Всесторонне одарённый Иоганн Гердер, которого мы определили в наставники Гёте, писал близкой приятельнице Каролине Фойхтерслебен:
«Что же такое любовь? Это значит вчувствоваться в существование, в движение сердца другого существа, и это значит не только без всякого принуждения, но одновременно с наслаждением, в состоянии радостной интимности, переживать себя в другой жизни».
Перевидавший сотни писем на своём веку, почтальон Печкин говорил по такому поводу: «До чего бывают люди до чужого добра жадные!..»
Оно и верно! Мало человеку своегоподай ему и чужое.
Иоанн Златоуст: «Свойство любви таково, что любящий и любимый составляют уже как бы не двух отдельных людей, а одного человека».
Любого златоуста неплохо подкреплять примерами из художественной литературы.
Лев Толстой. «Анна Каренина». Лёвин и Кити уже супруги. Лёвин, думая о Кити, понимает, «что она не только близка ему, но что он теперь не знает, где кончается она и начинается он».
Эрнест Хемингуэй. «По ком звонит колокол». Мария говорит Роберту:
«Ты чувствуешь? Моё сердцеэто твоё сердце Яэто ты, и тыэто я Ведь правда, что мы с тобойодно?»
Зинаида Гиппиус в очерке «О любви» в один ряд с уже известными нам произведениями, где страдали Вертер и Митя, ставит роман Деренна «Габи, любовь моя». Зинаида Николаевна обращает наше внимание на апогей их любви:
«Их соединение как будто даже ничего нового не вносит в любовь, так она уже полна и совершенна. Поэма этой ночи, откровенная и целомудренная, написана без единого срыва. Вся пронизана и покрыта двумя словами: «moitoi», «тыя, яты». И уже естественным кажется, что она говорит то, что он начал думать, он произносит слова, которые она сейчас захочет услышать».
Вот ведь что делает любовь! Она ломает всяческие перегородки, сливая в одно целое души и сердца. Во время любви каждый любящий свято верит, что имеет право на другого человека. Видимо, потому, что влюблённые живут по законам некого ангелоподобия, законы человеческие во время неистовой любви влюблённых не сдерживают.
Вы мне, Серкидон, можете сказать, что сложновато для разумения письмишко получилось. Нельзя ли по-проще? Да, конечно, можно и проще, но в этом случае не договаривать нельзя. Вы же хотите знать о любви всё?
Крепко жму Вашу руку, и до следующего более простого письма.
.
-41-
Приветствую Вас, Серкидон!
Слава мудрецам! Слово мудрецам! Читаем у Искандера: «Гений нации самым слабым, отсталым формам национальной жизни придаёт самый цветущий вид. В этом, может быть, подсознательно сказывается благородный пафос лечения нации, если это вообще возможно. Великий гуманистический пафос русской классической литературы общепризнан. Томас Манн назвал русскую литературу святой. Но не есть ли это реакция национального гения на жестокость российской жизни, попытка лечения её? Великая немецкая философия и великая немецкая музыка, самые поднебесные формы культуры, не есть ли это реакция на слишком практичную, приземлённую немецкую жизнь? Знаменитый трезвый французский разум, то, что Блок назвал «острый галльский смысл», не есть ли реакция на французское легкомыслие? Национальный гений как бы говорит своей нации: Подымайся! Это возможно. Я ведь показал, что это возможно!»
Какая умница Фазиль Абдулович!
А что же гений в любви? Способен ли он показать, как надо любить? Пусть не всей нации, пусть только отдельному её представителю. Дать мастер-класс Вам, Серкидон.
Долго перебирать национальных Мастеров «науки страсти нежной» не будем, начнём с Пушкина. Будем последовательны, не изменим нашему правилу: ходитьс туза, любитькоролеву, начинатьс Пушкина
Юлий Айхенвальд, из книги «Силуэты русских писателей»: «Ни до Пушкина, ни после него никто так полно, отрадно и признательно не ощущал желанного присутствия женщиныЖенщина нашла в нём певца и очарованного, и чарующего».
