Половина пятого, январь, темно. Я встаю, ползу в туалет и закуриваю там первую сигарету. Кашель еще спит, желудок уже ворочается. Ранний подъем надо записать в пыточный арсенал. Хотя, полагаю, его туда уже вписали ушлые ребята. Все, от чего людей тошнит, с большим удовольствием используют разнопогонные официальные палачи.
От завтрака воротит с души. Тоже привычное состояние для раннего утра. Заглядываю на кухню и смотрю на термометр. Минус пятнадцать. Ничего, оттепель почти. Не включая свет, одеваюсь. Попутно спотыкаюсь о баул и рюкзак.
Свет бы включил, я ж не сплю! шепчет Ника.
Да обойдусь, шепчу в ответ.
Почему мы шепчемся? Да кто ж тут разберет. Может быть, не хочется спугнуть остаток снов. Или, опять же, еще одна примета образовалась. Их много, этих примет предкомандировочных. Бывают плохие, бывают хорошие. Но чем большетем лучше. Тогда невозможно подсчитать баланс и садишься за руль абсолютно спокойным.
Одеваюсь, вешаю на пояс большой служебный мобильник и проверяю, на месте ли карточка-разрешение от Россвязьнадзора и доверенность от моей конторы, на которую телефон зарегистрирован. Карточкаубогий заламинированный кусок бумаги с печатью. Текст простой: разрешается такому-то такому-то пользоваться приемо-передающим устройством таким-то. Убогость ведь, а без нее гаишники могли телефон и отобрать. И где только берут эти карточки? Я как-то хотел честно зарегистрировать си-бишную станцию, но входы в здание были закрыты, а сквозь трещины в бетоне парадного крыльца пробивалась травка. Может, я не в тех местах искал? Но табличка там была. В общем, филькина грамота наверняка означала это самое разрешение.
Теплый пуховик, теплые сапоги. Еще раз шарю по карманам. Права, паспорт, деньги, сигареты, зажигалка, ключи. Вроде бы все на месте. Щелкаю замком и нажимаю ручку. В приоткрывшуюся дверь тут же врывается прохладный ветерок из подъезда.
Позвони как сможешь, ладно? шепчет Ника и запахивает поплотней халатик. Вся она сонная, теплая, желанная Вернуться бы сейчас в кровать и немножко потискать, помять девчонку! Но дорога не любит тех, кто опаздывает к ней на свидание.
Обязательно! целую ее в чуть припухшие губы, подхватываю поклажу и иду к лифту. Пока едет кабинаулыбаюсь. Ника отвечает. В глазах тревога и спокойствие, словно она не уверена, чем закончится очередной мой поход.
Счастливо!
Угу.
Киваю и шагаю в кабину. На миг дыхание прерываетсясортирная вонь тут конкретная и неизбывная, но хоть свежачка еще нет. Издержки спального района, черт бы его, где наркоши и алкаши составляют большинство. Стараясь дышать пореже, жму заранее приготовленным пакетиком заплеванную и прожженную кнопку первого этажа. В очередной раз мелькает в голове привычный вопрос: чем так первый этаж не приглянулся вандалам? Но тут створки дверей с лязгом отсекают меня от площадки, и вопрос тут же испаряется.
Кабина вздрагивает, трепещет, но ползет уверено. По пути она погромыхивает и скрипит, словно жалуясь не нелегкую судьбу. Жду привычного душераздирающего скрежета в районе четвертого этажа. Ага, вот он! Хорошая примета! Звук хлесткий, вышвыривающий весь шаляй-валяй из головы и напрочь отгоняющий сонливость. Он будто подтверждает, что я уже в пути.
На крыльце подъезда искрится чистый снег. На тоненьком слое, выпавшем за ночь, еще нет ни единого следа. Мой будет первым. Хорошая примета, вроде бы, или нет? Я не помню.
Машина тоже чуть припорошена. Старенькие теплые перчатки лежат в салоне, щетка там же. Сметаю пальцами снег с замка багажника, открываю его и закидываю барахло в глубокие холодные недра. Теперь все останется сухим, когда внутри потеплеет. Хлопаю крышкой. Снег на руке тает, кончики пальцев жестко покусывает морозец.
Обмахиваю рукавом контур водительской дверилегкий снег осыпаетсяи открываю ее. Внутри автомобиля приглашающе зажигается свет. Он уютный и ассоциируется с теплым нутром. От этого кажется, что тут еще холоднее, нежели снаружи. Стараюсь контактировать с сиденьем не всей площадью зада, чтобы уменьшить площадь соприкосновения с ледяной обшивкой. Занятие, понятно дело, бессмысленное, но кажется, что так все же лучше. Сую ключ в замок и начинаю обычные предстартовые процедуры: поднимаю ручник, тяну рычажок заслонки карбюратора, выжимаю сцепление, ловлю нейтралку. Рычаг коробки двигается с заметным сопротивлениеммасло загустело. Поворачиваю ключ, не отпуская педали сцепления: не стоит изрядно подстывшие стартер и аккумулятор помимо мотора грузить еще и промерзшей коробкой.
