Алёна делает страшные глаза.
Что? - шиплю.
Попроси помощи. Нам ещё матрац по лестнице спускать, - шипит в ответ.Вдруг одну из нас им убьёт?
Не стану я. Пусть расплющит по лестнице, зато в сомнительные связи вступать не буду.
Говорю: проси! - халковеет «Фемида».
Не буду.
Проси!
Не буду я.
Филипп, - кричит пип-пип*, не дав мне дожить остаток дня без проблем.
Что-то хотели? - оборачивается в пол-оборота.
Прикрываю глаза.
Ну-с, понеслось.
Ещё очки делают его глаза намного лукавее чем они есть на самом деле. Боятся заставляют.
Книжка увлекательная. Простите, с первого раза не услышал, - кочевряжиться, будто не догадываясь о чём мы хотим попросить.
Помоги, пожалуйста, с матрацом. Очень просим. Мы тебе спасибо большое скажем и сердечно поблагодарим.
За себя говори, Алё-на, - останавливаю поток сладкой речи.
Без «б». Давайте помогу, - на удивление легко соглашается Филипп.
Но немножко ваше участие тоже понадобится. По полу его волочить не станешь, поэтому встаньте с одного конца и поддерживаете его, - бросает книжку на матрац.
К-хм. Весело, конечно, - встав на место Алёны, проводит большим пальцем по нижней губе, словно стирая «помаду».
Непонятный жест.
Что? - перебежав ко мне, переспрашивает Фемида.
Отхожу влево, чтобы освободить ей место.
Впервые сказал девчонкам, чтобы они держали конец. Вдвоём, - брюня* закатывает рукава джемпера.
Я смущаюсь, понимая подтекст.
Одноклеточная рядом - ржёт.
Филипп берётся за начало и середину, чтобы вес распределялся лишь на него. Оставляет нам незначительный объём работы.
Давайте, девчули, держите кон...держите его, в общем.
Синхронно поддерживаем матрац, не давая ему упасть.
Куда вам его? - несёт матрац, в двести раз легче и быстрее чем мы, Островский.
В корпус «д». Сто пятая, - открывает рот Колесникова.
Филипп заострившись немножко на молчаливой, и сосредоточенной на том, чтобы не запутаться в ногах мне. Вдруг, как будто словив озарение, предполагает:
Решили сразу жить вместе? Без цветочков, василёчков?
Я не знаю, что сказать.
Алёна же знает.
Она - самая бойкая в нашей связке, ей положено поддерживать игру мажоров:
Да, - играет бровями.
Послали к бабке Ёжке эти расшаркивания. Если влюбились... Чего ждать? Лесбухи форева*, - подмигивает.
Ты шутишь? - тоже берёт пример с меня и слегка теряется Филипп.
Боже упаси. Какие шутки?! - расходится актриса погорелого театра.
Мы теперь с Варькой встречаемся. Варька! Скажи же. Подтверди. Или ты меня не любишь? Так и знала, надо было начать с ухаживаний, - губа Колесниковой начинает трогательно дрожать. Глаза увлажняются.
Я понимаю. Взяла всё в свои руки. Не дала тебе подумать. Может, зря мы тащим матрац? А? Давай посидим на лавочке, поближе познакомимся. Вот ты знаешь кто я по гороскопу? Ответственный шаг же совершаем. Не знаешь?
Овен?
Ох. Как трогательно, - хочет приложить ладошку к сердцу, но вовремя вспоминаем, что мы так то тащим мягкую убийцу.
Ты запомнила. Я видела, чувствовала, что я тебе дорога...осторожнее, ступенька, - кричит Филу, впавшему в шоковое состояние, но лицезреть концерт продолжающему.
Поздно.
Блгодаря стараниям Колесниковой, он таки грохнулся и матрац накрыл его сверху.
Переглянулись.
«Прякинь», - гыкает Алёна.
И сама не ожидала столь сильного эффекта.
Из «лежанки» появляется рука.
Хорошо. Больше шутить не стану, - сдавленно заверяют нас.
Ради всего святого, помогите выбраться!
Брюня - брюнет
Форева - навсегда
Пип-пип - замаскированное ругательство
26
Не притворяйся. Он для тебя нетяжёлый. Чего мы тебе должны помогать? Варь, ты куда?
Книжка отлетела. Я за ней, - указываю на томик, обёрнутый в обложку, скрывающую название и автора.
Подняла, отряхнула.
И Островский времени зря не терял, вылез из матраца. Поднялся, тоже отряхнулся.
Ты картошку в нём на зиму хранишь?! - обращается к Алёне.
Чего он весь кривой и неровный? Завтра от него у меня точно синяк будет, - обиженно «вставляет» глаз на место.
