— Его здесь нет. — Она с трудом переводила дыхание.
— Теперь вы видите, — сказал Отли, чье круглое красное лицо выражало глубочайшее неодобрение, — что все это ни к чему! Постыдились бы врываться подобным образом. Что бы это было, если бы все стали вести себя так, как вы?
— Да плевать я хотела! — сказала девушка, и это была не грубость, а просто отчаяние в соединении с молодостью. — Дело в том, что я не «все». Я актриса, и я должна видеть мистера Чиверела.
— В таком случае вы выбрали неудачный способ, — сказал Отли и повернулся к Паулине: — Прошу прощения, мисс Фрэзер. Я пытался ее остановить, но…
— Ах! — воскликнула девушка, широко раскрыв огромные круглые глаза. Она не была хорошенькой, но теперь Паулина увидела, что у нее своеобразная внешность, хорошее для актрисы лицо, широкоскулое, с красивыми темно-зелеными глазами, дерзким маленьким носиком и мягким выразительным ртом. — Вы — Паулина Фрэзер, это правда?
— Да, — улыбнулась Паулина, — а вы?
— О, вы никогда обо мне не слыхали. Меня зовут Энн Сьюард…
— Послушайте, мисс Сьюард… — начал Отли.
Но Паулина остановила его.
— Ничего, мистер Отли. У меня есть еще несколько минут, и я могу поговорить с мисс Сьюард.
— Пожалуйста, мисс Фрэзер, — уступил Отли. — Я ведь только старался, чтобы не потревожили мистера Чиверела.
Девушка неожиданно улыбнулась ему очаровательной улыбкой.
— Ну, конечно! Не сердитесь, я должна была сюда попасть.
Отли пошел к двери, ворча:
— Не уверен, что должны, но вижу, что попали…
Едва дверь за ним закрылась, Энн Сьюард с таинственным видом повернулась к Паулине.
— Понимаете, что произошло: я работаю в Уонли в репертуарном театре, это миль тридцать отсюда, и когда я узнала, что мистер Чиверел показывает здесь свою новую пьесу, я поняла, что мне просто необходимо с ним встретиться. Я вообще-то не такая, то есть я не всегда вот так нахально вламываюсь, а то меня, наверное, не взяли бы в уонлейский театр.
— Может быть, и нет, — улыбнулась Паулина, — но ведь у вас еще все впереди. Вы такая молодая.
Энн этого не находила.
— Мне двадцать три года, — объявила она печально.
— Ну, это не так уж много.
Энн посмотрела на нее с восхищением.
— Вы великая актриса. Когда у меня осенью выдалась свободная неделя, я отправилась в Лондон и, помню, во вторник пошла смотреть вас в пьесе Мартина Чиверела «Блуждающий огонь».
— Это чудесная пьеса!
— Да. Я ходила и в среду, и в четверг. Три раза. Вы играли удивительно. Только… вы не рассердитесь, если я скажу одну вещь?
Паулине стало смешно.
— Все может быть. Но давайте рискнем.
Отбросив всякое смущение, девушка горячо продолжала:
— Вот в конце второго акта, когда вы узнаете о том, что он вернулся и ждет вас, — тут, по-моему, вы должны были бы все выронить, что у вас в руках, как будто обо всем забыли, и потом выйти прямо в сад. Вы не сердитесь, что я это сказала?
— Нет, что вы! Собственно, я и сама хотела сделать что-то в этом роде, но наш режиссер мне бы не позволил. Знаете… мне кажется, вы настоящая актриса…
— Вы так думаете? — в восторге воскликнула девушка. — Я знаю, что я актриса. Конечно, в провинциальном театре это безнадежно, а уж у нас в Уонли и подавно. Я могла бы играть в тысячу раз лучше, если бы мне только удалось получить роль, особенно в пьесе Чиверела.