Первый щелчок замкалениво ожили приборы. Аккумулятор, похоже, живой. Прогреть включением света? Не стоит, наверное, не так уж и холодно. Кручу ключ до упора. Стартер лениво закхекал, нехотя раскручивая коленвал. Раз, другой, третий Мотор дрогнул одним цилиндром. Еще обороти к товарищу присоединился другой. А затем и остальные проснулись. Отпускаю ключ, слушаю, как движок начинает разогреваться. Все постукивания и поскрипывания привычные, родные, живущие тут испоконникаких новых звуков. Хорошо! Пусть греется, а я пока займусь другими делами. Неохотно выползаю из прогретого собственным телом кресла на улицу, прихватив перчатки и щетку. Дую в каждую перед тем как надеть, иначе холод будет злиться на вторжение и еще долго жевать кончики пальцев. Обмахиваю щеткой крышу и стекла, пока они еще холодные. Иначе дворники примутся елозить по льдинками и не сумеют управиться с московской просоленной кашей на МКАДе. Скорее всего, ее еще нет, каши этой, ибо слишком рано, но кто знает
Обороты растут, и я задвигаю рычажок. Все, заслонка больше не нужна. Движок постепенно прогревается, судя по тому, что он молотит ровно и относительно тихо. В салоне уже явно теплее, чем на улице. Позади машины облако выхлопа: пар выходит. На всякий случай принюхиваюсь: нормальный дым, без бензина, масла или тосола.
Обстучав об порог щетку, бросаю ее вместе с перчатками назад. Ставлю на магнитолу «морду» и втыкаю кассету с Гребенщиковым. «День серебра» утром мне почему-то помогает куда лучше, чем забойный Metal Heart от Acceptов. Жесткие и веселые музыки лучше идут вечером, когда фонари на столбах и фары встречки становятся усредненными источниками света.
Еще раз вспоминаю, что взял, хлопаю себя по карманам, вытаскиваю и кладу обратно разные необходимые вещи, с которыми не рекомендуется расставаться. Поглядываю на приборы. Стрелочка температуры заметно поднялась от нулевой полоски. Подношу ладонь к дефлектору и ощущаю ток вполне теплого воздуха. Застегиваю ремень. Все, можно двигаться. Опускаю ручник, включаю передачу и начинаю осторожно сползать на придомовую дорожку со своего парковочного местечка.
Промерзший пластик скрипит, он тоже не любит ранние выезды. Машина, клюнув носом, съехала на нетронутый снежный пух. Останавливаюсь, застегиваю цепочку, чтоб кто посторонний не занимал стоянку. Смотрю наверх и вижу силуэт Ники. Махаю ей рукой, она машет в ответ. Все. Формальности соблюдены, приметы посчитаны, настройка на дорогу прошла на пять баллов. Залезаю в машину и отправляюсь в путь.
Вдоль дома еду медленно. Амортизаторы сейчас как деревянные, трясет на каждой кочке, и масло в коробке желательно прогреть, чтоб сальники не выдавило. Дороги еще пустые и белые. Редкие следы колес, светофоры мигают желтым, только в нескольких окнах домов горит свет. Москвичи еще спят, а жители Замкадья еще не добрались до столицы. Но край ночи уже чувствуется.
Выруливаю на Щелчок. Выездной пост не спит, но хищники в погонах торчат на другой стороне. Что они там скапливаются ранью-рань? Калибруют свои черно-белые приборы, смахивающие на искусственные члены? Готовятся щипать приезжий люд?
Съезжаю на пустой и черный МКАД. Надо же, а дорогу-то уже как следует посолили. Нежный снежок растаял, образовав тонкий слой грязной и скользкой субстанции. Смотрю в зеркало. За мной никого. Пару раз притормаживаю, плавно наращивая давление на педаль, проверяю сцепление с дорогой. Второй раз немного сносит, когда пережимаю. Ага, граница понятна. Безусловно, лучше, чем лед, но с асфальтом, даже с мокрым, не сравнить. Фиксирую в памяти. Это очень важно, это жизнь. Пусть мне по МКАДу всего-то минут пятнадцать-двадцать лететь до съезда на Люберцы, но дорога может преподнести сюрпризы и на куда меньшем отрезке. В общем, всегда лучше знать, чем не успеть.