Пролог
Я крутил между пальцев лезвие. Такие уже не продают почти. Времена бритв, куда вставлялась опасная штукенция, которой суицидники вскрывали себе глотки и запястья, канули в далекое прошлое. Крутил, ударяя подушкой пальца по самому краешку, слегка разрезая кожу. А хочется не слегка. Хочется так, чтоб до мяса и кровью этот столик залить. Но я держу себя в руках. Не могу ни черта сделать. Даже психовать не могу. Пулю в висок и то не могу. Прижали меня, как гребаного мотылька к дощечке, и булавками пристегнули. На каждой ноге по несколько гирь. У каждой имеется свое имя, каждая мне дороже жизни. И я ни черта не могу сделать.
И почему-то именно сейчас все мысли только о ней. Хотя зачем «почему-то», все мысли о ней, потому что я знаюэто наш конец. И воспоминания взрывают мне вены, рвут в лохмотья нервы. Все с самого начала. С самой первой встречи. Помню, увидел ее мелкую совсем, спряталась от меня, готова была сражаться или удрать. Глазищи в пол-лица. Смешная, забавная и маленькая такая. Вором меня назвала. Нет, малыш, это ты была воровкой. Ты у меня все украла. Нагло из-под носа выдрала вместе с сердцем, душой, мозгами. Вместе со всем, что было моей сущностью. Изменила меня до неузнаваемости и всего как через мясорубку пропустила. Я-то простил уже, а ты предпочел бы, чтоб никогда не узнала, на что я согласился. Лучше твоя ненависть.
« Даша, значит? спросил я и снова музыку включил.
Она кивнула с полным ртом. Забавная такая.
Да-ви-на.
Как? я засмеялся, надкусывая сэндвич и выруливая на дорогу.
Она проглотила последний кусок бутерброда, запила какао и повторила:
Дарина. А тебя как звать? Вор тебе не очень подходит.
Ты назвала меня Вором?
Щеки вспыхнули, глаза прикрыла, и ресницы длинные на щеки тени бросают.
Да. Как еще? Ты не представился.
Тебе кличку или имя?
Ну я же тебе имя сказала.
Макс.
Мне показалось, что она произнесла мое имя беззвучно и откинулась на сиденье, с наслаждением сунув шоколадную конфету в рот. Откусила половинку и, завернув в бумажку, хотела спрятать в карман. Внезапно резко повернула головуя очень внимательно на нее смотрел, периодически бросая взгляды на дорогу.
Ешь, мелкая, не жалей. Я еще куплю.
И она несколько конфет жадно сразу засунула, с трудом жует, уголки рта в шоколаде, а у меня щемящая нежность по всему телу патокой растекается».
Тогда ты меня и сделала. Не через несколько лет, когда я уже на грудь твою голодным зверем слюни ронял, а вот именно когда ты совсем девочкой была. Нежной и хрупкой с забавной физиономией. Перепачканная шоколадом. Я себе еще коньяка подлил. Расфокусированным взглядом посмотрел на сцену, где отплясывала стайка голых девиц. Настолько одинаковых, что казалось их отксерили. Копипейсты одного роста с сиськами десятого размера и утиными губами. Такими одинаковыми рожами сейчас пестреют соцсети. Иногда мне кажется, что их матерей оплодотворил какой-то серийный осеменитель, похожий на Зверева и Памелу Андерсон вместе с Кардашьян в одном флаконе. Адский коктейль. Аж самого передернуло. Я был мертвецки пьян, настолько пьян, что не сразу попал в бокал янтарной жидкостью и разлил коньяк на стол. Последний раз я так нажирался, когда и вспоминать не хотелось. Вдоль позвоночника прошел разряд болезненно острого электричества. Я осушил бокал до дна и посмотрел на дисплей своего сотового телефонаони обе там. Такие родные и красивые. Мои девочки. Как напоминание, что я никогда больше не вернусь к ним и не верну свою прошлую жизнь. Напоминание о том, что счастье для таких, как я, скоротечно.
« Я не кукла Барби. Нечего на меня цеплять юбочки и платьица.
Ты красивее всяких кукол в тысячу раз, ты настоящая, ты настолько прекрасна в чистоте своей, как же ты этого не видишь?
Да, тыбомж Даша с кучей вшей, грязная, ободранная и похожая на девчонку, только если сильно присмотреться.
Присмотрелся? Значит, все же похожа. Я не буду носить все это дерьмо.
Я усмехнулся. Будет, еще как будет. Я же видел, как заблестели ее глаза. Иногда этот блеск с ума меня сводил, потому что понимал, не как на друга или брата смотрит. Она уже тогда соблазняла тогда знала, как действует на меня.
Либо ты одеваешься, как человек, либо ходишь голая. Выбирай.
