Это пижонство аукнулось Шалову, как только вышли из казармы и в сопровождении двух дневальных потащились к штабу. Ноябрьское утро выдалось морозным, и ветер пробирал насквозь. «Довыпендривался!» злорадно подумал Кравец, заметив, как скукожился ещё минуту назад такой бравый комод. Даже в шинели с телогрейкой было совсем не жарко. Но холод не мог остудить азарт и предвкушение приключений. От Кравца не ускользнуло, с какой завистью смотрели на них, волокущих свои мешки и коробки, курсанты, чистившие заснеженный плац. «Скребите, ребята! Помните, что только труд превратит курсанта в человека!»
У штаба уже урчал дежурный Газ-66. За рулем сержант из роты обеспечения. С ним рядом помощник дежурного по училищу, лейтенант. Он дал знак: загружайтесь скорее. «Шалову опять не повезло: рассчитывал прокатиться в кабине Так оно и было бы, если б дежурной машиной оказался ЗИЛок!» ухмыльнулся Кравец и тут же получил нагоняй:
Тебе что, особое приглашение надо? Чего сопли жуёшь!
Быстро закидали экипировку в кузов и устроились на откидных сиденьях.
Кравец, старший по левому борту. Я по правому, определил Шалов диспозицию и постучал по кабине. Поехали!
В считаные минуты промелькнула главная аллея училища, домик КПП с заспанным дежурным. Справа потянулся зелёный забор. Потом его заслонила берёзовая роща. Замаячили четырехскатные крыши увальских домиков, засыпанные снегом. Вот и поворот на Звериноголовский тракт. Постамент с устремлённым в небо МиГом, на котором выведено красной краской: «Слава советским авиаторам!» И опять берёзы, сосны с двух сторон. Знакомый, много раз виденный из окна рейсового автобуса «шестерки» пейзаж. Сейчас, в сумеречном утреннем свете, он показался Кравцу иным. Более суровым и, как ни странно, более красивым. «Наверно, так виделись родные места уходящим на войну», пришла мысль. Но развить её он не успел. «Газик» пошёл под гору и выкатился в степь. Она раскинулась до самого города, являя собой тот самый «оперативный простор», который, по словам Бабы Кати, не в силах преодолеть ни один самовольщик. Что и говорить, пять километров по снежному полю расстояние немалое! Но смельчаки в роте всё-таки находились. Правда, Кравец не из их числа. Не из боязни, что не дойдёт до Кургана и замёрзнет в степи, как ямщик из народной песни, а скорее по идейным соображениям. Самоволка не вписывалась в его жизненные принципы, в понятие воинской чести. Хотя было бы ради кого, может, и рискнул бы Особенно в белом нагольном полушубке, что нынче приторочен к вещмешку! «Этот бы полушубок да сейчас на плечи, а то во все щели свистит!»
Наконец добрались до дамбы. Переехали через замёрзший Тобол и очутились в Кургане. Областной центр уже проснулся. На остановках толпился рабочий люд. Было совсем светло, но уличные фонари ещё горели. «Обычное раздолбайство по формуле: всё вокруг советское, всё вокруг моё!» Притормозили на перекрестке у ЦУМа и, двигаясь дальше, собрали по пути все красные светофоры. Такие уютные летом, улицы Кургана сейчас были стылыми и навевали тоску: Ленина, Советская, Горького Проехали городской парк. Напротив центрального входа, словно в насмешку, располагалось здание комендатуры старинный двухэтажный особнячок из красного кирпича. Захаров и Кравец переглянулись. Резиденция коменданта им была памятна по-своему
Ещё на первом курсе, в начале марта, они были назначены в патруль по городу. «Не считайте, что вам повезло! предупредил Гейман. Смотрите, оттуда прямая дорога на кичман» Напоминание было излишним. Известно всем, что в лапы к Шурику попасть легко, вырваться из них трудно. Шурик, он же Мясо, он же майор Мисячкин, слыл в курсантской среде человеконенавистником и хамом. Был он таким по долгу службы или из-за трудного детства в послевоенном детдоме, неизвестно. Но лютовал страшно. Очутиться на «губе», независимо от числа нашивок на рукаве, было проще простого, тем паче когда целые сутки у него на глазах. Один вид Мисячкина вызывал отвращение. Красное, пористое лицо, нос, иссечённый сиреневыми прожилками, бесцветные глаза и скрипучий голос. Таким только детей пугать!