Пётр Губер в известном труде «Донжуанский список Пушкина» утверждает: «Он был гениален в любви, быть может, не меньше, чем в поэзии. Его чувственность, его пристрастие к внешней женской красоте всем бросались в глаза. Но одни видели только низшую, полузвериную сторону его природы. Другим удалось заметить, как лицо полубога выступало за маскою фавна. Нужно ли добавлять, что эти последние наблюдатели были гораздо ближе к подлинной правде».
Фёдор Сологуб как-то сказал о Пушкине походя: «Этот негр, который кидался на русских женщин»
Антипод Пушкина по мировоззрению, особенно зоркий там, где касалось дело тёмных сторон жизни, сын портного и прачкиФёдор Сологуб разглядел лишь, на что его хватилоповадки фавна. Этим и ограничил Александра Сергеевича. А почему злобным зоилом упомянуты только русские женщины? А Амалия Ризнич? А Каролина Собаньская?
Приведены три мнения: два полярных и одно серединное. Три человека увидели Пушкина по-разному. А поскольку натура Александра Сергеевича и глубока, и богата, и необъятна, то найти в ней можно всё что угодно
Как же формировался наш отечественный гений любви.
Воспитывали Сашу бабушка и няняАрина Родионовна, а формировалось сознание мальчика книгами из библиотеки отца. А тамсплошь французы. Недосмотрели родители, махнули на сына рукой или, как говорят в современной молодёжной среде, «забили» на мальца. А нет бы предложить входящему в жизнь любопытному отпрыску книги Агнии Барто, Корнея Чуковского, Самуила Маршака! На худой конец Сергея Михалкова. Но перечисленные писатели к началу детства Сашеньки подготовились отвратительно: ничего не написали. Больше Вам скажу, они ещё и не родились.
Поэтому «наше всё» в детстве своём перечитало библиотеку отца, состоящую в основном из французских авторов. «Острый галльский смысл» по малолетству Саша усвоить не мог, а вот французским легкомыслием пропитался так, что хоть отжимай.
И кто же испортил нашего юного гения?
Прежде всего: Шатобриан и мадам де Сталь. Признательное показание получаем из «Евгения Онегина»:
Нас пыл сердечный рано мучит.
Очаровательный обман,
Любви нас не природа учит,
А Сталь или Шатобриан.
Остальные агенты влияния: Шодерло де Лакло, Кребийон-сын, Ретиф де Ла Бретонн, Шамфор, Парни.
Для примера, стихи Эвариста Парни:
Она придёт! К её устам
Прижмусь устами я моими;
Приют укромный будет нам
Под сими вязами густыми!
Волненьем страсти я томим;
Но близ любезной укротим
Желаний пылких нетерпенье;
Мы ими счастию вредим
И сокращаем наслажденье.
Напоминает «Зацелую допьяна, изомну, как цвет», только не по-рязански, а самым что ни на есть французским образомпродлевая наслаждение. Эта инструкция читана неоднократно, мы помним про «растрёпанный томик Парни».
Совсем забылось про Вольтера
Позвольте нерифмованный отрывок из «Орлеанской девственницы»:
«Кто не влюбится до безумия в такие прелести? Белая шея чиста, как алебастр, а внизу раскинулась холмистая долина Амура. Две круглые груди пленяют взор, подобно розам цветут их ореолы. Пышная грудь возбуждает желания. Рука протягивается к ней, в глазахтомный огонь, и жадно хотят припасть к ней уста».
Автор первой обширной биографии Пушкина, основатель пушкинистики Павел Анненков писал: «Библиотека отца оплодотворила зародыши ранних и пламенных страстей, существовавшие в крови и в природе молодого человека, раздвинула его понятия и представления далеко за пределы возраста, который он переживал, снабдила его тайными целями и воззрениями, которых никто в нём не предлагал».
Французской прозой был мальчик обложен, как дровами, французскими стихами, как хворостом, искрой послужил (а это было уже в Лицее) первый поцелуй. И запылали африканские страсти, запламенела душа. Далее подбрасывались в пылающую душу женские имена, как из донжуанского списка, так и те, что Александр Сергеевич не припомнил
К тому времени, когда поэт оказался у своего последнего барьера, «кипучая бездна огня» выгорела, тлели угли. В «отсутствии воздуха» тлели едва-едва Александр Сергеевич замер, как детская игрушка, у которой разрядилась батарейка.