Что бы ты понимал?! - оскорбляют неуважительные речи нежный слух.
Он ортопедический.
Сказала с таким видом, как будто золотой.
Лучше. Анотомически подстраивается.
Ага, - подофигел от энтузиазма Алёны Филипп.
Я понял. Ну, нор-маль-но. Нормально, - успокаивает.
У всех свои страсти - мордасти. Ты не одинока. Понимаю. Кто-то любит по-жёстче, кто-то помягче, - хрустит шеей, разминая её.
Мы о матрацах говорим, Островский? Ты обещал, что прекратишь шутить. Скока можно?
О них. Само собой о них. Ты о чём-то другом подумала? - невинно улыбается.
Насчёт обещания...Вы не помогли. Оно с меня автоматически снялосьСпасибо, что подняла, новенькая, - ослепляет улыбкой, когда я протягиваю ему книгу.
Клади её обратно и давайте доделаем дело. Надоело возиться. Слишком дорого ваш матрац моей психики обходится.
Мы встали на позиции, я послушно кинула книжку на прежнее место. И до моей комнаты из-за того что все поняли серьёзность, шли молча.
Почти. Пыхтели, сопели, кряхтели, пыжились, но считай молча.
Всё. Можете не благодарить, - забирая книгу, кивает нам мажор и хочет уйти.
Алёна тянется к моему рюкзаку, чтобы взять оттуда ключа.
Но тут с того ни с сего, я решаюсь на нечто новое и невольно останавливаю её.
Подожди. Филипп.
Реально ждёт.
Думала, уйдёт
Что? В чём-то ещё помочь? - беззлобно интересуется.
Нет. Я хотела спасибо сказать.
Пожалуйста. Развлекайтесь на здоровье, - отмахивается второй брат и идёт себе прямо по коридору.
Хобася и нет его.
Может тебе на диком это провернуть? - отмирает Колесникова.
Гляди каков эффект. Простое «спасибо» получше газового баллончика.
С диким не прокатит. Островскому просто книга увлекательная попалась. Ты не видела как он её сжимал, - достаю ключи, передаю их Алёне.
Опиши, чтобы я поняла, - проворачивает ключи.
Как голлум своё кольцо. Жаль, что я не заглянула под обложку, - сетую. Узнала бы какая книга имеет шанс невозможно сильно нравиться мажорам.
У нас продолжение эпопеи с матрацем. Потом будешь во влажных фантазиях бультыхаться, - кряхтит Алёна.
Пихаю гениальное изобретение, а оно не пихается.
Надо было попросить Филиппа.
Смех внутри комнаты показалнепонятно что.
Алёна принимала матрац и следила, чтобы он не разбил чего.
И что там у неё могло вызвать ржач?
Непонятен мне твой смех, Колесникова. Оправдывайся быстрее пока я не надумала чего.
Остальные мажоры для тебя - мажоры. Но Островский достоин?
Чего достоин? - упираюсь обеими руками в наказание моё на сегодня.
Аллилуйя.
Сдвинулся родненький.
Стянув резинку с пародии на хвост, перехватываю волосы в пучок.
Достоин, чтобы ты его по имени звала. Долго там тебя ждать? Пихай.
Отойди, я по-другому придумала.
Ну, давай, изобретательницаодин момент. Всё. Отошла!
И я тоже отошла. Посмотрела по сторонам не идёт кто-нибудь, кто может заснять мой позор.
Но было чисто. Школа опять включила режим дома с приведениями.
Разогнавшись, врезаюсь в «лежанку». И, наконец, эта зараза прекратила создавать затык в дверном проёме.
А-кха-кха. Я похоже себе копчик отшибла, - скатываюсь на пол.
Не могла. Ты улетела прямо на мягкое. Я чётко видела. Он отмёрз из-за шорт. Прими душ горячий, натяни штанцы тёплые и будет тебе радость, - измождённо ложится на кровать Алёна.
Ты будешь на кровати, что ли, спать?
Я просто отдыхаю. Через минуту сползу на своё место.
Ладно. Я тогда в душ.
Иди-иди, милая, - летит в спину ёрничество.Может тебе спинку помылить?
Ой, да лежи ты молча, - закатываю глаза.
Закрываю входную дверь и забегаю в ванную.
***
Повторно выходить в одном полотенце не стала. Заранее подготовила себе сменную одежду.
И щеголяла по комнате теперь в ней.
Алёна, как рылась в телефоне, когда я вышла, так и продолжает до сих пор.
Но я раскладывала оставшиеся в чемодане вещи. Было не до разговоров. До момента, когда вспомнила кое-что.