Здравствуй, Ленушка, я сиял, как начищенный медяк, и пытался гладить свою безумную подругу. Ей это не нравилось. А понравится ли вам, подумалось мне, если вы еще находитесь в сладком плену ночных событий, быстрого сна, а тут кто-то начинает до вас домогаться? Нет. Опять нет. Скажет ли мне кто-нибудь «да»? Я хотел ее трахнуть. И не хотел. Вот дуализм. Если честноникогда я ее не любил. А трахаться без любви беспонтово. Это удел баб. Мы, мужики, умеем любить. Впрочем, я уже, похоже, разучился. У женщин одно жучилово на умевпрочем, конечно, дай почитать этот текст представительнице прекрасного пола, услышишь такое, что завяжешь с писательством навсегда, и станешь идейным онанистом.
На самом деле глупо утверждать, что женщины не умеют любить. Еще как умеют, только эта их любовь принимает совершенно чудовищную форму. На тебя смотрят как на емкость, в которой хранятся некоторые ценности. Не деньги, нет. Расплачиваться приходится всем, всевалюта. Обламывает то, что ты представляешься им какой-то вещью, ты являешься шкатулкой, которую можно снять с одной полки и поставить на другую. Как файл в компьютереперекидывай его куда хочешь. Драг энд дроп, так это называется? (Похоже на рок-н-ролл). Ты платишь. Мужик платит. Это обобщение. А куда деться от этих обобщений? Опять же, позиция слабого, а не воина. Кто придумал всю эту систему? Бог. Бог выше всего, и, тем не, менее, Он создал систему, которая нас ограничивает. Парадокс: хоть он и создал нас по образу и подобию Своему, мы паримся над вопросами добра и зла. Хотя этого вопроса нет в принципе. Хренова парадигма. Вот это мы уже придумали сами. Что сказано в начале Ветхого завета, на первой странице? Они были наделены способностью отличать добро от зла. Вот лажа, тем самым Бог попросту спровоцировал Еву схавать яблочко. Женщина получает профессию с рождением. Мужчинанет.
Во всех этих моих рассуждениях есть что-то, чего я не понимаю в принципе. Допустим, я не философ и не сильно верующий. В каком смысле не сильно верующий? Я не хожу в храм, хоть и чувствую, что это неправильно. Я иду к любви просто как-то так, своим путем, и тут легко впасть в ересь. Но Бога я люблю.
Одна из моих женщин, за что я уважаю ее до сих пор, сказала так: «Явещь». Тогда меня это очень возмутило. Ты не вещь, пытался я объяснить ей. Тыличность. Ты не принадлежишь никому, только себе и Господу Богу. Как бы не так! «Придет мой мужик, и он меня заберет». Так и произошло. А что, мне надо было с ним драться? Нет уж, увольте. Автограф на шее у меня уже есть. Трусость? Просто в лом. Не любил я ее. Или так: я не любил ее. А кто сказал, что я был должен. Дрался ли бы ты за ту, которую любишь по-настоящему? Конечно, да. Чем же отличаюсь я от неандертальца?
Не сто́ите вы того, не за кого драться. И зачем? Чтобы вот так любоваться жопой? Сто́ит ли, ребята?
Как любят женщины? Сейчас я обьясню. Ты для нихэто какая-то фишка, вроде губной помады в ридикюле. Сегодня она пользуется одной помадой, завтра, увидев рекламу по телевизору, мчится за другой. И ты в ауте. Конечно, они вопят: ты, мол, любимый и единственный. Говно. Раньше я думал, что женские мозги измеряются долларами. Лажа, все гораздо хуже. Женские мозги измеряются твоими эмоциями. Которые на доллары не купишь, да и не за какие деньги. Все куда бредовей, чем голливудские истории о вампирах.
