбодже все-таки никак не относится.
Я бы хотел на это надеяться, вздохнул профессор. Но знаешь, мне в последнее время становится так обидно и стыдно за свою страну. Пятнадцать лет назад мы завоевали независимость. Камбоджа наконец-то стала свободным государством после многих лет колониального гнета. И сейчас мы рискуем все это потерять и снова стать колонией. То спокойствие и процветание, которого мы так долго добивались и в итоге достигли, исчезает на глазах
Крижевский чуть заметно ухмыльнулся, слушая эти слова. Можно ли было назвать Камбоджу абсолютно независимой, если французы продолжали преподавать в большинстве камбоджийских университетов, контролировать все производство и экспорт каучука из страны, обучать молодую камбоджийскую армию, активно участвовать в работе правительства и министерств? Однако вслух свои мысли журналист высказывать не стал, боясь оскорбить патриотические чувства друга. Он знал, как сильно кхмеры гордятся падением французского протектората.
В этот момент в гостиную вошла Бопха.
Отец, я погуляю немного по городу с Вадимом, сказала она.
Конечно-конечно, дорогая, кивнул профессор. И купи мне вечернюю газету, пожалуйста.
Обязательно, пообещала девушка и выпорхнула из комнаты.
Главное сокровище моей жизни, вздохнул Сэтхи, глядя вслед дочери. В ней весь смысл моего существования. Сейчас я мечтаю о том, чтобы она нашла себе достойного мужа
К четырем часам вечера жара постепенно начала спадать. Вадим и Бопха вышли из профессорской виллы и побрели вдоль узкой улочки, по обеим сторонам которой стояли похожие друг на друга двухэтажные особняки, утопающие в зелени садов. Нум Сэтхи жил в центральной части Пномпеня, недалеко от огромного Олимпийского стадиона.
Ты очень хорошо говоришь по-французски, прямо как француженка, сказал Вадим (они быстро и незаметно перешли на «ты»). Где ты так выучила язык?
Я учусь в Сорбонне. Уже второй год, на историческом факультете. Приехала сюда на месяц, потом опять уеду учиться.
Здорово. И как тебе там, нравится?
Да, там хорошо, задумчиво протянула Бопха. Учиться интересно, а Париж очень красивый и романтичный город, но
Бопха вдруг замолчала. Вадим с трудом сдерживался, чтобы постоянно не смотреть на нее: девушка обладала по-настоящему магической красотой. Большие миндалевидные глаза, черные как смоль вьющиеся волосы, полные и чувственные губы, стройная точеная фигура она была похожа на какую-то диковинную азиатскую принцессу из другого мира, загадочного и экзотического мира Востока, который Вадим только-только начинал познавать.
Что ты хотела сказать? спросил Вадим.
Понимаешь, отец хочет, чтобы я жила там, в Европе. Поэтому он и решил дать мне европейское образование, прививает любовь к западной литературе. Мы даже дома часто общаемся на французском, поэтому я по-кхмерски даже говорю хуже. Но я хочу жить здесь. Здесь жили мои предки, моя мама
Похоже, у твоего отца какие-то недобрые предчувствия по поводу будущего Камбоджи.
Да, в этом-то все и дело, вздохнула Бопха. В последнее время он только и говорит о политике. Странно, раньше он политикой почти не интересовался. После смерти мамы он вообще сильно изменился, мне иногда очень жаль его.