- Спасибо. Я над ней как раз работаю. Еще не закончил.
- Так это ваше собственное сочинение? Вы, наверное, очень одаренный человек! Пожалуйста, напойте опять эту мелодию, как в тот раз.
- Знаете, - вмешался мужчина, - когда вы будете эту песню записывать, скажите продюсеру, она должна звучать так. Вот так! - Он обвел жестом простертый внизу Херефордшир. - Скажите, вам требуется такой саунд, такая звуковая среда. Тогда публика услышит вашу песню, как слышали мы, когда спускались по склону: подхваченную ветром
- Но только чуть отчетливей, - добавила женщина. - А то слушатели не разберут слова. Но Тило прав. Должен быть намек, что песня исполняется на природе. Ветер, эхо.
Они так восторгались, словно встретили на холмах второго Элгара. Хотя сперва я сомневался, но потом не мог не оттаять.
- Ну да, - подтвердил я, - по большей части эта песня написана здесь, не удивительно, что она несет на себе местный отпечаток.
- Да, да, - закивали оба супруга.
И женщина добавила:
- Пожалуйста, не стесняйтесь. Спойте при нас. Эта песня - просто чудо.
- Хорошо, - согласился я, стараясь говорить небрежным тоном. - Хорошо. Если вам так хочется, я спою для вас. Правда, не ту незаконченную песню. Другую. Но только я не смогу петь, если вы по-прежнему будете стоять у меня над душой.
- Конечно-конечно, - обрадовался Тило. - Как же мы не подумали. Мы с Соней привыкли выступать в условиях самых странных и нелегких, вот и стали глухи к потребностям других музыкантов.
Оглядевшись, он опустился на щетинистую траву вблизи тропы, спиной ко мне и лицом к пейзажу. Соня ободряюще мне улыбнулась и села рядом с мужем. Тот немедленно обнял ее за плечи, она склонилась к нему. Можно было подумать, что меня нет, а они милуются себе, созерцая предвечерний сельский ландшафт.
- Ну, поехали.
Я запел песню, которой обычно открывал прослушивание. Голос я устремлял к горизонту, но смотрел на Тило и Соню. Лиц мне было не видно, но, судя по тому, что уютно обнявшиеся супруги ни разу не шелохнулись, я понял: они получают удовольствие от концерта. Когда я закончил, они обернулись с широкими улыбками и зааплодировали, будя эхо в окрестных холмах.
- Фантастика! - воскликнула Соня. - Бездна таланта!
- Блестяще, блестяще! - вторил ей Тило.
Я слегка смутился и сделал вид, будто подстраиваю гитару. Когда я наконец поднял глаза, супруги по-прежнему сидели на траве, но развернувшись так, чтобы меня видеть.
- Вы музыканты? - спросил я. - Я хочу сказать - профессиональные музыканты?
- Да, - подтвердил Тило, - наверное, нас можно так назвать. Мы с Соней исполняем дуэты. Выступаем в отелях, ресторанах. На свадьбах, вечеринках. По всей Европе, хотя предпочитаем Швейцарию и Австрию. Мы этим зарабатываем себе на жизнь, так что да, мы профессионалы.
- Но главное, - подхватила Соня, - мы играем потому, что верим в музыку. И вы, я вижу, тоже верите.
- Если я потеряю веру в свою музыку, то прекращу играть. - Помолчав, я добавил: - Мне тоже хотелось бы заниматься музыкой профессионально. Это, должно быть, очень неплохая жизнь.
- И правда неплохая, - согласился Тило. - Мы очень счастливы, что этим занимаемся.
- Послушайте, - спохватился я, несколько неожиданно меняя тему. - Вы были в той гостинице? О которой я говорил?
- Какие же мы невежи! - воскликнул Тило. - Так увлеклись вашей музыкой, что совсем забыли вас поблагодарить. Да, мы там были, и нам все понравилось. К счастью, нашлись свободные номера.
- Как раз то, чего мы хотели, - добавила Соня. - Спасибо.
