И становилось светлее в комнате от ее каждого слова. Налили еще по чашечке чаюи чай показался слаще.
Да, главноевыиграть время. Каждый год, прожитый спокойно, так важен в жизни детей, заговорила опять г-жа Платова. Каждый год, каждый месяц
Каждая неделя
Каждый день, каждый час
И опять они обе вздохнули.
Теперь расскажу о моем. Володе. Приехала я в Шанхай поздно вечером. Добралась до его квартиры: одна комнатка, конечно; пусто, бедно, но чистенько. Просмотрела его белье, одежду пересчитала. Плохенькое всё, но в порядке, видно, сам починял. Вы знаете, как мальчики починяют. Поплакала, глядя на заплатки. Потом, чувствую, не могу больше ждать, хочу увидеть Володю поскорее. А всего одиннадцать часов, он же приходит домой не раньше трех утра.
Так поздно?
Да, ночной клуб. Вот я и пошла в этот клуб. А город этот Шанхай замечательно красив ночью. Огни везде, движение. И вечером все выглядит богато, интересно. А народу! И все не тот народ и не так одет, как видишь днем. В первый раз в жизни была я в ночном клубе. «Stop Неге» называется. Как увидела я, что там делается, горько сжалось мое сердце. Думаю: Господи, неужели на земле нет другого места для моего ребенка?
Обе женщины вздохнули.
Только вошла, вижуидет большая ссора, подготовляется драка. Потом разобралась, в чем было дело. Американские «марины» кутили, а им, по долгу службы, к полночи надо быть на месте, в бараках. Но один напился и сидит, отказывается идти. Товарищи же тянут его с места. Все они, конечно, совершенно пьяны. И лакеи помогают тащить, а он, оказывается, силач, атлет, тяжелый-претяжелый, сдвинуть его не могут.
Лида и Галя, пившие чай на подоконнике, заинтересовались рассказом и подошли поближепослушать.
Страшно было смотреть. Сидит, уперся и руками и ногами, а лицо красное, глаза выпучены. Тут двое «маринов» схватили цветокна столе стоял в большом горшкеони схватили цветок за стебель, а горшком бьют его по голове, а остальные считать начали: раз, два
Восклицания ужаса раздались у девочек. Галя закрыла лицо руками и шептала: «Володя, Володя»
Горшок был глиняный, разбился. Земля летела комьями
Убили? прошептала Лида.
Нет. Он только встал, чихнул и сказал: «Берите другой горшок!»
Слушательницы облегченно вздохнули. Девочки засмеялись.
И г-жа Платова, улыбнувшись, сказала:
Но я в тот вечер не смеялась. Я знала, что и мой сын где-то тут, в этой толпе. Произойдет убийствои он может оказаться замешан. В испуге я кинулась вперед и закричала: «Where is mu son?»А этот самый упрямый «марин» кинулся ко мне и кричит: «Неге I am, Ма!»и он обнял меня и стал плакать, положив свою голову ко мне на плечи: «They beat me, Ма!»сам захлебывается горькими слезами. Сначала я испугалась, а потом жалко мне стало «марина», я глажу его по голове и говорю: «успокойся успокойся». И оба мы в земле от цветка, грязные, грязные. Я стала чихать. Все кругом смеются.
Девочки стояли, обнявшись, и громко смеялись:
Но дальше, что дальше?
Тут меня увидел Володя. Он был на каком-то возвышении, с оркестром. Он знал, что я приеду, ждал меняа тут узнал по голосу. Он спрыгнул с возвышения и кинулся ко мне: «Мама!» А «марин», меня не выпуская, сжал кулак и на него: «What?» заорал: «She is my mother! Get out!».
Тут все четверо засмеялись громко и звонко.
А я испугалась за Володю, продолжала г-жа Платова. «Уйди!» кричу, «уйди!» Володя бледный, тоненький, слабый, а этот силач наступает, меня же обнял одной рукой, боюсь, задушит. Володя видит этохочет меня вызволить. Я Володе кричу: «Не подходи, Володя! Не подходи!»
И она вдруг задохнулась и заплакала. Настроение в комнате сразу переменилось. Галя подошла к матери и нежно ее обняла.
Но всё хорошо кончилось, мама! Ты с самого начала сказала, что Володя здорови всё было хорошо. Успокойся, мама дорогая, успокойся!
