* * *
Александр очнулся. Первая мысль, что пришла ему на ум, его разбудил звук. Кто-то постучал в дверь? Нет, не то. Звук был необычным. Он усиливался, становился громче, резче, быстрее, будто его источник все время приближался.
«Напоминает стук кастаньет, выбивающий ритм фламенко», удивился Александр.
Он уже успел оглядеться. Он лежал не в постели, а на асфальте, прямо в центре широкой дождевой лужи, посередине улицы. Было светло, и хотя что-то, наверное, попало ему в левый глазэтим глазом он сейчас видел определенно хуже, чем другим, тем не менее, все предметы, окружающие его, были видны, на удивление, четко, ярко и даже как-то объемноказалось, что всё вокруг стало вдруг выпуклым, переполненным своей напряженной сутью. Свет же лился, как ему и положено, сверху. Он был серебряный и мягкий.
Александр встал. Улица была ему знакома. Здесь он живет, вспомнил он.
По ней сновали люди. Они проходили мимо и не замечали его. Брызги из-под их каблуков порою падали ему на брюкинаплевать.
Идти домой ему расхотелось, и, развернувшись, он направился в сторону противоположную. Не дойдя до поворота, он подошел к маленькой пристани, что приютилась тут, на дороге, будто обычная аптека. Не отвязывая лодку и не беспокоясь о веслах (и уключин-то не было), он забрался в неё и оттолкнулся
Лодка плавно сместилась к фарватеру.
Серебряный свет начал блекнуть.
Глава 2. Спальня с картинами
И не кабинет, а так, одно название. Табличка с фамилией на фанерной двери. Два стола встык. Три стула. Металлический несгораемый шкаф: большой, неровно-угловатый, облезлый. Еще один шкаф, для бумаг. Тот завален картонными папками: толстыми или тонкими, потрепанными или новенькими. (На них на всеходинаково густой слой серой пыли). Старенькая пишущая машинка. Чайник. Тесно, жарко.
Чайник кипел.
Убийство, Ростислав Станиславович, устало произнесла Зина, аккуратно положив телефонную трубку на рычаг.
Суки, откликнулся Яковлев, подтверждая, информациюуслышал.
Поймав курсором крест, означающийзакрыть файл, он щелкнул по нему мышкой, обеими руками потер виски и вопросительно посмотрел на Зину.
Машина будет! сообщила Зина хорошую новость, прибереженную ею напотом.
И чая попить не успеем, только произнеся эту фразу, Яковлев ощутилво рту и в самом деле пересохло.
Впрочем, хотелось Яковлеву не чая. А разговаривать ему не хотелось совсем, но
Ну, кого? Кого там, буквально, грохнули? спросил он через силу.
Господина Терехова. Известного в городе предпринимателя, охотно ответила Зина. Вам повезло. Дело, вероятно, станет громким, добавила Зина искушающе и в то же время язвительно.
Посмотрим, на этот раз Яковлев посмотрел на Зину. Презрительно.
Бог обделил Зину ростом. Она была почти коротышкойметр пятьдесят, пятьдесят два. Помимо этого недостатка, Зина была умной и наблюдательной, и умела это скрывать. Еще она была толстой и неуклюжей, как валенок, говорили про неё, и близорукой. Но за толстыми линзами, вставленными в уродливую оправу, пряталось миловидное личико и карие лучистые глаза. И слава Богу, Яковлев этого не замечал. Она почти нравилась Яковлеву. Она не вызывала у него раздражения. Ну, если только самую малость. А про серебряную серьгу в виде двух сердечек, прислоненных друг к другу, однопобольше, другоепоменьше, что была вставлена у неё в пупок, Яковлев и не подозревал.
Чего там. Заказное, поди. Глухарь!
А если нет?
Посмотрим, ворчливо повторил Яковлев.
Заждались Вас, Ростислав Станиславович, добрый вечер.
Пожилой опер не скрывал своей радости. Он появился на месте убийства первым и вот уже битых два часа занимался тем, что отгонял от мертвого тела праздных зевак. И хотя любопытных было немногоулица, где произошло преступление, была тихой: три или четыре частных коттеджа да где-то в конце её ларек, торгующий сигаретами и пивом, это занятие ему порядком надоело. Да и свою работу опер выполнил: он опознал убитоготак совпало, он знал его в лицо, и вызвал на место происшествия группу криминалистов, не испоганив своей собственной суетой улики, вещдоки; не затоптав следы, не тронув мертвого. Теперь он законно хотел домой.
Я больше не нужен, Ростислав Станиславович? Я пошел?
Иди. Спасибо, Максимыч, пробурчал Яковлев.
