Больной мне не нравится, но надо подождать до утра и посмотреть, не будет ли сыпи. Температура довольно высокая. Сколько раз я говорил вам, что за этим чудо-ребенком нужен глаз да глаз. Он развит не по возрасту. Столько учиться, столько знать! Да ему бы на травке пастись беззаботной овечкой, а не чахнуть в душном Мадриде, занимаясь до одури.
Торквемада терпеть не мог деревню, он не понимал, что в ней хорошего. Но теперь он твердо решил: как только мальчику станет лучше, отправить его за город. Пусть попьет вдоволь молока и подышит свежим воздухом. Правду говорил Байлон, что свежий воздухштука полезная. О, это проклятые миазмы виноваты в болезни Валентинито! Попадись они ему только в руки, он их в щепки разнесет, такая ярость у него в сердце.
Байлон в этот вечер зашел навестить своего друга и, как нарочно, без умолку трещал о своем «человечестве», Торквемаде эти речи показались еще более темными и нудными, чем обычно, взгляд сивиллыболее грозным и суровым, а рукиболее длинными. Оставшись один, ростовщик не пожелал лечь. Раз Руфина и Кеведо бодрствуют, он тоже не будет отдыхать, (детская была рядом с его спальней).
Валентин провел ночь беспокойно: он задыхался, весь горел как в огне, глаза его были мутны и воспалены, речь сбивчива, а мысли мешались в беспорядке точно бусины рассыпавшихся четок.
Часть 4
Суматоха и отчаяние царили в доме весь следующий день. Кеведо высказал предположение, что мальчик болен менингитом и что ему угрожает смертельная опасность. Байлон взялся подготовить Торквемаду к этому известию и заперся с ним в кабинете; но из их беседы не вышло ничего, кроме ссоры: вне себя от горя дон Франсиско назвал друга обманщиком и шарлатаном. Невозможно описать тревогу, нервное беспокойство и бессвязные речи несчастного скряги. Хлопотливые заботы ремесла вынуждали Торквемаду то и дело уходить из дома. Всякий раз он возвращался, запыхавшись, высунув язык, в съехавшей назад шляпе. Торопливо войдя, он окидывал всех быстрым взглядом, и снова мчался на улицу. Он сам бегал за лекарствами и в аптеке рассказывал, как стряслась беда: «В школе голова у него закружилась, потом начался сильный жар И на что только годятся эти лекари?» По совету Кеведито он пригласил одного из самых известных врачей, который и установил роковой диагнозменингит.
На другой день к вечеру измученный Торквемада свалился в кресло и просидел в гостиной около получаса, обдумывая на все лады одну и ту же страшную мысль, жестокую и душераздирающую, которая неотступно вертелась в его мозгу. «Я поступал против Человечества, а оно теперь, черт его побери, воздает мнеи с какими ужасными процентами!.. Нет, если бог, или как он там называется, отнимет у меня сына, я стану еще злее, еще безжалостнее!.. Все увидят, что я за фрукт. Этого еще недоставало Со мной шутки плохи Да что я, что за чушь я мелю! Бог не отнимет его у меня, я ведь Хоть и говорят, будто я никому добра не сделал, да это ложь. Пусть докажут, говорить-то всякий может. А скольких я вытащил из беды? Но что, если и это не в зачет? Если Человечеству наговорили про меня Я им докажу, душу я бедняков или нет Я знаю, как мне оправдаться: если я никому не делал добратеперь сделаю. Недаром говорится: лучше поздно, чем никогда. Вот если я начну теперь молитьсячто скажут там, наверху? Байлон, должно быть, ошибся: Человечность, верно, не бог, а скорее святая дева женщина, баба Нет, нет, нет дело ведь не в слове. Человечностьэто и бог, и дева Мария, и все святые вместе взятые Держись, дружище, держись!.. Ты никак с ума сходишь Одно мне ясно: коли уж добра не творишь, так дело дрянь Ах, господи, что за мука! Дай только моему сыну подняться, и я буду таким милосердным, таким Но какой бесстыдник смеет врать, что так уж ничего доброго за мной и не числится? Они хотят погубить меня, забрать моего сына, который родился на зависть всем ученымутереть им нос. Не могут простить мне, что я его отец, что от моей плоти и крови родилась слава мира. Завистьдо чего ж эти скоты-люди завистливы! Да нет, почему я говорю «люди», ведь это бог Мы-то, люди, все порядочные подлецы, а потому и поделом нам, поделом По заслугам нам воздается по заслугам».
