Которая через несколько месяцев притаскивала следующего.
В общем, с такой бурной личной жизнью времени на подрастающую дочь у нее не было.
А когда мне исполнилось шестнадцать, она привела Александра, «Сашеньку», как она его называла.
Который превратил мою жизнь в кошмар, до сих пор проникающий ядовитым оловом в мои сны, чтобы залиться в горло, уши, глаза и оставить совершенно обездвиженной и беспомощной, в гадком, вульгарном удушье, к которому у меня не было иммунитета кроме одногобегства.
Сначалав общагу областного центра. Потомеще дальше. Порой казалось, что мужчины видели это во мне, замечали эту панику, готовность стать жертвой, болезненный, мерзкий страх, затапливающий меня при одном намеке на насилие, доминированиеи именно поэтому старались довлеть, ставить меня на место, потребовать то, что они бы не посмели, возможно, требовать у других женщин.
Но это не точно.
Возможно, мне просто не везло. Бывает. Есть люди, которым дается легко то, о чем я даже мечтать не могла, которые открыты миру, любимы и любят. А есть такие как я. Неустроенные в жизни девицы двадцати трех лет от роду, которые тайком по ночам читают тоненькие любовные романы, а сами даже не представляют, что это такоестроить отношения.
Вот еще почему я так цеплялась за Диму. Не могла уйти и не мешать ему жить. Да, пусть наше совместное проживание и беззлобные подколки били лишь иллюзией отношений, но я, порой, радовалась, что, при случае, могу похвастаться, что живу с парнем. И опытом совместного быта.
Дура.
Впрочем, не большая, чем те, кто верил, что розовые сопли, которые для меня были сказкой на ночь, имеют хоть какое-то отношение к реальности.
* * *
Зайди ко мне.
Я подпрыгнула от резкого голоса, ворвавшегося в тишину моего закутка, нарушаемую лишь стуком клавиш.
Интерком ожил совершенно неожиданнода я и вовсе забыла, что он у меня есть на столе-то! Все поручения мне передавал личный помощник, тем более если они касались непосредственно самого босса. И вообще, я видела еготочнее, его макушку, склонившуюся над бумагами или каким-нибудь планшетомтолько когда приносила ему кофе.
И то об этом сообщала мне Ниначто Веринскому нужен кофе. И я бросала любое дело, которым в этот момент занималась, и вскакивала, подлетала к стойке, на которой располагалась дорогущая кофемашина и делала его любимый двойной эспрессо с капелькой даже не молока, а молочной пены, которую надо было ложечкой достать из молочника и поместить ровно в центр чашки.
За те три недели, что я здесь работаю, я приготовила сорок одну такую чашку.
Не то что бы я считала специальноскорее, особенность, оставшаяся с детства. Я обожала все пересчитывать, делала это на автомате и в голове хранила самые разные цифры, от довольно интересных дат и значений, до совершенно ненужных сведений, что у соседской Леночки было семнадцать кукол, включая пластиковых пупсов, а у меня всего три.
Кроме кофе, меня нагрузили бумагами. Перепечатывать, сортировать, переводить некоторые документыанглийский был на вполне достойном уровнепревращать тексты в диаграммы и таблицы, и наоборот. Не считая поездок за костюмами из химчистки, бесчисленных поручений, из-за которых я сбивала ноги, бегая по нашему не маленькому зданию, договоров и документов, которые нужно было то отнести на подпись в разные отделы, то, наоборот, забрать.
Дела наваливались на меня, как снежный ком. Если в первые дни я считала, что очень занята, то потом начала пониматья ничего не знала о занятости. С каждым днем у меня все прибавлялось рутинных, мелких, но необходимых к быстрому исполнению обязанностей, которыми не занимался личный помощник. Обязанностей, которые сыпались на меня каждую минуту, не останавливаемым потоком, так что я быстро научилась носить с собой в кармане пиджака крохотный блокнот с карандашиком и записывать все то, что было необходимо сделатьзаписывать и вычеркивать. Записывать и вычеркивать. И каждое дело Нина Александровна перепроверяла лично, порой доводя меня до слез в глазах своим металлическим голосом, если что-то было выполнено, по ее мнению, не достаточно совершенно.