Проводив взглядом удаляющуюся спину в синем кителе и позавидовав оперу, который по пути домой уж наверняка забежит кое-куда погреться горячительным, Яковлев прошелся вперед и, подойдя к трупу, попробовал заглянуть мертвецу в лицо.
Не получилось. Голова убитого была развернута боком. Правой щекой он прижимался к земле, а вся леваябыла обильно залита кровью.
Бросалась в глаза развороченная глазница.
Яковлев подумал, что стреляли сзади, а этовыходное отверстие, но тут же обратил внимание на рану посередине теменной кости, и тоже левой. Эта ранане рана, ранкапрактически точно соответствовала размеру пули. Он задумался, пытаясь объяснить это несовпадение.
«Нет, стреляли не сзади».
Капельки холодной воды упали ему за воротник, он поежился и мысленно выругался: «Черт возьми! Торчать под дождем! Разве я обязан?»
Он еще раз посмотрел на труп.
«Значит, выстрел в голову был произведен в тот момент, когда лежащий человек да, именно, лежащий на земле, на этом самом месте, повернул голову», догадался он и, поежившись, отошел от тела.
Контур мертвого тела уже обвели мелом: по мокрому асфальту, по лужам, (о, недолговечный, эфемерный труд). Теперьвсе ждали фотографа. Он снимал, меняя ракурс и диафрагму. Но, наконец, и он закончил свою работу. Труп переложили в УАЗ, что подъехал еще час назад, и следственная группа, включая трех криминалистов-экспертов, врача, двух оперов из прокуратуры города, двух сержантов-водителей и Зинуследователя-стажера, плавно перебралась в дом. Последним туда вошел Яковлев.
* * *
«Плыву», безмятежно констатировал Александр. Ничто не поразило его, не потрясло. Надо было поступить так раньше, подумал он, хорошо ведь. Порывшись в карманах, он достал сигареты, проверилсухие ли, и закурил.
Причалнекая точка отсчетаисчез в наступающем сумраке, да и очертания берегов скрылись там же. Он посмотрел за борт. Поверхность воды была ровной, гладкой, как крышка рояля.
Впечатление о том, что время остановилось, стало полным.
* * *
«Обстановочка», неопределенно подумал Яковлев, очутившись внутри.
«Супер!» воскликнула про себя Зина.
«Ясно, за что грохнули», подумали все остальные.
Кресла, стулья и столы, диваны, диванчики, пуфики. Телевизоры в бойницах стенок и горок: сколько ихне сосчитать. Шикарные светильники и люстры. Бар. За баромзеркальная стена (количество многообразных бутылок на её фоне удваивалось, утраивалось и даже пугало). Вазы. Вазы: большие, как амфоры, стояли на полу, поменьшена тумбочках, вазочки, совсем крохотные, тонко разрисованные ручной вязью, повсюду. Хрустальные, напоминающие своими стремительными линиями сияющие льдом скалы. Фарфоровые, онимолочно-белые, светящиеся, как женская кожа, голубизной изнутри. Медные. Бронзовые, покрытые чеканкой. Из дорогих и редких сортов древесины: томно-желтого, красного, черного, коричневого цветов, с неповторимыми узорами собственной внутренней структуры, что была видна через плоскость среза.
Вазы.
Вазы без цветов.
И несколько картин.
И все-таки дом казался пустым. Необжитым. Одиноким. Осиротевшим. Он не был запущенным, нет. Идеальная чистота присутствовала в каждой комнате, в каждом коридоре, в каждой ванной, а их было четыре, на обеих кухнях.
Дом без хозяина. Холодный. Пустой.
Ясно, что в нем не жили.
Точнее, жили в трех комнатах на первом этаже.
Яковлев взял фарфоровую вазу, одну из тех, что была размером поменьше, и, небрежно повертев, сердито поставил её на место.
Безделушка, хм, презрительно хмыкнул он, мещанство.
Начнем? спросил один из экспертов Яковлева.
Да, кивнул Ростислав Станиславович. Оружие, наркотики, документы, отпечатки.
Перечислял, растягивая фразы паузами, будто что-то жевалего никто не слушал.
Эксперты, трое молодых ребят, всене старше тридцати, сами прекрасно знали, что от них требуется. Методично и педантично они делали свою работу: осматривали, обыскивали, фотографировали, маркировали; щедро сыпали вокруг, будто сеяли, а потом отметали прочь серый воздушный порошокснимали отпечатки пальцев с предметов, с дверных ручек и косяков и, переходя в следующую комнату, предполагали, что и там они не найдут ничего существенного: ни оружия, ни наркотиков, ни взрывчатки, пахнущей рыбой, ни смертельных ядов в пузырьках из-под корвалола, ни видеокассет с «банными приключениями» власть предержащих Нет. Заведомо! Разве что что-то среди личных бумаг? А вдруг? Но и тамничего.