Итак, я, не верующий в святость, буду участвовать в создании очередного святого. Очень пикантно. Причудливо, как вы сами изволили выразиться.
Речь идет только о констатации факта. Вам даже нет необходимости называть это чудом. Важно лишь, чтобы вы сказали, что видели нечто, что не может быть объяснено обычным путем.
Похоже было, что ему уже стала надоедать его миссия, но внезапно в его насмешливых карих глазах мелькнула искра профессиональной озабоченности.
Однако, чудоединственное слово, для описания того, что видишь и не можешь объяснить ничем кроме, кроме
Вмешательства некоей силы неизвестной науке и здравому смыслу?
Да, да, вы ведь признаете это?
Не вполне. Когда-то весь мир был чудом. Потом всему стали находиться объяснения. Со временем все будет объяснено. Этовопрос времени.
Но это Это ведь случилось в какой-то больнице, не так ли? И врачи уже отчаялись в борьбе за жизнь этого, ну не важно кого именно. Так?
Это случилось давно, ответил я. Я не уверен, что вы поймете, ваше преосвященство, но у писателей есть обыкновение путать действительно происшедшее с плодом своего воображения. Поэтому, люди моей несчастной профессии не отличаются искренней верой и благочестивостью. Мы ведь зарабатываем на жизнь враньем. Мы, поэтому, легко верим чужим выдумкам, но ведь это не имеет ничего общего с религиозной верой. Я замолк, снова почувствовав дрожь в голосе при этом слове.
А-ах, он вздохнул, но ведь найдутся и другие свидетели, кроме вас. Люди, которые не зарабатывают на жизнь враньем.
Простое, как эхо, повторение моих слов в его устах звучало как легкомысленный грех. Если вы сумеете найти других свидетелей, будет еще лучше. Лучше всего, если это будут люди суровые и не заинтересованные в канонизации. Что называется, адвокаты дьявола.
Это, тоже, звучало ужасно.
Свидетели? отозвался я. Но, боже, это было так давно. Я, правда, думаю, что вам лучше обратиться к старухе крестьянке в черном платье.
Спешить не надо, он допил содержимое своего стакана и поднялся. Я тоже. Вас никто не принуждает. Вам лишь предлагается рассмотреть такую возможность, по крайней мере, рассмотреть. И все.
Он указал своим архиепископским перстнем на мою фотогалерею с знаменитостями на стене.
Его на этих снимках нет, заметил он. Видимо, изучал их, как школьник, на бегу, перед классом, пока не успел войти учитель, выискивая среди безбожных художников и актрис улыбающегося Христа в обнимку с Вольтером.
Это, с подчеркнутой осмотрительностью заметил я, светская портретная галерея. Хотя тут есть и Олдос Хаксли.
Я указал на снимок, где моя угрюмая физиономия была запечатлена рядом со смеющимся святым с остекленевшими от мескалина глазами.
Да, да. Похоже, он никогда о нем не слыхал. Он широко улыбнулся, глядя в окно, выходившее в сад: отец Аццопарди и Джеффри пили чай, сидя за маленьким зеленым столиком под белым зонтиком, при этом Джеффри говорил и оживленно жестикулировал, а отец Аццопарди кивал в ответ.
Ох уж, эта молодежь, сказал его преосвященство. И затем, фамильярно ткнув меня пальцем в бок:
Никакой спешки, говорю я вам. Однако прошу вас считать это дело срочным.
Такие противоречия легко уживаются в религиозном сознании, Бог ведь велик, как Уолт Уитмен.
III
Садовники приложились к перстню, служанки приложились к перстню, повар Джой Грима приложился к нему. Али не стал его лобызать, но обменялся с архиепископом очень сердечным рукопожатием и в награду услышал очередную шутку по-арабски. После чего мы с Джеффри проводили его преосвященство к его даймлеру, запаркованному у гаража Персия, поскольку улочка Трик Ил-Кбира была слишком узкой, а в моем доме стоянки для машин не было. Многие жители деревни прибежали, чтобы приложиться к архиепископскому перстню: обе сестры Борг из продуктовой лавки на углу, весь личный состав полицейского участка, какой-то древний коротышка в кепке, известный безбожник, весь в пыли, похожий на ископаемого мальтийского палеолитического человека, смущенные ребятишки, подталкиваемые матерями, даже водители и кондуктора трех автобусов, которым даймлер перекрыл путь. Теперь обо мне пройдет благоприятный слух не только по всей Лидже, но дойдет и до соседних деревень Аттарда и Бальцана. Такой чести, визита самого архиепископа не удостаивался даже отставной бригадный генерал, живший на этой же улице, и который, по словам Джеффри, презирал меня за то, что я разбогател, сочиняя грязные небылицы. Джеффри чересчур громко говорил, обращаясь к отцу Аццопарди:
Мы можем организовать частный просмотр для вас лично. У нас имеется для этого все необходимое оборудование. В кинотеатрах вы такого никогда не увидите. Но только, ради бога, не говорите архиепископу.