Девочка, ты могла бы и быстрее.
Две ошибки в документеты совсем не учила русский язык?
Тридцать минут на перерыве? Хм, пора пересмотреть политику по бесплатным обедам для сотрудников.
Девочка, ты серьезно думаешь, что можно уйти раньше руководителя? Если тебе так важна личная жизньне стоило идти работать вообще.
Чтобы криво печатать двумя пальцами, мы могли бы взять курицусекретари же давно освоили десятипальцевый метод.
В первые дни мне казалось, что надо мной издеваются. Позжечто это какая-то хитрая месть за то, что я не соответствую ее идеалам, а она терпеть не может, если что не идеально. И это ее «девочка», от которого меня просто подкидывало
Но я действовала все быстрее, все точнее, тщательней, и вдруг стала замечать, что она все меньше делает замечаний, все чаще смотрит одобрительно, да и из голоса начали пропадать режущие без ножа звуки.
А в то утро, что она назвала меня «Анастасией» окончательно убедиласьменя просто без предупреждения засунули на курс молодого бойца, чтобы сразу понятьподхожу или нет. Сумею ли справиться, остаться в этой компании, где все должно было быть нацелено на результатили нет.
И такая методика оказалась весьма эффективной. Я уже четко и быстро выполняла всю рутину, познакомилась с каждым отделом и его руководителями, разобралась, кто и чем занимается в нашей компании. И запоминала все больше. Цифры, списки, аналитику, попадавшуюся мне время от времени. Запоминалаи с еще большей ясностью представляла себе внутреннюю структуру компании, как-будто цифры были скелетом, на который нанизывалась плоть и кожа из людей, продукции и клиентов.
Это оказалось безумно интересно. И сосем не похоже на скучную работу секретаря, как я себе представляла раньше.
А когда уж Нина Александровна высказала мне сдержанную похвалу за быстро сделанный сборный отчет по нескольким направлениям, так и вовсе улыбалась еще пол дня.
Но несмотря на изменившееся в лучшую сторону отношение, я ее побаивалась.
Правда, не так, как «высокое» начальство.
Его я просто боялась.
И была безумно рада, что почти не пересекаюсь с ним, сидя за своей конторкой в углу приемной, чуть отгороженной от всех прозрачной изящной пластиковой «ширмой». Что его слова про то, что с секретарем они практически одна семья были иносказательны. Что это не я выхожу с бледным или посеревшим лицом из его кабинета, не я нервно дергаюсь перед дверями, словно за ними находится электрический стул, а не взбешенный ошибкой начальник. Что это не мне приходится сопровождать его на переговорах или выслушивать все новые и новые требования.
Что я была лишь крохотным винтиком, скрипящим неподалеку от работающего в бешеном темпе мотора, но уж никак не топливом для него и не тем, что этот мотор двигает.
И вот сейчас, когда Веринский потребовал меня в кабинет, я просто не поверила. В ужасе глянула на белую плоскую коробочку, из которой раздался приказ, а потом подскочила, оправила юбку внезапно повлажневшими ладонями, взяла большой блокнот, который лежал на всякий случай в верхнем ящике стола, и чуть ли не бегом отправилась к массивной двери.
Нины Александровны в приемной не былоона часто отлучалась по тому или иному поводу, но это вовсе не означало, что любой мог прорваться на прием. Чтобы попасть в административную зону, сперва надо было преодолеть зону ресепшн с церберами, прячущимися за обликами совершенных созданий, и остаться при этом с руками и ногами.
Веринский не любил, чтобы его отвлекали по пустякам.
И что ему понадобилось?
Глубоко вздохнула и толкнула дверь кабинета.
А потом прошла на середину комнаты и остановилась:
Вызывали?
Ага, постоять в десяти метрах от меня, раздраженно отреагировал мужчина, уткнувшийся в очередные бумаги, Пройди и сядь.
Я приблизилась к креслу, на котором сидела уже однажды, и постаралась взять себя в руки. Ну, страшнее, чем на собеседовании, не будет.
Я вдруг успокоилась.
А Михаил вскинул голову, медленно обвел взглядом, чуть поморщилсяну и что ему не по нраву?! и буркнул.