Много лет назад кухню «Устричного бара» переоборудовали и установили в ней посудомоечные машины. А это помещение заперли. И к лучшему. Кто бы согласился работать в этой вонючей дыре?
Но для кой-какой цели она вполне годилась.
Обдумывая, где припрятать сына Питерсона до получения выкупа, он вспомнил про эту комнату. Осмотрел ее и убедился, как замечательно она подходит для его плана. Пока он работал тут руками, распухшими от моющих средств, горячей воды и тяжелых мокрых полотенец, вверху на вокзале хорошо одетые люди торопились на поезд, чтобы вернуться к своим дорогим домам и машинам, или сидели в ресторане, пожирая креветок, мидий, устриц, окуней и зубаток, объедки которых он соскребал с тарелокжрали, а про него и думать не думали.
Ну так он заставит всех в Центральном вокзале, в Нью-Йорке, во всем мире заметить его существование. После среды они о нем уже не позабудут.
Проникнуть в комнату было просто. Восковой отпечаток скважины заржавевшего замкаи он изготовил ключ. И теперь мог приходить и уходить, когда хотел.
А сегодня вечером здесь с ним будут Шэрон Мартин и мальчишка. Центральный вокзал. Самый людный железнодорожный вокзал в мире. Лучшее место, чтобы прятать людей.
Он громко захохотал. Здесь он мог позволить себе посмеяться. Он ощущал ясность и блеск своих мыслей, бодрящую энергию. Лупящаяся краска, провисшая койка, капающие краны и треснувшие доски возбуждали его.
Тут он был властителем, стратегом. Он устроит так, чтобы получить деньги. Он навсегда закроет эти глаза. Хватит им ему сниться! Он просто не выдержит. А теперь к тому же они обернулись реальной опасностью.
Среда. До одиннадцати тридцати в среду утром оставалось ровно сорок восемь часов. Он будет лететь на самолете в Аризону, где его никто не знает. В Карли оставаться опасно. Слишком много вопросов там задают.
Но вдалеке с деньгами без преследующих глаз и если Шэрон Мартин в него влюблена, он возьмет ее с собой.
Он оттащил чемодан мимо койки и осторожно положил его на пол нижней стороной. Открыл, достал миниатюрный кассетный магнитофон и фотокамеру и положил их в левый карман своего бесформенного коричневого пальто. Охотничий нож и пистолет отправились в правый карман. Толстая материя над глубокими карманами совсем не оттопырилась.
Он взял сумку и аккуратно разложил ее содержимое на койке. Пальто, платок, бечевку, пластырь и бинты он сунул в брезентовый мешок. Под конец он извлек свернутые в трубку фотографии размерами с афишу, разгладил их, закатал в обратную сторону, чтобы они не скручивались, разложил и долго на них смотрел. Его узкие губы растянулись в задумчивой улыбке, навеянной воспоминаниями.
Первые три он аккуратно приклеил к стене липкой лентой. Четвертую после еще одного долгого взгляда медленно свернул.
Пока еще рано, решил он.
А время шло. Он выключил свет и только тогда чуть приоткрыл дверь. Вслушался, но вокруг все было тихо.
Выскользнув наружу, он бесшумно спустился по металлическим ступенькам и торопливо прошел мимо вибрирующего генератора, погромыхивающих вентиляторов и зияющего туннеля вверх по пандусу, по изогнутому перрону на Маунт-Вернон, вверх по ступенькам в нижний зал Центрального вокзала, где стал частью людского потокаширокогрудый мужчина под сорок лет с мускулистой фигурой, прямой осанкой, обветренным опухшим скуластым лицом. Узкие губы были крепко сжаты, тяжелые веки полуприкрывали почти бесцветные глаза, которые быстро косились по сторонам.
С билетом в руке он поспешил к дверям в верхнем зале, выходившим на перрон, откуда отправлялся поезд в Карли, штат Коннектикут.
Глава 4
Нийл стоял на углу, ожидая школьного автобуса. Он знал, что миссис Луфтс следит за ним из окна. Его это злило. За другими ребятами матери не следили, как миссис Луфтс за ним. Будто он детсадовец, а не первоклассник!
Если шел дождь, его заставляли ждать автобуса в доме. И он тоже злился. Будто он девчонка. Он пытался объяснить это отцу, но папа ничего не понял, а сказал только, что Нийлу нужен особый присмотр из-за приступов астмы, которые у него бывают.