Я снова сделал вид, будто сосредоточенно перебираю струны. И затем проговорил как бы вскользь:
- Подумайте: я знаю еще один отель. По-моему, он лучше, чем «Молверн-Лодж». Наверное, вам было бы неплохо перебраться туда.
- О, да мы уже обжились, - ответил Тило, - распаковали вещи. Кроме того, гостиница нас вполне устраивает.
- Да, но Дело в том, что раньше, когда вы меня спрашивали, я не знал, что вы музыканты. Думал - банкиры или что-то вроде.
Оба так захохотали, словно я отмочил невероятную шутку.
- Нет-нет, мы не банкиры, - сказал Тило. - Хотя не единожды об этом жалели!
- Я говорю о том, что есть другие гостиницы, гораздо лучше подходящие артистическим натурам. Пока не познакомишься с человеком поближе, трудно порекомендовать ему подходящий отель.
- Спасибо, что беспокоитесь о нас. Но, право, не стоит. Мы прекрасно устроились. Кроме того, люди не такие уж разные. Что банкиры, что музыканты - все мы в конечном счете хотим от жизни одного и того же.
- Знаешь, а я в этом не уверена, - вмешалась Соня. - Вот наш юный друг - мне кажется, он не так уж жаждет работать в банке. Он мечтает о другом.
- Может, Соня, ты и права. Но все равно, наша гостиница вполне нам подходит.
Я склонился над струнами и проиграл для себя коротенькую музыкальную фразу. Все молчали. Потом я спросил:
- А какого рода музыку вы играете?
Тило пожал плечами:
- Мы вдвоем владеем несколькими музыкальными инструментами. Оба играем на клавишных. Я питаю слабость к кларнету. Соня очень недурная скрипачка и к тому же великолепно поет. Пожалуй, лучше всего нам удается швейцарская народная музыка, только исполняем мы ее в современной манере. Местами даже суперсовременной, я бы сказал. Мы черпаем вдохновение у великих композиторов, следовавших тем же путем. У Яначека[29], например. У вашего Воана-Уильямса[30].
- Но в последнее время, - вмешалась Соня, - мы не так часто исполняем подобную музыку.
Они обменялись взглядами, в которых я уловил некоторое напряжение. Но тут же на лицо Тило вернулась его обычная улыбка.
- Да, как указывает Соня, мы живем в реальном мире и в большинстве случаев приходится играть то, что нравится публике. Поэтому мы исполняем многие известные хиты. «Битлз», «Карпентерз»[31]. Некоторые более поздние песни. То, что пользуется спросом.
- А что насчет «Аббы»? - ляпнул я и тут же об этом пожалел.
Но Тило как будто не уловил насмешки.
- Да, кое-что. «Танцующая королева». Это всегда имеет успех. Собственно, в «Танцующей королеве» я и сам немного подпеваю. Соня подтвердит: голос у меня ужасный. Потому мы беремся за эту песню не раньше, чем посетители приступят к еде, - тогда они уж точно не сбегут!
Тило, как обычно, громко рассмеялся, Соня тоже засмеялась, но тише. Мимо пронесся на бешеной скорости байкер, затянутый в подобие гидрокостюма, и мы проводили глазами стремительно удаляющуюся черную фигуру.
- Я был однажды в Швейцарии, - сказал я наконец. - Летом, года два назад. В Интерлакене. Останавливался на молодежной турбазе.
- А, Интерлакен. Красивое место. У иных швейцарцев вызывает усмешку. Заповедник туристов, говорят они. Но мы с Соней любим там выступать. На самом деле это просто чудесно: играть летним вечером в Интерлакене, радовать публику со всего света. Надеюсь, вы хорошо провели там время.
- Да, это было великолепно.
