Все утро провисела на телефонезанималась выяснением, где раздобыть инвалидную коляску на денек, чтобы отца переместить из больнички домой. Пыталась заказать специальную перевозку в больницесначала сами предложили, а теперь говорятненадежно: просишь на 9 утра, а могут приехать в 11 вечера, а его к тому времени уже из палаты выселят, и где ж ему лежать, ожидаяна полу в коридоре, что ли? Прокат колясок упразднен, я звонила по всем объявлениямотвечали, что уже прикрыли услугу, поскольку невыгодно. От слова «невыгодно» хочется и кусаться. Масса жизненно необходимых вещей объявлена невыгодной.
После обеда забежала в школу распечатать макет школьного альманаха, встретила маму ученика-инвалида, та обещала одолжить на пару дней коляску. И еще у нее скопилось много лишних . Ура!
Помчалась в больницуотец вслух, потому что начисто забыл, кто он и где он. Ему страшно, как заблудившемуся дитю. В больнице , как в холодильнике, его даже грелками обкладывали на ночь, чтобы не кричал, но не помогло. В виде исключения разрешили надеть на пациента кальсоны. К тому же у него в голове случился сдвиг, что его не кормяттеперь он , но ничего не усваивается. Весу осталось килограммов сорок.
Врач делает выписку из истории болезни, перечисляет рекомендованные лекарства, но пронапоминает только устноне велено выписывать ветеранам такие препараты. Однавчера шепнула мне на ухо, что даже дорогие лекарства полагаются инвалиду войны бесплатно, поэтому наша милая врач не может писать их в карту, иначе ее просто уволят. За государственных средств. Экономия такая.
Отделение похоже на сумасшедший дом, особенно одна седая старуха, которая просто так. Я когда тут сижу, впадаю в какую-то реальность и вообще не чувствую, что где-то есть другая жизнь.
Фаина, которая слупила с меня кучу бабок на помыть-побрить и ничего не сделала, вышла из запоясвежа, как ландыш, и брючки розовые. Пьет? Не осуждаюработа нервная. Но вот как бы на сиделку такую же не нарваться! На поиски сиделки осталась неделяварианты лопаются один за другим. Слишком тяжелый случай, всем хочется клиента .
При этом мечтаю скорее на работуученики уравновесят этот бред, и, может, мне перестанет везде мерещиться старуха с косой, которая промахивается по папе и попадает по мне. Завтра у меня пятиклашки и. С одними про сказки, с другими про мифы.
Прорвемся
Перед выпиской сказала:
Будем в интернат оформлять?
Зачем это? оторопела я.
Через месяц вы его обратно к нам привезете, вот увидите. Не выдержите. Так что давайте оформлять сразу сейчас, так проще.
Еще чего!
Оказывается, не давал спать всему отделениюкричал, чтоб подключили его к каналу гринвичского времени. Три ночион и воющая старуха. Но ее перевели в , и она через два дня умерла.
Что он уже домане понимает. Я в легкой паникеспать по ночам, похоже, не придется. Истерика у него через каждые полчаса. Дневная сиделка обойдется в мою зарплату. К тому же придется уйти на полставки.
Нарастающая деменция приводит все более состоянию, но проблески сознания маркируют процесспроцесс отмены конвенциональных запретов и умолчаний. Система контроля отказывает. Вылезает . Выяснилось, что может послать всех матом, чего я не слышала ни разу. Ну, возможно, на своих ядерных полигонах он и мог, но чтоб дома, в присутствии женщинни-ни. Дает нелестные, но метафорически точные характеристики родным и близким, чего в силу повышенной деликатности никогда раньше себе не позволял. А сегодня, прибежав в три часа ночи на крик, услышала, что он вслух «размышляет о тяжелой женской доле».
Ну, почему ты всю жизнь должна нас, мужиков, обслуживать? кипятится он. Это несправедливо!
А ведь раньше никогда не сомневался в порочности феминистского подхода!
