Максимыч поднял голову и изумленно оглянулся, пытаясь обнаружить, кто это веселится среди леса в такую рань.
Смех повторился. У Максимыча поневоле пробежал по телу холодок — уж больно громким он был и звучал как—то странно — словно кто—то завел в лесу огромную музыкальную шкатулку. Но самое неприятное в этом смехе было то, что Максимыч никак не мог определить, откуда он доносится, — казалось, хохот раздавался сразу со всех сторон.
Максимыч медленно поднялся и снова огляделся, не вставая на всякий случай с корточек.
А в следующую секунду резво, словно весь выпитый шуринов самогон вмиг испарился, вскочил и во весь опор помчался к дому.
И упал уже только в сенях — на лавку.
А когда навстречу ему, в телогрейке, накинутой для приличия поверх ночной сорочки, с обломком лопаты, приготовленным специально для встречи любимого мужа, вышла Марь Петровна и, сурово сдвинув брови, грозно подняла свое оружие, Максимыч только и смог, что просипеть еле слышно:
— Она… Там она! В лесу!
И лицо у него при этом было такое, что Марь Петровна, против обыкновения, опустила руку и спросила повелительно:
— Кто еще?
— Анютка!
— Какая еще Анютка? — не поняла Марь Петровна. — Бочкина, что ли?
— Да нет! — Максимыч даже руками замахал. — Какая еще Бочкина? Кузнецова! Вальки одноглазого дочь!
Марь Петровна в сердцах отшвырнула обломок лопаты и, подбоченившись, досадливо плюнула:
— Ну, допился, старый ты хрыч! А Сталина с Хрущевым ты в нашем лесу не встречал? Совсем из ума выжил! Анька—то Кузнецова уж год с лишним как на кладбище лежит! Уйди с глаз моих долой, спать ложись! ЛТП на вас нет, черти проклятые!
Глава 4
ХЛЕБ НАШЕ БОГАТСТВО
Жара и не думала спадать, но стоило нам с Себастьяном переступить порог «Гарды», как мы очутились в самом сердце вечной мерзлоты. Ледяная глыба, очертаниями весьма схожая с Надей, неподвижно сидела за компьютером, монитор которого, казалось, посеребрил иней. Поодаль от нее, в кресле у незажженного камина, сидел Даниель, сильно напоминающий снеговика, только что пережившего обстрел снежками.
Я немедленно покрылась гусиной кожей — находиться в этом помещении без дубленки, шапки и зимних сапог не представлялось возможным. Себастьян поежился.
— Так, — сказал он, скептически оглядев двух жертв «холодной войны», — пора с этим заканчивать. Надя, ты согласна со мной, что ангелы и боги — два различных понятия?
Ледяная фигура слегка пошевелилась, хотя нельзя было понять, в каком смысле толковать это движение. Себастьяна это не смутило.
— У людей бывают нервные срывы, всяческие кризисы, депрессии и прочие прелести в этом же духе. А вам, милые дамы, не приходило в голову, что и с ангелами может происходить что—то подобное? Или вы считаете, что, раз мы ангелы, мы можем испытывать только положительные чувства и эмоции и быть все время благостными и слащавыми, словно герои рекламы кондитерских изделий? И вы думаете, что мы не можем совершать глупостей и необдуманных поступков?.. Да, Даниель поссорился с Надей и решил уехать, куда глаза глядят…
— И куда же глядели его глаза? — спросила ледяная фигура соответствующим своему виду голосом.
— В Петербург, — жалобно проскрипел снеговик.
Тут я сообразила, что львы с золотыми крыльями мерещились мне неспроста, и благодарно посмотрела на кольцо, мысленно извиняясь. Кольцо мигнуло в ответ — очевидно, в знак того, что примирение состоялось.
— …А я не мог бросить своего лучшего друга — у нас, у ангелов, не принято бросать друзей в беде, не знаю, как у вас, людей.
— А в Питере что, такие жуткие проблемы с телефонной связью? — самым невинным голосом поинтересовалась я.