Отец Аццопарди в ответ разразился дружеским хохотом.
Его преосвященство обратился ко мне:
Рад буду видеть ваше письменное свидетельство. Вымастер английской прозы. Еще раз желаю вам многих счастливых лет. И, пожалуйста, передайте вашему юному другу, чтобы он вел себя осмотрительно.
Не дурак, нет. Почти ничего не ускользнуло от его внимания. Отец Аццопарди уселся впереди, рядом с шофером. Его преосвященство помахал рукой и благословил присутствующих, сидя сзади, после чего машина беззвучно унеслась в сторону, кажется, Биркиркары.
Бедный поросенок, обронил Джеффри, когда мы вошли в дом. Я ему рассказывал про то, как попы и монахини трахаются в Штатах. А сам он локоть от задницы отличить не может. Что все это значило?
Как я и предполагал, речь идет о моей помощи в канонизации покойного папы.
О господи, о господи, о господи боже, ты? Боже, сохрани всех нас!
Перестань дурачиться, Джеффри. Ты забываешь некоторые факты моей биографии, если они, вообще, тебе известны, в чем я склонен сомневаться.
А-а, мы надулись гордыней, да?
Его преосвященство также просил мне передать тебе, чтобы ты был осмотрительнее.
В самом деле? Понятно. Высокая честь. Уже послал своих ищеек вынюхивать на Стрейт-стрит, так ведь? О, господи-иисусе-люцифере-вельзевуле, как же я ненавижу эту гнусную дыру!
Я полагаю, ты имеешь в виду, что здесь нет достославной традиции исламской педерастии. Весь остров посвящен доброй католической семейственности. Слишком много сисек и ляжек и совсем нет стройненьких развратных мальчиков, тебе это не по вкусу.
Ах, ты, старый ханжа. Он вымолвил это с некоторой злобой и продолжил с ухмылкой. Ты должен как-нибудь пойти со мною в Чрево, милый.
В Чрево?
Так матросы именуют Стрейт-стрит.
Понятно, понятно. Мы вышли в сад, окруженный толстыми и высокими стенами, построенными людьми привычными к осадам. Я думаю, архиепископ был прав в своей просьбе о том, чтобы ты вел себя осторожнее, заметил я.
Чертова помойка.
Знаешь что, Джеффри, если тебе, в самом деле, здесь так плохо заметил я, глядя на трех резвящихся в саду кошек.
Да, да, милый. Перси ждет не дождется меня на Багамах, да и Фрэнк в Лозанне трепещет от дружеских чувств ко мне. Вот она, жизнь Джеффри Энрайта при знаменитых литературных изгнанникахс постели на почту. Он пнул ногою срезанную ветку. Признаю, я слегка пренебрегал своими обязанностями. Почта накапливается, я знаю. Наверное, среди мусора там и пара чеков с гонорарами. Но завтра же рано утром, ровно в десять я за нее возьмусь. Прекрасно понимая, разумеется, что недолго старому хрену осталось мучиться, так что, милый, можно, черт побери, и потерпеть до конца. Потому что, видишь ли, Кеннет, он произнес мое имя с смешным придыханием, присущим гомосексуалистам, несмотря на все мои обычные раскаяния в невольных прегрешениях, ты слишком часто обвинял меня в неверности. При этом слове у меня опять навернулись слезы. Я имею в виду не физическую, а духовную неверность. Физическая неверность ведь не имеет значения, не так ли? Ты ведь сам буквально проповеди мне читал про это, так ведь? И поправь меня, пожалуйста, если мне показалось, но ведь ты сам только сегодня заявил, что между нами все кончено. Ты сам. Все, все, ах, кончено.
Мы подошли к массивной крепостной стене, заросшей плющом и повернули назад, глядя на резвящихся кошек. Двое садовников, мистер Борг и мистер Грима, других фамилий, судя по всему, в деревне не было, по-прежнему безмятежно поливали деревья.