Сэнди Паркер учился в четвертом классе. Жил он на соседней улице, но автобуса ждал на этой остановке. И всегда садился рядом с Нийлом, а Нийл этого не хотел. Сэнди всегда заговаривал о том, о чем Нийл говорить не хотел.
В ту секунду, когда автобус выехал из-за угла, пыхтя, подбежал Сэнди, прижимая к груди выскальзывающие из рук учебники. Нийл попробовал пробраться к свободному месту сзади, но Сэнди сказал:
Сюда, Нийл, вот же два сиденья рядом!
В автобусе стоял шум. Все ребята перекрикивали друг друга. Сэнди не кричал, но слышно было каждое его слово до единого.
Сэнди распирало возбуждение. Они не успели сесть, а он уже начал:
Мы видели твоего отца в «Сегодня», когда завтракали.
Папу? Нийл мотнул головой. Ты меня разыгрываешь.
Вот и нет. И еще выступала та дама, я ее у тебя видел. Шэрон Мартин. Они спорили.
Почему? Нийл пожалел, что спросил. Ему всегда казалось, что Сэнди лучше не верить.
Потому что она не верит, что плохих людей надо убивать, а твой отец верит. Мой папка сказал, что твой папка говорит верно. Он сказал, что парня, который убил твою мать, надо поджарить. И Сэнди повторил с ударением:Поджарить!
Нийл отвернулся к окну и прижал лоб к прохладному стеклу. Снаружи все было серым и начал сыпать снег. Лучше бы уже настал вечер. И лучше бы папа пришел домой вчера вечером. Он не любил оставаться только с Луфтсами. Они были с ним ласковыми, но много спорили между собой, и мистер Луфтс уходил в пивную, а миссис Луфтс очень сердилась, хотя и старалась ему этого не показывать.
А ты разве не рад, что в среду Рональда Томпсона убьют? приставал Сэнди.
Нет ну я про это не думаю, тихонько сказал Нийл.
Это была неправда. Он очень много об этом думал. И сны про это видел: всегда один и тот же сон про тот вечер. Он играл с поездами у себя в комнате. А мамочка на кухне разбирала покупки. За окнами только-только начинало темнеть. Один поезд у него сошел с рельсов, и он выключил ток.
И вот тут услышал непонятный звук, вроде крика, только тихого. И побежал вниз. В комнате было совсем темно, но он увидел ее. Мамочку. Ее руки старались оттолкнуть кого-то, и она очень страшно хрипела. Какой-то человек закручивал что-то на ее шее.
Нийл остановился на площадке лестницы. Он хотел помочь ей, но не мог сдвинуться с места. Он хотел закричать, позвать на помощь, но голос его не слушался. И он начал дышать, как мамочка, как-то странно, побулькивая. Человек услышал, обернулся и дал мамочке упасть.
И Нийл тоже падал. Он чувствовал, как падает. А потом в комнате стало светлее. Мамочка лежала на полу. Язык у нее торчал изо рта, лицо было синее, глаза выпучились. Человек стоял возле нее на коленях, его руки были у нее на горле. Он поднял голову, увидел Нийла и убежал, но Нийл ясно разглядел его лицо. Потное, испуганное.
Нийлу пришлось все про это рассказать полицейским и указать в суде на этого человека. Потом папа сказал: «Постарайся забыть, Нийл. Вспоминай только, как нам было хорошо и весело с мамочкой». Но он не смог забыть, и все время видел это во сне, и просыпался от астмы.
А теперь папа, может быть, женится на Шэрон. Сэнди сказал ему, будто все говорят, что его папка, наверное, снова женится. Сэнди сказал, что чужие дети никому не нужны. Особенно которые то и дело болеют.
Мистер и миссис Луфтс все время говорили о том, что переедут во Флориду. А что, если папа отдаст его Луфтсам, когда женится на Шэрон? Ну, может быть, все-таки нет. Он тоскливо уставился в окно и так задумался, что Сэнди пришлось ткнуть его в бок, когда автобус остановился перед их школой.
Глава 5
Взвизгнув тормозами, такси остановилось у здания «Ньюс-Диспетч», на Восточной Сорок второй улице. Шэрон порылась в сумочке, выудила два доллара и заплатила шоферу.
Снег перестал падать, но температура опускалась все ниже, и тротуар был скользким.
Она пошла прямо в отдел новостей, где уже кипела подготовка дневного номера. В ее ячейке лежала записка, приглашающая ее немедленно зайти к редактору.
Встревоженная настоятельностью тона, она почти побежала через шумный зал. Он сидел один в своем маленьком загроможденном кабинете.