Пошли вкушать гостиничный завтрак. У официантов обоего пола , белый верх, черный низпретензия на международный стиль. Все молодые и худые, многих можно назвать красивыми. Мне кажется, среднеазиатская красота сильно выигрывает на фоне, а вот пестрое и цветастое делает смуглые лица грубыми. Элегантно обслуженные, получаем по блюдцу манной каши и ломтику хлеба. И еще несут большой чайник, в котором плавает одинокий пакетик зеленого чая. Мне смешно, а Петька звереет. Спрашиваем у робкой девушки, есть ли поблизости магазин. Ну да, есть, совсем близко, километрах в пяти. Возникает а не живут ли тут все впроголодь? Рано утром с балкона видела двух выходили через заднюю дверь кафе, прижимая к груди пакеты с кусками хлеба. Хочется думать, что просто собирались побаловать своих лошадок.
С утра никаких заседаний, идем знакомиться с окрестностями. Ослик чешется о придорожный столб. Через дорогубезлюдный отель с небольшим парком, тоже безлюдным. У парка свое выражение лицаизо всех сил старается выглядеть культурным объектом. Скучает без воды бассейн, облицованный кафелем с греческими меандрамина дне сухие листья, шишки, сор. Торчат голубые елки, вдоль арыка с мутно-бирюзовой водой рдеют кусты роз, плакучие ивы свисают в поток, скамейки-качели увиты диким виноградом. Красным песком засыпаны пустые теннисные корты. В центре странное сооружениесинее мозаичное яйцо в два человеческих роста, разрисованное знаками зодиакадань общекультурным стереотипам. Но где же национальный колорит? Интересно, у киргизов существует своя космология? Или это и есть их космическое яйцо? Спросить не у кого.
Над арыком крытая беседка на столбахотдыхать над прохладным ручьем в жару, наверное. Через пару дней наблюдаю из отеляв беседке степенно прохаживаются мужчины в черных костюмах, а среди них хрупкая принцесса в чем-то длинном нежно-желтом. Оказалось, китайский посол с супругой и гостями, пикник у них.
Проходим парк насквозьа там шум, там речка мчится по камням, то разделяясь на струи, то сплетаясь, и когда стоишь на мостуледниковой стужей веет от голубовато-серой непрозрачной воды. Не речкапоток, в мужском роде. Это на русской равнине речки, а здеськипящий ледяной богатырь. (Неужели так и буду всю жизнь влюбляться в географические объекты?)
Через мостместные варианты шести соток. Ступенчатые садики лепятся к выпуклостям рельефа, стены из речных валунов, заборы из подручных материаловспинок кроватей, арматуры, проволоки, рельсов. Совсем недавно в окне подмосковной электрички мелькали такие же коряво огороженные участки, ныне пережеванные неумолимым прогрессом. Пенится поток, вылизывая до глянца каменные глыбы. Как безупречно прекрасны вода, камни, небокак жалко и отвратительно ржавое искореженное железо!
Людей в проулках нетвидимо, сюда труженики приезжают только на выходные. Всех будто сдуло таинственным ветром, и теперь воцарилось безветрие, пронизанное чувством опасности, как у Стивена Кинга. На одном участке вижу женщину со шлангом. Прошу разрешения посмотреть местные розы, но хозяйка не расположена общаться, несмотря на все комплименты розарию. Русская, с седой завивкойпочему-то кажется, что бывшая библиотекаршано гримаса выражает подозрительность и желание, чтобы чужаки быстрей отсюда свалили. Мы ей пришельцы, мы из отеля, как из инопланетного корабля. Почти ксенофобия.
Какая-то странная цепкость зрения. Ау, я не во сне? Еще вчера была Москва. Но во сне все дрожало бы многослойно и объемно, как в толще воды, а здесь резкая отчетливость всего, от муравья до дальних гор. Можно потрогать шершавую стену или уколоть шипом палецубедиться в материальности. Поднимаемся на каменистую гривку. Под нами садики, нижекрасная крыша нашего шале, а посмотреть вверхна склоне дрожит мираж призрачного города с миниатюрными дворцами, куполами и полумесяцамиместное кладбище. Бежит по гривке грунтовая дорога, втягиваясь в соседнюю долинуа там, в перспективе, зеленые склоны становятся все голубее и все теснее, и взгляд упирается в дикий, ослепительно снежный пик.
