А разве можно так?
Конечно, нельзя, покачал головой мой таксист, открывая багажник. Я вскинулась:
Нет, не надо, я с собой возьму в машину, всё спокойнее.
Как хош, землячка, усмехнулся он. Садись со всем имуществом. Адрес-то есть?
Вот, есть, я протянула ему старый пожелтевший конверт из сумки, где крупным почерком был написан обратный адрес.
Ну, тут недалёко. Давай, устраивайся.
Уже на заднем сиденье машины, на мягкой кожаной банкетке, я вспомнила:
Дяденька, а тарифа? Какая тарифа-то?
Водитель захлопнул дверцу и обернулся ко мне, строго сказал:
Ты, землячка, привыкай. Ты теперь в культурном городе. Тарифслово иностранное, не тарифа, а тариф. Запомнила?
Я кивнула, чуть пристыженная.
Тариф у нас девять рублей километр. Рубликов на двести наездим, но ты не боись, с тебя выше не возьму.
Двести Ой, как много! Ну да ладно, есть у меня, да и говорил дед Аксентьев, чтоб не экономила на такси, довезёт до места, а там уж тётка поможет.
Пристегнись, землячка, поехали.
Куда это мне пристёгиваться? Что делать-то? А, наверное, ремнём вот этим Это и у Михалыча в копейке его ремни есть, а никогда не пристёгивали их Но раз надо, значит, надо. Я натянула ремень, принялась тыкать под красный приёмник, чуть получилось. А водитель уже тронул машину. Хоть и аккуратно, а всё равно мне стало страшно. Меня возили на машине раза три в жизни. А то всё на телеге. С лошадью как-то привычнее, она живая, ею можно управлять. А как управлять железом, вот этой огромной дуройя вообще представить не могла себе. Всё-таки дядька молодец. Вон как лихо прошёл между двумя машинами! Я зажмурилась со страху, думалавот сейчас зацепим, а он только ругнулся по-нашенски пару раз. А потом обернулся и подмигнул:
Ну, не ссы, землячка! Довезу в целости!
Я всё равно молилась. Как тятя с мамкой научили, все молитвы перебрала в голове. Не серчает на меня Бог, ежели до самой северной столицы позволил доехать. Даст мне маленько терпения, а там, глядишь, всё образуется
Даже на город не поглядела Всё жмурилась.
А потом мы приехали.
Дом большой, высотный. Ну, для меня они все высотные-высокие, те, которые больше одного этажа. А напротиврека. Нева, что ль? Как же, наверное, чудесно каждый день просыпаться и вместо тайги видеть в окне реку, катера вроде того, что сейчас шёл по воде, и знать, что живёшь в самом центре мира
Приехали, землячка.
Дядька-таксист остановил машину у подъезда. Я полезла в лифчик за деньгами, а мужичок смутился, буркнул:
Кошелёк купи, что ли, а то так расплачиваться будешьточно украдут! Тебя, не деньги.
Самое надёжное место, пропыхтела я, доставая разноцветные бумажки. Отсчитала четыре по пятьдесят рублей и подала ему. А он мне дал карточку:
Смотри, вот мой номер. Если чтозвони, подвезу куда надо.
Спасибо, дяденька, сердечно сказала я. Обязательно позвоню.
Вышла я из такси со своими сумками, встала перед домом. Высокий какой, аж дух захватыват! Поглядела немного, как крыша облака разрезает на небе, да и пошла к крыльцу. Потянула на себя тяжёлую дверь и оказалась в огромном холле. Чисто та площадь перед вокзалом! Только что крытая. Полы такие узорчатые, каменные, а натёрты до блеска, аж ступить на них страшноа ну испачкаю! Но ступила всё же. Ходят же люди по ним, рассудила. Не летают, уж точно, крыльев нам не дано. Прошла через весь холл к лестнице, а та тоже красивая, на стенах картины висят в рамкахвсё пейзажи деревенские да городские. А рамки золотые, сверкаютглазам больно. Поднялась в один пролёта там скамеечка стоит, цветы в кадках. Как же здесь должно быть хорошо жить! Повезло тётке. Можно выйти из квартиры, посидеть на лавочке, посмотреть на цветочки
Квартира оказалась на третьем этаже. Увидела циферку, ту же, что и на конверте, и встала как вкопанная перед дверью. Примет ли? Должна. Ведь родня я ей, не какая-нибудь пришлая. Родная кровь А всё ж оробела, переминалась с ноги на ногу, пока не решилась постучать в гладкую филенку. Постучала и ждала ответа. А там никого. Снова постучала, а потом уже заметила пупочку рядом с косяком. Звонить надо, эх, деревня
Глухая трель звонка разнеслась по квартире, и тут я перепугалась. И мёртвого поднимет такой звонок, а ну как отдыхает тётка? Ещё заругается А тут шаги заслышались. Господи Боже, спаси и сохрани, помоги рабе твоей
Щёлкнул замок, дверь открылась, и полная женщина с кудряшками и в запачканном мукой фартуке спросила удивлённо:
Здрасьте, вы к кому?