- В Интерлакене есть ресторан, где мы каждым летом даем несколько концертов. Играем лицом к столикам - их, разумеется, в такое время ставят снаружи. И мы, выступая, видим туристов: как они закусывают и беседуют под звездным небом. А за туристами виден обширный луг, где днем приземляются парапланы, а по вечерам вдоль Хеэвега зажигаются фонари. А если взглянуть еще выше, увидишь и стену Альп по ту сторону луга. Очертания Айгера, Менха, Юнгфрау. В воздухе разлиты приятное тепло и наша музыка. Когда мы там, я всегда чувствую, что нам повезло. Да, по-моему, мы выбрали себе хорошее занятие.
- Этот ресторан, - заговорила Соня. - В прошлом году управляющий заставил нас выступать в полных национальных костюмах, и это в такую жару. Мне приходилось несладко, и мы сказали: к чему эти громоздкие жилеты, шарфы, шляпы? Какая разница? Чем хуже наши блузы, изящные и притом как раз в швейцарском стиле? Но управляющий сказал: либо надевайте полные костюмы, либо выступления не будет. Нам, мол, выбирать. Сказал и удалился.
- Но, Соня, какую работу ни возьми, везде одно и то же. Любой наниматель навязывает тебе униформу. И у банкиров точно так же! А в нашем случае это, по крайней мере, то, во что мы верим. Швейцарская культура. Швейцарские традиции.
И снова между супругами возникла некая неопределенная неловкость, но продолжалось это недолго. Вскоре оба заулыбались, вновь уставившись на мою гитару. Мне показалось, что молчание затянулось, и я произнес:
- Думаю, мне бы это понравилось. Выступать в разных странах. Нужно все время учитывать характер аудитории, не расслабишься.
- Да, - согласился Тило, - это хорошо, что публика у нас самая разная, и не только европейская. В итоге мы изучили множество разных городов.
- К примеру, Дюссельдорф, - сказала Соня.
Ее голос слегка изменился, сделался резче, и я снова узнал в ней женщину, знакомую по кафе. Но Тило вроде бы ничего не заметил и беспечно промолвил, обращаясь ко мне:
- В Дюссельдорфе сейчас живет наш сын. Он вашего возраста. Может, чуть старше.
- Мы в этом году побывали в Дюссельдорфе, - сказала Соня. - У нас там был назначен концерт. Не такой, как обычно, - это был случай поиграть нашу любимую музыку. И вот мы позвонили ему, нашему сыну, нашему единственному отпрыску, чтобы известить о своем приезде. Он не взял трубку, и мы оставили сообщение. Потом еще и еще. Ответа не было. Мы приехали в Дюссельдорф, оставили еще несколько сообщений. Говорили: мы здесь, в твоем городе. Прежнее молчание. Тило говорит: не волнуйся, может, он придет вечером на концерт. Но он не пришел. Конец концерта, переезд в другой город на новое выступление.
Тило то ли хмыкнул, то ли усмехнулся.
- Быть может, Петер еще маленьким сверх меры наслушался нашей музыки! Бедный ребенок - выслушивать день за днем все репетиции.
- Нелегко это, наверное, - музыкантам растить детей, - предположил я.
- У нас только один, - отозвался Тило, - так что мы обошлись малой кровью. Ну и конечно, нам повезло. Когда нужно было отправляться на гастроли и взять ребенка с собой не получалось, бабушки и дедушки охотно брались нам помочь. А когда Петер подрос, мы устроили его в хорошую школу-интернат. И снова нас выручили старшие. Нам самим эта школа была не по карману. Так что нам очень повезло.
- Да, повезло, - вмешалась Соня. - Только вот Петер эту школу ненавидел.
Прежняя благоприятная атмосфера определенно начала портиться. Чтобы разогнать тучи, я поспешил ввернуть:
- Как бы то ни было, вы оба, судя по всему, получаете удовольствие от своей работы.
- Да, это верно, - отозвался Тило. - Работа для нас все. И тем не менее в отпуск-то хочется. Знаете ли, это за три года наш первый настоящий отпуск.
От этого мне снова сделалось нехорошо на душе, и я подумал, не завести ли вновь разговор о переселении в другую гостиницу, но это выглядело бы смешно. Оставалось надеяться, что Ведьма Фрейзер на сей раз проявит себя не с худшей стороны. И я сказал:
- Если хотите, я сыграю вам ту, первую песню. Обычно я незаконченных песен не исполняю. Но все равно вы ее уже слышали, так что я не против показать, что пока получилось.