Субкультура
А вот и земной рай. Научная сейсмологическая станция РАН около Бишкекаединственная, сохранившаяся за пределами России (такая же в таджикском Гарме была разгромлена в ходе столкновений). Лет десять назад здесь возник Международный научно-исследовательский центр.
Станцияна высоте 1700 метров, тридцать лет назад здесь был лысоватый холм, для киргизских овечек. Теперьнаучные и жилые здания. Сотрудники посадили деревья, развели цветы, вымостили дорожки, разбили паркстало похоже на курортную зону.
Про людей особо. Если наукаэто своя субкультура, то комплекс наук о землесубкультура еще более специфическая. Ух, какие кадры! Фанатическая увлеченность, неиссякаемый оптимизм, отсутствие патологической депрессии и эмоциональное здоровье. Люди занимаются настоящим делом! Вот она, реальная метафизика счастья!
Пока Петька общается с коллегами и готовится к докладу, брожу с фотоаппаратом по задворкам территории, проникаясь ощущением места. Какие-то строения, между ними снуют люди, занятые деломтут автопарк, там тащат баллоны для газосварки, здесь тарахтит движок. Пытаясь найти площадку для съемки, проламываясь через заросли каких-то тростников, оказываюсь на краювнизу серпантин автомобильной дороги, еще ниже петляет по дну долины голубым шнуром, на противоположном склонеоранжевые обрывы, овраги и урочища, за ними острые хребты, как штормовые волны, вздыбленная орогенезом суша с вечными снегами на горизонте. Косматые рваные облака мечутся в небе, волоча по земле хвосты синих теней, отчего панорама горной страны дробится на осколки, вспыхивая дополнительными деталями и объемами.
дух захватило.
Почему мы так смотреть сверхус гор, башен, верхних этажей? Что-то распахивается, раскрывается, что-то освобождается, мы думаем и чувствуем уже иначе. А когда спускгорное ущелье, или тесная улица, или узкий коридормы сворачиваемся, поджимаем ноги, эмбриономи кто мы тогда? Или каморка, будка, чулан, тюремная камера, больничная палата. Клочок неба в зарешеченном окне не спасаетникакого объема, просто синий лоскут, ему не хватает линии горизонта, чтобы стать трехмерным. Говорил же Айтматов: «Если правда, что душа после смерти переселяется во что-то хотелось бы мне превратиться в , чтобы летать и глядеть не наглядеться с высоты на землю свою». В те дни Киргизия прощалась с Айтматовым. Как он и хотел, его похоронили по мусульманскому обряду недалеко от Бишкека, в мемориальном музее «», рядом с могилой отца и еще ста тридцати семи человек разных национальностей, расстрелянных в годы репрессий.
Вспомнила, как однажды в Киеве меня пригласили в гостив знаменитый «Замок Ричарда», на откосе над Андреевским спуском. В те времена он был еще жилым домом. Нас ждала самая верхняя, совершенно экстремальная квартиравход не из подъезда, а прямо из воздуха, только пройти по узкому навесному мостику. Вы бы попробовали сделать это зимой! смеялась хозяйка. Восхищало всенестандартная планировка, стеклянный потолок в кухне. Но главноебалкон. Вышла и задохнулась от открывшейся панорамыДнепр сверкал внизу, и далеко-далеко видны были дали.
Видеть такой пейзаж каждое утростановишься совершенно другим человеком!
Именно поэтому я и переехала. Провернула дико сложный обмен и теперьздесь.
У нее за спиной осталась какая-то травмаразвод или что-то вроде, я не стала любопытствовать. Понятно, что это была ранозаживляющая квартира.
И здесьв том же духе.
Выдираясь из зарослей обратно, натыкаюсь на тетку в сатиновом рабочем халате, с метлой. Сказать, что смотрит недоуменноэто ничего не сказать, поэтому я начинаю почти оправдываться.