«А женщины?» спросите Вы. Законный вопрос! Никто не освобождает женщину от ответственности за полюбивших её.
«За всех, что ли?» фыркнет изнеженная звезда экрана. Ну, может быть, и не за всех, но за тех, кого к любви легкомысленно провоцировали, кого улыбочками поощряли, с кем без цели кокетничали Заманивали на тропу любви, как сказал бы Чингачгук Хотя поймёт эти слова не каждая белобрысая скво
И раз уж мы, хотя и в помыслах, отправляемся к женщинам, да ещё будем их судить, дайте-ка я приоденусь. К такому случаю подойдёт чёрная судейская мантия, а на ней маленькие красные сердечки, пробитые жёлтыми стрелами Всё, я готов!
Определим меру вины, и заодно уж и назначим наказание. Вы, Серкидон, будете моим народным заседателем. Ваше делосостроить умную физиономию и затаиться.
Дело 1. «Гранатовый браслет». Вера Николаевна.
Не поощряла, не кокетничала, не провоцировала. Хочется сказатьне виновна. Мол, несчастный случай на охоте Амура. Но зря, что ли, я мантию надевал? Опытный судья вину найдёт всегда. Вера Николаевна красивая женщина, и должна бы знать, что красотой нужно пользоваться осторожно. Поэт Игорь Кобзев предупреждал:
Ведь красота порой мешает дружбе,
Ломает жизнь, вселяет боль в сердца,
Она как огнестрельное оружье
В руках неосторожного бойца
Желтков во время телефонного разговора был на грани. Неужели она этого не почувствовала?.. Успокоить лаской в голосе. Неким обнадёживающим посулом. Вместо этого она сказала: «Ах, если бы вы знали, как мне надоела вся эта история. Пожалуйста, прекратите её, и как можно скорее».
Желтков эти слова воспринял как приглашение на казнь Но опять-таки Вера Николаевнакнягиня, а не психотерапевт, и не она ведь эту кашу заварила. Узнав о трагедии, княгиня посетила убогое жилище покойного, в лоб несчастного поцеловала долгим поцелуем и сонату, бетховенскую сонату D-dur N2. ор.2, как он и просил в предсмертной записке, отыграла.
Что мы можем, отправляя правосудие, предпринять в отношении В.Н. Шеиной? Только поставить ей на вид. А спросит, почему это вдруг, пропоём:
Потому что нельзя,
Потому что нельзя,
Потому что нельзя быть на свете
Красивой такой.
Дело 2 Лотта «И Вертер, мученик мятежный».
Что тут у нас с поощрениями, с близостью необязательной? А Вы знаете, немного есть. Свидания, танцульки:
«Никогда ещё не двигался я так свободно. Я не чувствовал собственного тела. Подумай, Вильгельм, держать в своих объятиях прелестнейшую девушку, точно вихрь носиться с ней, ничего не видя вокруг»
Встречи, прогулки под ручку, посиделки:
«Когда во время беседы она кладёт руку на мою, и, увлёкшись спором, придвигается ко мне ближе, и её божественное дыхание достигает моих губ »
«А, какой трепет пробегает у меня по жилам, когда пальцы наши соприкоснуться невзначай или нога моя под столом встретит её ножку! Я отшатываюсь, как от огня, но тайная сила влечёт меня обратнои голова идёт кругом!»
А вот у Лотты с головой всё было обычно и ровно. Она привыкла к Вертеру: деликатному сопровождающему, приятному собеседнику, чувствительному другу-приятелю, который разбирался в стихах, в музыке, имел любопытные суждения. Вертер закрывал романтическую составляющую любви и давал то, чего жених, а потом и мужАльберт не мог дать по причине своей всегдашней занятости, излишней практичности и крестьянской приземлённости. В то же время Альберт полностью устраивал как глава семьи и как мужчина, с которым она делила ложе. Лотта любила Вертера, как любит брата сестра. А может, как сто тысяч сестёр. Мечтала женить его на какой-нибудь своей близкой подруге, чтобы обезопасить их платонические отношения от людской молвы. Сделать отношения дружескими с едва заметной долей флирта Не получилось. Любовь Вертера росла, крепла, ширилась, тревожилась, требовала взаимности.
И вот разрязка:
«Сознание её помутилось, она сжала его руки, в порыве сострадания склонилась над ним, и их пылающие щёки соприкоснулись. Всё вокруг перестало существовать. Он стиснул её в объятьях и покрыл неистовыми поцелуями её трепетные лепечущие губы.