Прибыли Кравец и Захаров в комендатуру с легким мандражом. Не успели расположиться в комнате для патруля, как влетел комендант. Они вытянулись, не зная, чего ожидать.
Так, значит, вы новые патрульные, глаза-буравчики просверлили их насквозь. Первокурсники, значит Хорошо Так вот, товарищи курсанты, нам предстоит ответственная задача, Мисячкин сделал ударение на слове «ответственная», задержание неизвестного. Поступила информация: на железнодорожном вокзале находится подозрительный человек в полувоенной форме. Слушай боевой приказ! Сейчас отправляемся на вокзал. Будем действовать так: я подойду к субъекту с фронта и спрошу документы, а вы, значит, зайдёте с флангов и будете внимательно следить за его руками. В случае неадекватного поведения, хватайте и держите, пока не прикажу отпустить! Уразумели? совсем не по-военному спросил он.
Так точно, товарищ майор!
Неизвестный субъект оказался крупным мужчиной лет сорока пяти. Он сидел за столиком в привокзальном кафе, не снимая парадной шинели с погонами подполковника. Из-под полы выглядывали цивильные брюки. На голове незнакомца была шапка из какого-то дорогого меха. На столике стояли бутылка армянского коньяка и тарелка с тонко нарезанным лимоном. При взгляде на лимон у Кравца свело скулы.
Предъявите ваши документы! строго потребовал Мисячкин, выставив левую руку с повязкой «Офицерский патруль».
Па-жал-ста, незнакомец окинул майора внимательным взглядом и полез во внутренний карман. Курсанты напряглись. Но ничего страшного не случилось. Незнакомец предъявил Мисячкину удостоверение в красном переплёте.
Комендант долго вертел его в руках.
Вам придётся проехать в комендатуру для уточнения некоторых деталей.
Незнакомец медленно встал. Только тут Кравец увидел, какой он громадный выше его на две головы, не говоря уже о коренастом Захарове. Между тем задержанный не оказал им никакого сопротивления и спокойно прошёл к «уазику» коменданта. Они следовали по пятам и являли, наверное, довольно забавную картину этакие лилипуты, конвоирующие Гулливера. В эти минуты Кравец страха вроде бы не испытывал. Страх возник позднее, когда в комендатуре Мисячкин, наставив на незнакомца пистолет, предложил предъявить содержимое карманов. Среди вещей незнакомца оказались ТТ с полной обоймой и пачка двадцатипятирублевок. Держа неизвестного на мушке, комендант позвонил дежурному по КГБ области. Вскоре к комендатуре подкатила чёрная «Волга». Из неё вышли четверо в штатском. Они увезли задержанного. Кто он такой, так и осталось загадкой.
Наверное, Юрка, мы поймали шпиона предположил Кравец, когда они вернулись в роту.
Станет тебе шпион с «тэтэшкой» расхаживать! У шпионов небось «пушки» поновей будут
Ну, тогда это матёрый бандит. Видел, какая рожа?
Ну, рожа Хотя, был бы он бандит, мы бы с тобой сейчас здесь не сидели У него кулачищи, как у меня голова Захаров сделал страшное лицо и неожиданно предположил: Я так скажу, Сань, если этот, в форме подполковника, важная птица, нас к награде представят. К государственной!
Ты загнул, к «государственной» Считай, мы и так с тобой награждены: сутки возле Шурика пробыли и не на «губе»!
Мисячкин, и верно, за время дежурства к ним не придирался, а в конце наряда даже пообещал походатайствовать о поощрении. Слова своего, правда, не сдержал. Но происшествие в патруле запомнилось надолго. Оно ещё больше сблизило Кравца и Захарова. Не зря говорят, что испытания укрепляют дружбу.
5
Приключения, о которых мечталось в КВАПУ, начались сразу же на курганском вокзале.
Поклажу выгрузили и по частям перетащили в зал ожидания. Шалов отправился за билетами. Поскольку воинской кассы на вокзале не было, процесс покупки обещал затянуться.
Кравец осмотрелся.
Зал был забит до отказа и поражал разнообразием пассажиров. Почтенные семейства: муж, жена, дети. Путешественники-одиночки, в основном мужчины средних лет или старушки с сетками, вязаными кошёлками и дерматиновыми сумками. Сновали туда-сюда какие-то тёмные личности. Милиционеры прохаживались с безразличным видом. Военных людей, кроме их караула, не было. Да и откуда им взяться, если во всём Кургане воинских организаций только училище да военкомат