Осмотрел ее с ног до головы и снова усмехнулся, а она разве что искры не метала из глаз.
Это не выбор, а идиотский ультиматум.
Смотря как воспринимать. Ультиматум тоже в какой-то мере выбор. Иногда не бывает даже этого. Цения предоставил тебе альтернативу. Так что решай, мелкая. Можешь ходить голой, заодно рассмотрю, на хрена тебе все эти лифчики с черными кружевами, которые ты себе накупила.
Сказал и сам охренел потому что поняля смотрел на ее маленькую грудь, идиот. И не раз. Смотрел и понимал, что притронуться хочу. Ласкать хочу, вырастить ее для себя и прикасаться к нежному телу.
Я могу и так показать, фыркнула, глядя исподлобья.
Боже упаси! Давай оставим это специфическое зрелище на «лет через пять», вырастут и покажешь, заржал, пряча собственное смущение. Да, бл*дь, она меня смущала! И вышел из её комнаты, а она отправила мне вслед горшок с цветами. Сумасшедшая дурочка»
А ведь у меня в жизни никогда не было вот этих самых простых моментов, чтоб смеяться, чтоб не думать о том, как свернуть кому-то шею или сделать ответный ход да так, чтоб руки по локоть в крови. Любовь не начинается со взгляда в вырез платья, с желания раздвинуть ноги она начинается вот так обыденно и совершенно предсказуемо. С улыбки, с каких-то фраз, с морщинок на носу, с нескольких веснушек, с запаха волос. Когда и зверски оттрахать хочется, и в тоже время косички плести, на руках качать и телек вместе смотреть с чипсами и кучей вредной дряни. И я смотрел. Садился с ней на пол по вечерам вместо каких-то клубов и смотрел, ржал с мультфильмов, исподтишка дергал ее за ухо, чтоб подпрыгнула, обливал колой и надевал на голову ведёрко с попкорном. Соответственно, получая сдачи. Иногда так и сидели с ведрами на голове и пытались отобрать друг у друга пульт. Я был счастлив, я был так неописуемо с ней счастлив, что потом когда впервые вкусил ее тела, меня прошибло ею, как в тысячу двести двадцать вольт, пронизало неоновыми молниями, и все, и я прирос мясом к ее мясу. И никогда меня от нее не отодрать. Разве что от меня одни кости останутся
« А мне нравится твоё имя. Я хочу произносить его вслух. Максим, сжал горло крепче, и её глаза распахнулись шире. Испугалась, маленькая? Мне самому страшно, веришь? Я боюсь себя намного больше, чем ты, а ты злишь, намеренно или случайно, но злишь. Не мешай кирпичи складывать, не мешааай, маленькая, они обвалятся, и обоих, на хрен, задавит. Подалась вперед, но я удержал на месте.
Что еще нравится? голос как чужой, вниз по её шее к груди, и судорожно сглотнуть, увидев, как соски натянули материю топа.
Всё. В тебе всё нравится, задыхается и тоже на мои губы смотрит.
Ты меня не знаешь, а ладонь уже сжала её затылок, удерживая, чтоб в глаза смотрела, а другой рукой костяшками пальцев по скуле вниз к груди, каждым цепляя сосок. Инстинктивно потому что уже соблазнила. Потому что хочу трогать.
Это ты себявыдохнула от ласки, слегка прогибаясь в спине, а меня током прострелило, не знаешь.
Усмехнулся почти зло и склонился к её губам:
И какой я? Какой? хрипло, глядя в полупьяные глаза с моим отражением.
Целуй меня, пожалуйста, не останавливайся, целуй меня, так естественно, что крышу снесло снова, к её рту, а ладони уже накрыли грудь, натирая твердые соски через материю топа большими пальцами. Такие тугие и чувствительные, каждое касание с её всхлипом. Стонет мне в рот, а я понимаю, что еще один стон, и я сам кончу в штаны, представляя, как бы она стонала, когда брал бы её».
Я достал из кармана кожаной куртки конверт, свернутый пополам, и вытряхнул из него содержимое на стол. Разложил бумаги в ряд и осушил бокал до самого дна. Не глядя поставил сбоку на стол. Вы когда-нибудь подписывали бумаги с собственным смертным приговором? Так, чтоб четко осознавать, что после поставленной вами подписи вас уведут в камеру пыток и начнут вырывать вам ногти. Жечь волосы, резать тело и заливать в него кислоту, выкалывать вам глаза и отрубать без наркоза части тела. Ваша смерть не будет гуманнойона будет одной из самых мучительных в мире. И вы видите все пункты этого ада у себя перед носом и понимаете, что, если не подпишете, возможно, они будут намного страшнее, потому что пытать уже будут не вас, а тех, кто вам намного дороже собственной жизни. Я снял обручальное кольцо, покрутил его в пальцах и положил на середину одной из бумаг.