Но что делать, если складываются обстоятельства, когда даме необходима абсолютная тайна? Ведь ситуации, требующие полной секретности возникают не только в жизни заговорщицы. Тогда приходится действовать либо в одиночку (что опасно), либо в обществе лица, которому абсолютно доверяешь. Ни родственница, ни просто приятельница тут не подойдут. Кто поручится за их скромность? За то, что они захотят стать союзницами в каком-либо тайном деле?
Подруга, близкая подруга, живущая теми же интересами и планами -- вот с кем можно разделить любой секрет. Так возникает нравственная потребность женщины, стремящейся к большей независимости, в идеальной дружбе, во втором лице, являющемся почти слепком с нее самой, в пламенной, чувствительной, нежной привязанности двух непонятых, но понимающих друг друга душ.
Литература эпохи Сентиментализма, переписка и альбомы барышень конца XVIII -- первой четверти XIX вв. дает нам богатый материал для исследования феномена женской "идеальной дружбы". Вспомните у Льва Толстого в "Войне и мире" переписку княжны Марьи и Жюли Карагиной. "Жюли писала: "Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько не твержу себе, что половина моего существования и моего счастья в вас, что, не смотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы... Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване "признаний"? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде,.. который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?"19
Дашкова и Екатерина П жили в несколько иную эпоху, но обе опережали свое время и сами закладывали основы для будущих явлений культуры. Вот несколько выдержек из переписки уже зрелой императрицы с девицами старших классов Смольного монастыря, за образованием и духовным развитием которых Екатерина внимательно следила. "Твое перо, язык и сердце удивительно успевают; Ах! Левушка, неужели в самом деле ты каждый день отмериваешь двести двадцать одну ступеньку, чтоб издали взглянуть на мой дворец, который вы так не любите за то, что он так далеко разлучен с вашим?"; "Ровно через три года я приеду и возьму вас из монастыря; тогда кончатся и слезы и вздохи. На зло себе вы увидите, что тоже Царское Село... понравится вам"; "Путешествие в Москву печалит вас, слезы ручьем текут, и когда я видела вас в последний раз, следы их были заметны... Посудите, как мир несправедлив, и как он глумится над нашей чувствительностью"20.
Не правда ли тон чрезвычайно похож? Перед нами возникает некий идеальный образ подруг, которые и думают, и чувствуют почти одинаково, а главное -- умеют описать возвышенные движения своей души сентиментально-восторженным слогом. В реальной жизни подруги должны были научиться строить внешнюю модель своего поведения, как нежные героини полотен Боровиковского и Лампи. Изящные головки, увитые едва распустившимися розанами и лентами, нежно склоненные друг к другу, на полуоткрытых устах застыли трепетная улыбка, вздох или воздушный поцелуй. В последней четверти XVIII в. так стали изображать даже крестьянок: например, "Портрет Лизаньки и Дашеньки", крепостных девушек из дома архитектора Н.А. Львова.
Само собой разумеется, что большинство женщин того времени вовсе не искало "идеальной дружбы". Они ездили друг к другу в гости посплетничать о знакомых, обменяться новыми французскими картинками мод или рецептами блюд. Но мы говорим о дамах, высоко стоявших над общим уровнем и превращавших свою дружбу в настоящий акт высокого искусства.
Мир -- театр
Перед нами единая душа, разделенная на две половины, песня, спетая на два голоса, пьеса для двух главных героинь, которые не уходят с подмостков и держат зал в напряжении весь спектакль.