Вертер! крикнула она сдавленным голосом, отворачиваясь от него. Вертер! и беспомощным движением попыталась отстранить его. Вертер! повторила она тоном благородной решимости.
Он не стал противиться, разжал объятия и, не помня себя, упал к её ногам.
Это не повторится, вы больше не увидите меня, Вертер! И, бросив на страдальца взгляд, исполненный любви, выбежала в соседнюю комнату и заперлась на ключ»
Серкидон! Да Вы же всё это читали! Помните, как несчастный молил под дверью: «Лотта, Лотта! Одно словечко! На прощание!»
Она молчала. А молчать надо было раньше, когда он спрашивал: «Как вас, девушка, зовут?» Сейчас, когда ситуация так закручена и так взлохмачена, Вертера нужно было успокаивать, утихомиривать, урезонивать, в лоб чмокнуть (пока он, этот лобик, тёплый), что-то небольшое и необязательное обязательно ему пообещать. Чтобы был у несчастного смысл дальнейшей жизни. А так он крикнул: «Прощай навеки!», шатаясь, ушёл, заперся в своей комнате и застрелился.
Потрясение Лотты было столь велико, что Альберт был у постели жены в тревоге за её жизнь.
Вряд ли, Серкидон, нам следует что-то добавлять к этому наказанию.
Дело 3. Катя.
Самое пустое и легкомысленное создание. Сначала поговорим о том, насколько далеко ушли отношения. Тут есть о чём поговорить. Целомудренный Иван Алексеевич про эротические дела молодых вынужден был написать:
«Они с Катей ещё не переступили последней черты близости, хотя позволяли себе в те часы, когда оставались одни, слишком многое»
И:
«Душа Кати или тело доводило его почти до обморока, до какого-то предсмертного блаженства, когда он расстёгивал её кофточку и целовал её грудь, райски прелестную и девственную, раскрытую с какой-то душу потрясающей покорностью, бесстыдностью чистейшей невинности?»
Мите было о чём вспомнить в деревне.
Вы меня можете спросить: как же Митя продолжал любить Катю, если он слышал её фальшивые декламации, видел её избыточное желание пробиться, быть на виду, находиться среди вздохов, пересудов, в лучах славы?
Но ведь ещё Платон говорил, что «любовьэто тяга не ко всему человеку, а только к тому хорошему, что в нём есть». В Кате хорошее было несомненно. По-своему она была к Мите привязана, заботилась о нём. «Она даже ходила с ним покупать дорожные ремни, точно она была его невеста или жена», плакала пред Митиным отъездом и «смотрела на него непритворно любящим и грустным взглядом».
Правда, если женщина лицедейка, то поди разберись, где искренность, а где притворство Конечно, знай она, что последует за получением рокового письма, она бы Но всё же, давайте припаяем ей год условно с запрещением артистической деятельности.
Теперь, пока я не снял мантию, быстро разберёмся с делами древнегреческими. Вспоминайте, Серкидон, вспоминайте тамошних героев и героек.
Федра и Ипполит.
Легче всего свалить всю вину на Афродиту, но мы делать этого не будем. Потому что богиня легко может превратить меня в червячка, а Вас в паучка. Причём паучка не способного к любви. Представляете, прилетает к Вам мушка, потрясает прекрасными крылышками, а Вы к ней равнодушны?..
Ипполит. Достаточно взрослый юноша, но нет в нём почтения к богине любви, нет у него знания, что нельзя дразнить гусей, гусынь, богинь. Наверняка слышал Ипполит от взрослых, что кроме Дианы есть на Олимпе иные представительницы прекрасного пола. Так зачем размахивать своей целомудренностью, как красной тряпкой?..
Кормилица виновата, но осуждать её не будем. Она бросилась на помощь, когда в опасности было дорогое для неё существо, но вот Федра Оклеветать сына перед отцом, да ещё так чудовищно Как бы ни была оскорблена, уязвлена, раздосадована женщина, нельзя ей доходить до подобной низости
Тесей. Вот кто виновен более всех. Без хозяина и дом сирота, а уж дворец Даден тебе народправь им, есть у тебя женалюби её, и сам женщину люби, и сыну привей любовь к прекрасному. К женщинам прежде всего. А таскаться по подвигам с корешамипоследнее дело.
А ещё, Серкидон, под горячую руку осудим и 100 % любви на одной чаше. Столько бед они натворили, а сколько ещё натворят