Здравствуйте, так значит вы моя тётя? вырвалось у меня. Забыла все заготовленные в дороге речи, только смотрела на женщину во все глаза, искала сходство в лице с мамкой, с бабой, но не находила. Нос курносый, ямочка на подбородке, быстрые карие глаза. А брови нахмурились, морщинки у губ собрались:
Какая я тебе тётя? У меня сроду племянников не было! Иди отсюда, как ты вообще прошла, интересно?
Как жерастерялась я и протянула ей помятый конверт. Вот же И адрес И фамилия тут есть, Рубинштейн
Женщина взяла конверт, рассмотрела со всех сторон, прочла внимательно адрес отправителя и получателя, потом снова принялась разглядывать меня. Спросила недоверчиво:
Паспорт есть?
Есть.
Давай сюда.
Получив от меня документ, махнула рукой:
Стой тут, жди.
Я ждала. Поджилки тряслись. Прямо вот слабость в ногах и руках, чуть сумку не выпустила. И опять молилась. "Отче наш, иже еси на небеса, да святися имя твое"
Дверь распахнулась, и передо мной предстала высокая статная женщина, совсем другая, чем в первый раз. Глаза у неё были серые, с отливом в зелень, строгие и глубоко спрятанные в морщинках вокруг глаз. Увидев её, я сразу поняла: она моя тётя. Глаза мамкины.
Женщина поправила чёлку, будто от той зависело будущее, и глубоким, хорошо поставленным голосом произнесла:
Значит, ты Прошкина дочь?
Я, тихо созналась, опуская взгляд.
Похо-о-жа, протянула тётка. Чисто Прасковья в шестнадцать лет. Ну, а чего приехала? Петербург покорять? В театральное? В кино?
Такой вопрос меня озадачил. В мечтах мне представлялось, как тётка обнимает меня, приглашает к себе домой, гладит по голове и говорит всякие добрые слова. А тут вопросы такие. А что ответить?
Так это Одна я осталась. Никого на всём свете нет, кроме вас, с запинкой сказала я. Я думала, вы меня примете к себе
Тётка фыркнула, а появившаяся за спиной открывшая мне женщина с кудряшками прыснула в край передника. Тётка обернулась на ту, строго смерила взглядом, а потом снова глянула на меня:
Чего-то одна? Где родители?
Так нету.
Тётка прищурилась, подумала с минуту и кивнула, раскрывая дверь:
Ладно, проходи, раз уж приехала.
Глава 2. Узы семейные
22 августа
Меня провели на кухню мимо чуть притворенной двери, за которой слышались высокие голоса. Мельком увидела женщин в красивых платьях, с причёсками, какие только в журналах и показывали. Наверное, соседки в гости пришли. Тётя подтолкнула меня в спину, чтобы не задерживалась, а потом указала на стул в уголке кухни:
Садись. Катерина, завари-ка нам кофе! Ты, племянница, кофе-то пьёшь?
Растворимый, когда завезут в магазин, смущённо кивнула я, расправив складочки на длинной юбке и сложив руки на коленях.
Тётка закатила глаза, издав какой-то странный звук, потом вздохнула и облокотилась на стол, положила полный подбородок на ладони:
Ну, рассказывай, что ли.
А чего рассказывать
С родителями что? С Прасковьей? С бабкой Анфисой? Кто твой отец? Всё рассказывай, как на духу.
Вслед за тёткой и я вздохнула:
Так мамка померла весной. Вот сорок дней справили, я и начала готовиться к отъезду. А тятя Из Артемьевых он, старший, Ульян.
Значит, Ульян И где же он?
Замёрз на охоте прошлой зимой. За маралом погнался, не рассчитал. Вернулся через ночь весь обмороженный, мы уж его и так, и сяк, растирали, настойками поили, молились, а Бог забрал к себе.
А мать от чего умерла?
Так сердце, сказали бабы, вздохнув, я вспомнила мамкины рассказы о снах, в которых к ней приходил ненаглядный Ульян. Тятя к ней наведываться стал, да ещё с младенчиками