Я вашему батюшке сегодня трижды меняла! санитарка Марь , субтильная старушка за семьдесят, с личиком, как печеное яблочко, суетится и оттягивает кармашек халата. Опускаю деньги в кармашек. Тут звонит мобильникдругу-поэту не терпится прочесть стишок. Хороший стишок, не спорю, почти гениальный, но слушать стишки в палате имени Альцгеймерасовсем уж запредельно.
на улицу в слезах, зачем-то забрела на рынок, купила в утешение кустик алых роз и розовую гортензию для дачи. И еще китайскую блузку вишневого цвета. И все, заметьте, в теплой гамметипа лекарство от депрессии. Тоже своего рода затмениену, к чему летняя блузка, когда лето кончилось?
Командир батареи
Отец лежит под капельницей, откинувшись на подушку. Бессильные руки на больничном одеяле. Что у него было всегда красивымтак это кисти, длинные пальцы. Не хирург, не пианиствоенный инженер. Теперь синюшные, почти неживые. Он для меня всегда был идеалом, и невозможно привыкнуть к тому, что это уже как бы и не он, а совсем другое существокапризное, агрессивное, бессмысленное.
Совсем недавно с ним можно было поговорить, даже посмеяться вместе. Странно, я чувствовала себя защищенной, наливая слепому и слабому восьмидесятилетнему старику традиционный шкалик в День артиллерии. Человеку, который любил меня больше, чем кто бы то ни было в жизни, и эта странная субстанция любви даже тогда оставалась защитой.
Пап! Расскажи что-нибудь!
Не буду! сердился он, будто я выпытывала военную тайну.
Но, размякнув от двух стопок, медленно и неохотно начинал вспоминать, а потом входил во вкус, и все виделось как наяву.
Сорок первый год, август, отступаем от Брянска. У девятнадцатилетнего командира батареи под началом четыре пушки, семьдесят взрослых мужиков и семнадцать лошадей. Вот вам и военная тайнамеханического транспорта не хватает, вся надежда гужевой. Лейтенант умеет рассчитывать траекторию артиллерийского снаряда, но не умеет запрягать лошадей в пушку. Солдаты, только что оторванные от крестьянского хозяйства, зовут его «сынок», добродушно подтрунивают, но всячески помогаютловят сбежавших лошадей, лечат их потертости, а один, лет пятидесяти, даже добровольно исполняет роль денщика, пришивая лейтенанту подворотнички.
Но командир отвечает за всех, и когда начинается непонятная канонада, снаряды падают уже за околицей деревни, а связи со штабом почему-то нет, лейтенант лезет с биноклем на самое высокое дерево для выяснения обстановки. Солнечный луч, оптика, блеснувшее стекло биноклянемцы засекают цель, следующий снаряд ложится почти точно. Рядом с деревом вырастает второеиз осколков и земли, ударная волна сшибает наблюдателя с ветки. Лейтенанту повезло , хотя и без сознания. Осколочное ранение, полгода госпиталя, рука не действует, отправка в тылв Среднюю Азию, в училище, готовить молодых офицеров. Это приказ, ты здесь нужен больше, кадры решают все. На фронт больше не взяли, хотя рвался, заявления писал. Хотел отомстить за семьюленинградец. Но подчинился приказувот и считал себя всю жизнь виноватым.
Звонили недавно из военкомата.
Ваш отец воевал в ноябре сорок первого? Составляем список, кому положены подарки в честь обороны Москвы.
Нет, он был ранен раньшев августе, под Брянском.
Тогда не положено. Вычеркиваем.
Ему про звонок не сказала, но он счел бы дискриминацию справедливой. Подумаешь, геройдва месяца только и был на фронте. А Средняя Азиятыл. Жара, пыль, скорпионы, фаланги и снова госпитальна сей раз малярия, но это совсем другая история.