Ну, уж кончу рассказ, решила г-жа Платова, отдышавшись. Попросили меня «марины» помочь им увести товарища, а то будет ему тяжелое наказание. И мы пошли. Я его вела, как ребенка, за руку. И Володя отпросился у хозяина и пошел за нами, обо мне беспокоился. И вот иду я в толпе пьяных матросов, веду за руку этого атлета, а он рыдает: «How very nice», лепечет: «I am again home». Товарищи же его идут вокруг и поют песню. Все шествуем по средине улицы. Прохожие останавливаются, пальцем показывают на меня, отпускают шутки. На счастье, на свежем воздухе все они немного пришли в себя. И мой «сынок» понял, что скоро полночь, торопиться надо в бараки. Он отпустил мою руку. Почихал немного и говорит: «Thank you, Ма!» и подарил мне американский серебряный доллар.
Американский? воскликнула Лида. Он у вас есть?
Г-жа Платова порылась в сумке и вынула доллар. Это был первый американский серебряный доллар, который все они видели. Большой, тяжелыйнастоящие деньги!
Знаешь, мама, сказала Галя, а он был славный человек, этот матрос. Ничего, что пьяный, он славный.
А что вы сделаете с этим долларом? спросила Лида и тут же покраснела, так как мать быстро взглянула на нее, и Лида поняла, что такой вопросдурная манера. Но г-жа Платова тут же ответила:
Истрачу на рождественские подарки для детей. Как ни бедно, но мы всегда устраиваем елку, хоть веточку, хоть без свечей. В этом году она, как видно, будет с подарками. За один американский доллар дают восемь харбинских. Нас в семьевосемь человек. Доллар на человекана это можно сделать хорошие подарки!
Вот непредвиденный случай! удивлялась Лида.
Г-жа Платова вернулась к основной теме:
Рассталась я с Володей. Пока что он еще хороший, неиспорченный мальчик. Но после всего, что я там видела, не будет мое сердце покойно. Молодой мальчик, да и красивый И какой милый сын: сам живет бедно-бедно, а нам посылаети так аккуратно, напоминать не надо. И вот я ему говорю: «Не вернуться ли тебе к нам, домой?» У него и глаза засиялиеще ребенок! но потом он решил: «Надо быть практичными: кто же бросает работу в наше время!» И я должна была согласиться, иначе как же оплачивать квартиру, И она вытерла набежавшие слезы кончиком носового платка.
Пора было устраиваться на ночь. Они все должны были лечь в одно время, так как места для хождений по комнате не оставалось. Лучшая постельсофабыла предоставлена гостье. Вещи передвинули, образовалась как бы перегородка: по одну сторонукомната взрослых, по другуюна полурядышком расположились девочки.
Сильный ветер поднялся к ночи. Он шел с большой силой откуда-то издалека, вероятно, из пустыни Гоби. Он нес с собою гигантские песчаные тучи, разметая их края по дороге, ударяя песком по стенам, крышам, деревьям. Острая пыль пустыни проникала во все щели и, как жесткая вуаль, опускалась на все. У нее был какой-то чуждый, едва уловимый запах. Пыль выветрившихся скал, разрытых гробниц, истлевших скелетов, под землю ушедших городовона, несомненно, имела запах давней смерти. Ветер был полон звуков. Он порывался рассказать какую-то мучительную повесть, сообщить таинственную вестьи издавал тысячи звуков: он бормотал таинственные, непонятные слова, издавал жалобные вздохи, всплески отчаянных криков и жалоб, вой ужаса и болии затем опять впадал в таинственный шопот и, заунывно подвывая, оплакивал кого-то. Ему начали вторить полуоторванные куски железа на крышах, разорванные провода, полуотодранные доски в заборахвсё это хлопало, крутилось, жаловалось, негодовало на судьбу. Казалось, чердачная комната, оторвавшись от дома, повисла в воздухе, качаясь на облаках пыли, в волнах ветра, и вот-вот унесется с ним, неизвестно куда.
Наконец, как бы закончив приготовления к концерту и пробу своих инструментов, ветер разразился могучей и стройной симфонией отчаяния и власти. Как было спать в такую ночь?
Боже, какая в этом музыка! шептала Лида. Знаешь, он поет, как Борис Годунов: «Достиг я высшей власти» Слышишь?
Как бы я боялась, если бы была одна, шептала Галя.
Мне кажется, что ветер вьется вокруг, ищет, где дверь. А потом ворвется сюдаи конец нам!
Ветер утихал, но он разогнал сон.
Как бы в унисон ему, в комнате началось то, что Лида называла «вечерние шопоты», когда говорятся самые искренние слова и делаются самые глубокие признания.