«Я хочу тебя»попытался я сказать, но осекся. Она-то явно не хотела. Насилие? Нет, мы пойдем другим путем. Все делается во имя любви! Взалкав, я стал целовать ее спину. Вот херня, принеси, говорит, водки. Мне надо опохмелиться. А там видно будет. Может, я тебя и полюблю.
После второй, естественно, надо покурить. Курго вырывает у меня из пасти сигарету и начинает жадно затягиваться. Романтика! Дерьмовая романтика, но это то, что надо. Любовь, блин. Попробуем подойти к этому по-кортасаровски. Двое лежат и курят. Пора заварить мате. Любовь есть, а мате нет. Не Рио-де-Жанейро. И на Байрес не похоже. Петербург.
Курго курила долгонастолько долго, что я закурил еще раз. И сказал: «Леночка, я тебя хочу». Реакция была неадекватна. Давай выпьем еще. Ладно. Выпили еще, еще и еще. Вообще-то я пытаюсь тебя любить, как и ты меня. «Крафтверк»? Нет у меня «Крафтверка». Есть «Джой Дивижн». У меня много чего есть («А как насчет «Баухауз»? Нет? Ты попал». Да это ты попала, дурнушка). Лучше смотреть видео. Какое-нибудь старое совдеповское кино. «Девчата» или «Сердца четырех». Ништяк, «Сердца четырех»! Самый эротический фильм из довоеннных.
«Хочу кактус», заявила Ленка. Ну ладно, кактусэто кактус, и не более того, ладно. Перетыкаем SCART, и идет то самое кино. Я тащусь. Жучиться уже не хочется. Или хочется?
Хочется.
Выпьем, говорит Ленка. Ну ладно, выпьем. Я иду на кухню за водой и слышу грохот. Лена вздумала изучить изрядных размеров кактус, стоящий на подоконнике. Этому растению лет не менее, чем мне. А мы еще не верим в телекинез! Стоило Ленке на него посмотреть, как он рухнул. По крайней мере, она так сказала. Я не стал вникать. Ленка набрала всяких стаканчиков и баночек, наполнила водой и рассадила туда кактусят. Баночки были красиво расставлены на журнальном столике. Большой кактус мы общими усилиями водрузили обратно на подоконник. Но все это опять свалилось, потому что я пошел в сортир и плохо рассчитал траекторию. Мы выпили.
Неплохо бы домогнуться. Неплохо бы. Но зачем. Почитаю стихи. Однако Ленка стихов не любит, не воспринимает их. Читаю про себя. Ленка, а ты Стихи-то хорошие. Ленка. Я хочу показать тебе такую дивную красотутакую красоту, что ты чокнешься, не вставая с дивана. Я волокусь к стеллажу с дисками. А, еще идут «Сердца». Что, давно началось? Сколько прошло времени? Кажется, оно остановилось. Вот это самая настоящая любовь, о которой ты мне говорила, блин. Все идет к тому, что у них любовьи бэби в перспективе. Фрейд(бедный Фрейд) обезьяна, выдрессированая психоанализом. А кактус? Пожалуйста. Вот тебе кактус в виде зародыша. Семена? Они размножаются кактусятами.
Я задумываюсь. Может быть, лучше ей уйти? Ладно, гнать не буду. Рано или поздно сама уйдет. Скорее рано, чем поздно.
Уйдет? Опять ошибка. Она решила у меня прописаться. Воообще-то она прописывается у всех, хотя и не бывает при этом потаскухой; по крайней мере, так она утверждает. Любовь; а может, нам действительно этого не понять? Прийти к другу, неважно какого пола, и выкинуть из левого полушария около семидесяти часов. Как-то я упрекнул свою жену в том, что у нее плоховато с правым. Оно, мол, включается только после третьей рюмки. Шутка возымела эффект. Только момент был не очень актуальныйпохороны. Не люблю я это дело. Из своих похорон я не собираюсь устраивать шоу. Выкиньте меня в канаву, когда я сдохну, и веселитесь. Одно только пожеланиепослушайте Малера. Часов, или градусов? В чем измеряем смысл жизни, братья шумеры?