На лицо Сони вернулась улыбка.
- Да, - сказал она, - пожалуйста, дайте нам послушать. Такая красивая мелодия.
Пока я готовился к игре, супруги снова пересели ко мне спиной. Однако на этот раз они не стали обниматься, а нарочито выпрямили спины и заслонились ладонями от солнца. Пока я играл, они сохраняли удивительную неподвижность и вместе со стелившимися позади длинными вечерними тенями напоминали парные скульптуры на выставке. Поскольку конца у песни не было, игра завершилась на неопределенной ноте, и первое время супруги не шевелились. Потом они расслабились и зааплодировали, но, пожалуй, не так восторженно, как раньше. Тило, бормоча комплименты, поднялся на ноги и помог встать Соне. И только тут по их движениям стало заметно, что они уже не первой молодости. Но, может, и просто устали. Как я понял, они прошли изрядное расстояние, прежде чем встретили меня. Как бы то ни было, мне показалось, что встали оба не без труда.
- Вы устроили нам незабываемый концерт, - говорил Тило. - Нынче мы туристы, наше дело сидеть сложа руки и слушать! До чего же приятно!
- С удовольствием послушала бы эту песню опять, когда она будет готова. - Судя по голосу, Соня говорила искренне. - Может, когда-нибудь доведется услышать ее по радио. Кто знает?
- Да, - кивнул Тило, - и тогда мы с Соней будем исполнять для наших слушателей свою версию! - В воздухе прокатился его громкий хохот. Потом он с легким поклоном добавил: - Мы трижды вам обязаны за сегодняшний день. Великолепный ланч. Великолепная гостиница. И наконец - великолепный концерт здесь, на холмах!
Когда они прощались, меня так и подмывало открыть им правду. Признаться, что я намеренно послал их в худшую из здешних гостиниц, и посоветовать, пока не поздно, уносить оттуда ноги. Но после таких сердечных рукопожатий эти слова никак не слетали у меня с языка. Супруги направились вниз по склону, я остался на скамье один.
Когда я спустился в кафе, оно уже успело закрыться. Мэгги с Джеффом походили на выжатые лимоны. Сообщая, что не помнит второго такого хлопотливого дня, Мэгги, казалось, испытывала удовольствие. Но Джефф, когда мы уселись в кафе ужинать разными остатками, упомянул о том же самом в недовольном тоне: они, мол, так жутко надрывались, а чем был занят я, вместо того чтобы помогать? Мэгги спросила, как я провел день, но я, дабы не углубляться в дебри, не стал упоминать Тило и Соню, а рассказал, что поднимался на Сахарную Голову - поработать над песней. Она поинтересовалась, продвинулся ли я, и я заверил, что очень продвинулся. Джефф раздраженно вскочил и, оставив на тарелке недоеденный ужин, вышел. Мэгги притворилась, будто ничего не замечает, и была права: вскоре Джефф вернулся с жестянкой пива и, по большей части молча, стал читать газету. Мне не хотелось сеять раздор между сестрой и зятем, поэтому я вскоре, извинившись, отправился наверх дописывать песню.
Если днем моя комната имела вид самый вдохновляющий, то вечером дело обстояло совершенно иначе. Прежде всего, занавески не задергивались до конца, и стоило мне в жару открыть окно, чтобы не задохнуться, как на огонек слетались насекомые со всей округи. А огонька всего-то и было, что голая лампочка, свисавшая с потолка. Когда я ее включал, на пол ложились мрачные тени, усиливая сходство комнаты с подсобкой, которой она, собственно, и являлась. В тот вечер мне требовался свет, чтобы записать слова, если придут на ум. Но в спертом воздухе я долго не выдержал, в конце концов пришлось выключить лампочку, отдернуть занавески и широко открыть окно. Потом я, как ранее в дневные часы, уселся с гитарой в фонаре.