Медсестра Фаина, неопределенного возраста мечта поэта, пробегает мимо, щеголяя розовыми (опять!) брючками и стуча каблуками белых сабо. Мне очень нравятся цвет ее помады и золотые цепочки на шее, они будто излучают уют и тепло, и больничная атмосфера становится похожей домашнюю. Сладкая, сладкая речьво рту халва. Действует на меня .
Деда бы вымыть пора, советует Фаина. Давайте, а?
Соглашаюсь и сую ей в карман деньги.
Я и побрить могу. И постричь.
Добавляю.
Вы не волнуйтесь, все будет в лучшем виде! красавица лучезарно улыбается. Я ей верю. У нее очень красивая помада.
О множественности миров
Ну да, они существуют параллельно, как волокна, сплетенные в канат.
Вроде бы живешь внутри своего волокна, от остальных отгораживаясь ! Не дадут отгородиться!
Иду с приятелем Тверскойон хихикает: «На этом углу мне всегда девочек предлагают». Блин, каких еще девочек?! Для меня это место знаковоетам, за углом, кафе «Десерт», где благородные дамы раз в месяц пьют и собирают денежку на онкологических детей. А тут«девочек» Тьфу! Фантомы какие-то! , смеется он, это твои благотворительные дамыфантомы.
Или вот любимая дачачто может быть реальнее цветов? Но развалившееся крыльцо доски уже месяц валяются, а главный строитель-таджик отбыл на родинусказал, на свадьбу дочери. А ты и поверила! ехидничает соседка. У нее в голове совсем другая реальность, в которой на территории нашего садового товарищества соперничают две таджикские мафии, а их главный сын местного лесника, он их стравливает и на этом имеет немалый куш. А я-то надеялась, что Саид с дочкиной свадьбы вернется и крылечко достроит! А он в бегах от ! Или это не наяву происходит, а только в реальности?
А у водителя негабаритного прицепа мало того, что свои собственные мировые константы, но и топология пространства сильно отличнамоей. Он в своей вселенной вполне успешно вписался в поворот дачных улиц, но заборчик-то мой снес и смылся! Так что в его реальности он победитель, а я в своей.
У бедного отца в головесвоя реальность. Вчера встретил возмущенными криками:
Где водители горных троллейбусов прячут горючее?!
Я про них ничего не знаю! пытаюсь остановить лавину.
Обижается:
Скрываешь? Ты же сама их водишь!
Значит, существует и такое мироздание, в котором яводитель горных троллейбусов? А вдруг отца и не надо лечить, из той реальности вытаскивать? Вдруг ему там хорошо? Может, и мне бы там хорошо было?
Еду домой в задумчивости, ливень хлещета по кромке Измайловского лесопарка идет совершенно голая девушка с распущенными (сухими!) волосами. Величаво так идет, с эзотерическим выражением лица. А эта, интересно, в каких мирах сейчас пребывает?
Не знаю, как это все совмещать в своей голове И надо ли?
Витаминами и лекарствами его накололи, выглядит окрепшим, но вставать с постели совсем не желает. Сердобольная медсестра Таня несколько раз пыталась поставить его на ногизаходится в крике, как младенец, синеет. Таня отступает.
Плохо! говорит она мне. С ногами-то все в порядке, но сам не хочет. А нельзя старому человеку лежатьпойдет застой, долго не протянет.
Хотели на коляску посадить, вывезти в садик погулятьне справились. Не ! Уйдите!
Отбивается яростнооткуда силы только берутся.
Со зрением тоже непонятно. Резко стало падать после маминой смерти. Три операции сделали в хорошей клинике, хрусталик поставили израильскийврачи говорят, все прошло удачно, остатки зрения удалось спасти. Очки прописали новые.
А онне видит.
Может, причина тоже в головеон без мамы эту жизнь просто знать не хочет. А видит совсем иное:
Лариса, смотри, смотри, вон мама! Да вот же она, в дверях стоит!
Нашла у Нины :
«оттого, что мы, женщины, живем другой жизнью, у нас литература все-таки другая. Мне говорятты пишешь быт. Да никакого быта нет. Бытэто философия, выраженная в поступках»