Ленка пошевелила босой ногой изменнический кактус. Растение пыталось жить, ему этого хотелось. Хорошо, решила Лена, я сохраню тебе жизнь. Только Гнедаванский опять пошел в главный офис. Эй, чучело. Что? Унитазная вода романтично шумела, как водопад в американском фильме. Сменить кассету? Переключить на DVD? Значит, опять. Опять выдирать SCART и снова этот самый SCART втыкать непонятно во что. О, электронный кайф. Вам не понять. Двадцать один грамм и двадцать один контакт. Тысяча и один день. Ты не дигитален, сказал как-то Сережа, и это запало мне в душу. Мы стояли в туннеле, ведущем из Канонерки на материк. Проносились автомобили с жутким грохотом, а этот придурок пытался слушать плейер. Что-то в нем заклинило. Сережа был пьян в жопу, ятак себе, в норме. Этот туннельхорошая натура для съeмок фильмов ужасов, как только киношники этого не просекли, меня удивляет. Когда едет легковушка, кажется, что едет грузовик. Движение грузовика же позволяет не забывать об Армагеддоне. Но Сережа тогда напугал меня покруче всякого Армагеддона. Я-то был почти трезв, причем настолько, что сама идея Страшного суда меня не затрагивала. Этот идиот, романтик, пытался воткнуть миниджек в соответствующую дырку. Прошло немало колов времени (почти по Хармсу), прежде чем ему это вроде бы удалось. Но что-то было не так. Возможно, один канал сдох. Серж грохнул электронную вертушку на проезжую часть, навороченная машинка была тут же раздавлена проезжающем многоосным чудовищем. Эффектный ход. Что́ он мне хотел этим доказать, я так до сих пор и не понял. Серж спрыгнул с тротуара (это был на самом деле не тротуар, а только пародия на негоразойтись со встречным пешеходом было довольно-таки интимным занятием) и почесал зигзагами. Психодель. Фрипп, Кортасар, Малевич и прочая братия отдыхает. Я ринулся вслед. Он меня здорово напугал. Грохот был сумасшедший. Я догнал его перед выходом на Гутуевский. При всем своем пацифизме у меня возникло сладкое желание набить ему морду. Ты не дигитален. Но я не бросаю такие чудесные машинки на дорогу, и не наблюдаю со странным сладострастием, как их будут превращать в лепешку. Это какое-то извращение, при том что я отношусь к технике, как к технике, не более. Не делаю из нее культа. Для Сержа же как раз наоборот: техника ему была дорожени много ни мало, дороже невесты. Как-то решил он жениться. Мы хохотали. Зря: девка-то была неплохая, добрая, только полноватая, и попа у нее была большая. Бюств самый раз. Хотя для кого как. Беда у нее была одна: не врубалась она в музыку. Серж, не подумав как следует, ляпнул, что у него 2×35. По тем временам это было не хухры-мухры. Естественно, S-90. И дама обломилась: на кой мне мужик с такими гробами? Есть другие, с магнитолами. Страно, но она была из ЛИКИ. А в ЛИКИ-то как раз народ ценит пристойные штуковины. S-90, надо заметить, были попросту культовыми машинами. Но ничего у них, Сержа и этой барышни, не склеилось. «Пал народ, мрачно цедил Серж, если уже даже мужики стали приобретать магнитолы (бабам это простительно) дело табак». Чувак сказал все. В их общаге был свой кодекс. Переносные аппараты не признавались. М-м-да, другие времена, другие нравы. Теперь уже не то. Стареем? Тогда иметь магнитолу было стыдно. Надо же, Великая Машина Одиночества угроблена под колесами какого-то очень невеселого грузовика. Ты избавился от ВМО, но тем самым проблем своих не решил. Кто ее заменит? Не женщина же.