Тут он вспомнил, что завтра воскресенье и что он не заготовил еще расписок для своих жильцов. Покончив с этим в полчаса, он на несколько минут прилег на диване в гостиной. А на следующее утро между девятью и десятью начался обычный воскресный сбор квартирной платы. Лицо дона Франсиско было желтее лимона; он Ничего не ел, почти не спал, и жесточайшая мука терзала его душу. Он шел, спотыкаясь, а взгляд его бесцельно блуждал, то, скользя по земле, то, поднимаясь кверху. Когда сапожник, тачавший башмаки в грязной подворотне, увидел входившего домохозяина, он так испугался его перекошенного лица и нетвердой, как у пьяного, походки, что со страху выронил из рук молоток. Приход Торквемадысобытие всегда пренеприятнейшеена этот раз вызвал настоящую панику. Женщины разбежались кто куда: одни попрятались по своим комнатушкам, другие при виде свирепого хозяина бросились на улицуплатить было нечем. Сбор начался с подвала; каменщик и две табачницы без единого слова отдали деньги, лишь бы поскорее избавиться от ненавистной физиономии дона Франсиско. Что-то непривычное и странное читалось на лице Торквемады: деньги он брал, не считая и не рассматривал их с мелочной жадностью, как прежде; казалось, мысли его находились за тридевять земель. Он не рычал, как цепная собака, и не рыскал въедливыми глазами по комнате, выискивая сломанную половицу или отлетевший кусочек штукатурки, чтобы затем с бранью обрушиться на злосчастного съемщика
Дойдя до помещения, где жила вдова Румальда, гладильщица, больная мать ее лежала на нищенской постели, а трое оборванных детишек играли во дворе, Торквемада зарычал по обыкновению. Робея и дрожа, словно признаваясь судье в черном преступлении, бедняжка проговорила привычную фразу:
Дон Франсиско, сегодня не могу. Я заплачу в другой раз.
Невозможно описать изумление бедной женщины и двух соседок, бывших при этом, когда из уст скряги вместо ожидаемых проклятий и богохульств послышались слова, произнесенные дрожащим, срывающимся голосом:
Дитя мое, да ведь я ничего не говорю, не принуждаю тебя Мне и в голову не приходило браниться, Что поделаешь, если тебе не под силу
Дон Франсиско, поймите прошептала другая, думая, что Душегуб издевается и вслед за сладкими речами выпустит когти.
Нет, дитя мое, я не шучу Ну, как бы это сказать?.. Просто некому надоумить вас, что вовсе я не изверг И с чего вы взяли, будто нет во мне сострадания милосердия? Вам бы благодарить меня за все, что я для вас делаю, а вы еще клевещете на меня, Нет, нет, давайте поладим. Ты, Румальда, успокойся: знаю я, что ты в нужде и времена нынче трудные А когда время трудное, дитя мое, люди должны помогать друг другу.
Торквемада двинулся дальше и в первом этаже столкнулся с одной из самых ненадежных съемщиц, женщиной бедной, но мужественной и не боявшейся его гнева. По выражению лица Торквемады она решила, что он зол, как никогда, и, не дав ему открыть рот, сама начала смело и без обиняков:
Послушайте, сеньор, не вздумайте меня прижимать. Сами знаетеплатить мне нечем: мой-то ведь без работы. Что ж мне, милостыню просить, что ли? Разве не видите эти голые стены, как в больнице для бедных? Да где ж мне их взять, деньги-то?.. Будьте вы прокляты
А кто сказал тебе, болтливая, вздорная баба, что я пришел тебя за горло брать? Ну-ка, кто скажет, что нет во мне человеколюбия? Где эта ведьма? Пусть она только посмеет повторить при мне
Он поднял свою палкусимвол злобной власти и жестокостии взглянул на этих людей; тесным кольцом стояли они вокруг Торквемады, оторопев и разинув рты.
Слушай, я говорю тебе и всем другим: не беда, коли у тебя сегодня нет денег. Ну! Что же я должен еще сказать, чтобы вы меня поняли?.. Твой муж сидит без работынеужто я еще накину вам петлю на шею? Когда сможешь, тогда и отдашь, ведь так, правда? Я знаю, ты и сама рада бы заплатить. Зачем же зря браниться?.. Эх вы, безмозглые! (Тут он попытался изобразить на лице улыбку.) Выдумали, будто сердце у меня тверже камня. И я не мешал вам так думатьэто было мне на руку, ведь бог требует, чтобы мы не кичились нашим милосердием!.. Вот какие вы плуты Ну, прощай, ты, не реви! Да не подумай еще, что я все это ради твоих благословений делаю. Ведь, правда, я тебя не прижимаю? А чтоб ты видела, какой я добрый Дон Франсиско сунул руку в карман и в раздумье помедлил немного, глядя в пол. Нет, ничего, ничего Оставайся с богом