Здесь и там
Тук! Тук!
Мой сон плотнее воды в аквариуме, а этот звуккак ладонью по стеклянной стенке, как гидравлический удар, тупо и болезненно отдающийся в теле. Господи, чем он стучит? Старческий кулак почти бесплотеннаверное, дотянулся до кружки и теперь колотит ею.
Тук! Тук! Тук!
Надо встать.
Осенние ночи темны и плотны. А в этой комнате особенноокно выходит на глухой брандмауэр, прямой свет от фонарей и чужих окон не проникает сюда, разве какие-то слюдяные отблески, редкая световая пыль. Зажигаю лампуналивается сиянием теплая сфера, края ее мерцают и уходят во тьму, но совсем уйти не дают стеныздесь всего-то метров шесть квадратных. Мечется на подушкеживой скелет с поднятыми вверх коленямиони уже не разгибаются и тень от них двойным горбом проявляется на стене, губы кривятся в трагической маске, костлявая рука машинально долбит пустой кружкой по мокрой тумбочкетук! тук!
Скорее! Скорее!
Пап, что случилось? хотя вопрос лишен смысла, потому что здесь с ним не случилось ничеголежит, как обычно, прикрытый одеялом и задвинутый креслом, чтоб не упал. Случилось там.
Бежим, бежим! хрипло кричит он, в потолок невидящими глазами, скорее, скорее, а то не успеем! Помогите мне, что-то ноги сегодня не идут! Машину! Берем машину!
Тсс! Берем! успокаиваю я, но какая тут машина поможет, разве машина времени. Сны слепого человека выпуклы, мучительны и повернуты в прошлое, во все промелькнувшие почти девяносто, но прошедшие не бесследно, а учтенные и зафиксированные кем-то и теперь рассортированные по ячейкам, как видеокассеты.
Что значит «тсс!»? вы все! ! возмущается он и начинает барабанить снова. Перехватываю его руку, но она, обычно вялая и безвольная, теперь непреклонней железной руки робота.
Машина где? гневно клокочет в горле.
Здесь, уже здесь. Садись, продолжаю игру, хлопая дверцей шкафа, слегка покачивая кровать и мигая настольной лампой. Ты успеешь. Удачи.
Но вы же должны ехать со мной! Хотя, вы, собственно, кто такая? недоумение непритворно, острые колени дрожат, веко дергается в нервном тике. Или я не узнаю Зина, это ты?!
Нет, это я, шепчу, все хорошо, папа, все хорошодем, едем
Он вцепляется в мое запястье артритными пальцами и втягивает меня в свою тьму.
Но тьма вдруг замещается светомспелым июльским светом, цветочными брызгами, зеленым покоем. Маленький хуторвсего одна семьяотгорожен от мира зубчатым ельником, малинниками и оврагами. Босой мальчик, подпрыгивая от беспричинной радости, сбегает с косогора к реке, где на грубо сколоченных мостках полощет белье старшая сестрамилая, круглощекаябыла бы завидной невестой, если бы не припадки вроде эпилепсии, но кто определитврача нет ни на хуторе, ни в деревне за лесом. Девушка наклоняется над рекой , осока, ленты водорослей, рябькто-то смотрит, зовет из глубины, голова кружится, судорогой сводит тело, и она падает в темную воду.
Зинка! в ужасе кричит мальчик.
Он не умеет плавать, но прыгает.
Зеленая муть, водоросли, волосы, тяжелое тело.
Захлебываясь, барахтается, тянет, пытаясь нащупать дно.
Почти вытащилголова ее уже на песке, ноги в воде. Дальше не может. Задыхаясь, падает рядом.
По крутой тропинке к ним бежит отец.
Через тринадцать лет Зина погибнет в блокадном Ленинграде.
Вместе с отцоммоим дедом.
Вместе с двухлетней дочкойиспуганные глаза, венский стул, кружевной воротничок, глянцевые башмачки на пожелтевшем фото.