Сегодня ей хотелось петь. Она села у пианино и, аккомпанируя себе, стала петь.
Лида не заметила, как за ее спиной тихо отворилась дверь, и Леон, старший сын графа Диаз, вошел в гостиную. Он остановился у двери и, полузакрыв глаза, слушал Лиду. Он был высок и статен, красив в благородном испанском стиле.
Когда Лида замолкла, он подошел ближе. Услышав шаги, она быстро обернулась. Увидев Леона, она воскликнула:
Леон! Есть прекрасные новости!
То есть письмо от Джима? спросил он с легкой, необидной усмешкой.
Нет, не то! и Лида вдруг стала грустной. Не такие уж счастливые новости, но всё же Г-жа Мануйлова сказала, что я могу выступать на концертах. Правда! честное слово, она это сказала! Вы удивлены? Вы не верите?
Я никогда не буду удивлен, если вам улыбнется счастье, тихо ответил Леон. Вы заслуживаете быть счастливой.
Как вы это можете знать? Почему это я заслуживаю?
Вы заслуживаете, потому что не думаете, что заслуживаете.
Леон, вы всегда говорите со мною так торжественно, точно мы сидим на троне. Но сегодняэто ничего, потому что я счастлива. Все звучит мне музыкой сегодняи этот дом, и этот день, и грустный сад за окном, и эта осень. Я как будто начинаю улавливать мелодию людей, вещей, моей жизни. Всё в мире звучит для меня, всё может быть выражено музыкой, особенно то, что не может быть выражено словами. Слушайте, например, ваша мама, слушайте, вот эта фуга из Баха; ваш отецвот это из Бетховена, а моя мама, хотя ее музыка и глубоко скрыта, вот этоиз «Патетической Симфонии» Чайковского. Ясейчасвот этот па-де-катр из «Лебединого озера» и, взволнованная, она замолчала.
Вы забываете обо мне, мягко сказал Леон.
О, вы! Это совершенно ясно. Выиз венгерских мелодий Брамса. Вот ваша фраза и ваша жизнь. А этоваши скрытые чувства.
Мои скрытые чувства? Так вы знаете, что у меня есть «скрытые» чувства? Вы их так хорошо поняли, что можете выразить в музыке?
Я не знаю, почему я это сказала, смутилась Лида, Это как-то само сказалось. Но я всегда вижу именно вас перед собою, когда слышу венгерские танцы Листа и Брамса.
Благодарю вас, поклонился Леон. Ну, а Джим в музыке?
Я и Джим. Мы Нет я сейчас сама сочиню для нас музыку. Мы начинаемся так
Лида начала с аккордов. Под ее рукой уже начала было обрисовываться прелестная мелодия, но вдруг она взяла резко фальшивую нотуи всё было испорчено. Она в смущении остановилась.
Леон наклонился к ней. Он поднял с клавишей ее руку и нежно и благодарно поцеловал тот пальчик, который взял фальшивую ноту.
Глава четвертая
Г-жа Платова вернулась из поездки в Шанхай. Она как будто стала меньше и еще бесцветней. В ней заметней выступило сходство с худой и жалкой загнанной лошадью, которую гонят и гонят, бьют и бьют, и она, разбитая на ноги, пробует бежать то рысью, то даже галопом, и дергается в стороны, стараясь уклониться от жестоких ударов, но пощады ей нет.
Хозяйке не нужно было ни слов, ни объяснений. Один взгляд на гостьюи ей стали ясны: и эта горькая забота, и эта постоянная, сверлящая сердце печаль о детях. Она настояла, чтобы г-жа Платова сначала отдохнула дня два или три, и затем только отправлялась в дорогу, в Харбин. Тесно, но когда в комнате помещаются трое, то уж непременно найдется место и для четверых.
И вот снова они расположились за чаем, заменявшим ужин. После первой чашки гостья собралась с силами, чтобы начать повествование о поездке. Рассказ не помогает, конечно, разрешать трудностей жизни, но хорошо рассказанное горе делается произведением изящного словесного искусства, возносится, так сказать, на пьедестал, и там теряет всю земную желчь и горечь, стоит, как модельвыражение идеи, не фактаи делается притягательно-красивым, заманчивым.
С чем тяжелее всего мириться, начала гостья, это с безнадежностью, с шаткостью нашего существования. Ничего постоянного, не на что опереться. Нет твердой почвы под ногами. Не знаешь, как будешь жить завтра. Трудно воспитать в детях твердые принципы, помочь им найти путь и цели в жизни, создавать планы, когда на глазах все рушится, все рушится Каждый день начинай всё сначала. Пробуешь одно, берешься за другое Нет цельности, нет смысла в такой жизни, где всеслучайность
И я мучилась этим, когда была помоложе, сказала хозяйка.
Но потом мне постепенно открылось, что у Бога для каждого из нас есть план и дорогаи нет случайностей. Я нашла, что в каждой жизни есть объединяющий ее смысл; она как дорогаведет куда-то. Когда я поняла это, моя жизнь, конечно, не стала легче, но я сама стала спокойней.
Да? живо, как бы обрадовавшись, спросила гостья. Расскажите же мне. Вы стали спокойней? Вы поняли, зачем и к чему всё в жизни нужно?
В моей жизни я поняла. Что я была? Прежде всегоя была очень гордой. И не потому, что мы были богаты, что я была красива, что мне дали прекрасное образование, не потому, что наша семья имела высокое положение в обществе, нет, цены всему этому я тогда еще и не понимала, я это принимала, как должное. Я была горда собою. Мне казалось, я духовно выше, благороднее, одареннее, чем все другие. Это ведь самый тяжелый грех, этодуховная гордость. Япотомок гордых людей. Я брезгливо держалась в стороне от жизни, не сходилась с подругами, не была с ними открытой, откровенной. Что ж, жизнь учит: она безжалостна ко всему, что выходит из ряда вон, вверх ли, или вниз, к хорошему или плохому. Она учит, что, прежде всего, надо быть человеком, жить с людьми, делить человеческую участь. И кто ж, если не я, должен был упасть в самую гущу человеческой нужды, унижения, бедности, горя? Это был мне урокурок гордецукланяться и унижаться, протягивать руку за помощью и не получать ее, плакать от голода, ютиться в грязном углу. Упала я с большой высоты. Вначале, конечно, не понималачто и к чему.
Ведь, всё это человеческое горе существовало и раньшетак чего ж это я его сторонилась? Не ударь меня жизнь, так бы я и прожила, «не понимая» одного, презирая другоев каком заблуждении относительно ложного моего превосходства! Стыдно вспомнить! Двадцать лет мне понадобилось, чтобы разобраться и понять. Благодарю Бога: гордость моя сломленаво всех направлениях. И муж мой меня позабыл и оставила как разлучались! В каких слезах, с какими обещаниями! И вот он прекрасно живет с другой; ни красоты не осталось, ни положения, ни денег. Вот приближается уже и старостьа мне легко, как будто сбросила всю лишнюю ношу. И смерти не боюсь, не страшно. С тех пор, как умерла наша бабушка, в смерти для меня появилось что-то даже уютное, родное. Ложась спать, думаю: если ночью умру, то чего я еще не сделала? Остается так мало: письмо одно написать в Англию, Лиду благословить, да вот одежду мою отдать одной тут русской женщине
Но дети у вас Лида.
Я как-то спокойна за Лиду. Именно в ней нет гордости. Есть недостатки, конечно, но такие, за которые ей не придется тяжело расплачиваться. Жизнь в бедности ее научила
Слушаю вас, и легко делается мне на сердце. Ведь, и правда, раз жизнь наша в руках Божьих, то нет и случайностей
Да. Только размышлять нам всем надо бы побольшечто и к чему. Не летать стремглав по жизни.
Это так. Но, с другой стороны, трудно быть только философом, когда в доме шестеро детей и нет для них на земле места. У нас даже и паспортов для них нет. Что делать? Возвращаться в Россию? Пытаться отправить детей за границу, хотя бы одних только мальчиков?
Мы отправили Диму, моего племянника, в Англию, сказала мать Лиды, Богатая англичанка усыновила его. Добрая, славная женщина. Но вот теперь и Англия находится под угрозой войны. И наш Дима, возможно, в Англии увидит те самые ужасы жизни, от которых мы его услали из Китая.
В Англии всё-таки едва ли.
Да, мы отправили мальчика. Он был слабый: недоедал с самого рождения Ах, какой это был славный мальчик! вздохнула она.
Теперь г-жа Платова пыталась утешить свою собеседницу.
Кто знает, будет война в Англии или не будет, а пока он путешествовалморское путешествие много значит для ребенка, и для здоровья его и для развития. Чистый воздух, хорошее питаниена пароходе, если ехать первым или вторым классом, кормят превосходно! Подумайте, только очень богатые люди могут дать своим детям то, что имеет ваш мальчик. Одна эта поездка может дать ему столько здоровья, такой запас сил, что ему легче будет переносить то, что позднее он встретит в жизни