Пургена, сладко улыбаюсь я.
Первой беру кусочек и демонстративно подношу его ко рту. Откусить не успеваю, Кирилл отбирает у меня шмат и сам вгрызается в него зубами.
Ты без драки ничего не делаешь, животное? раздраженно укоряю его.
Этот проверен, поясняет свои действия.
Я кривлюсь, но тему не развиваю. Молча беру другой ломоть.
Некоторое время просто едим. Пока я заканчиваю со своим куском, Кирилл смолачивает половину пиццы.
Если бы мама была дома, она бы не позволила Ренату Ильдаровичу тебя ударить, выговариваю я, промокая салфеткой руки. Я не сказала ей. Давай завтра вместе
Заткнись! Нет, даже думать об этом забудь, вновь приходит в бешенство сводный братец. Взглядом, который он на меня направляет, можно резать металл. Никто об этом не узнает, высекает жестко.
А я пошевелиться не могу.
Смотрю на него, и в груди неожиданно снова становится жарко. Совсем как случилось, когда отчим размахивал ремнем. Только сейчас отчего-то еще яростнее это пламя. Настолько, что нет сил сохранять неподвижность. Все тело горит и разбивает тремором. Хочется немедленно что-то сделать, чтобы почувствовать какое-то облегчение.
Первый такой приступ привел меня на эту крышу. На что способен толкнуть второй?
Ты меня слышишь? Расскажешь кому-нибудь, считай, ты труп. После такого точно церемониться не стану, рассыпается братец в угрозах. Ты меня, блядь, мать твою, слышишь?
Он не рявкает, но в его голосе отчетливо пульсирует ярость. Она перетекает в меня, как ток. И вызывает страх, который трудно игнорировать, как бы я ни храбрилась.
Слышу, выговариваю отрывисто.
И мы замираем, испытывая друг друга взглядами. Мне никогда не приходилось кого-то так близко рассматривать, но тут как-то все само собой получается. Не то чтобы я хочу проникать внутрь него. Но по каким-то причинам чувствую, что именно это и происходит. Вижу не просто заострившиеся в напряжении черты лица Даже не просто пыльную бурю в его глазах. В какой-то момент мне кажется, что я слышу его мысли. Чувствую все, что таится внутри. Перенимаю воспоминания.
Сердцебиение ускоряется, забивая нервными ударами слух. Дыхание туда же мчит. И я не выдерживаю. Моргаю и опускаю взгляд.
А теперь пошла отсюда, бьет Бойко голосом, словно кнутом.
«Спасибо за пиццу, милая сестра», отбиваю в отместку с издевкой.
Уйди, сказал, гаркает так, что я подскакиваю.
С опозданием себя одергиваю. Гордо выпрямляюсь, не понимая до конца, что происходит. Потом буду анализировать. Сейчас же важно правильно расставить акценты.
Не обижайся, братец, но в академии я тебя все-таки подвину. Будет полезно всем. Считай, это началом терапии, даю свободу своему внутреннему бойцу.
Не чеши ерунду, центурион, откровенно ржет в ответ. Знаешь, сколько таких, как ты, было?
Сколько?
Не счесть!
Запомним последнего.
Тебя-то? Ну не будь же ты такой тупой!
Ты не обязан всегда быть лучшим. Остановись, пока не погубил себя. Это проблемы Рената Ильдаровича, ты не обязан
О, я остановлюсь, выпаливая это, подрывается на ноги и угрожающе надвигается. Я не отступаю, из-за этого почти сталкиваемся лицами. Остановлюсь, чтобы погубить тебя, ракушка. Как же туго ты соображаешь!
Твои словаэто только твои слова. И меня они не задевают. Понятно тебе, КираКираБу? на самом деле мне хочется громыхнуть ногой и еще с десяток раз выдохнуть это «бу-бу-бу». Но я отлично владею собой Хочешь взрывать, будем взрывать!
Тебе не стоит со мной связываться, предупреждает тоном дьявола.
От моей наглости он зол и одновременно доволен.
Мне следует испугаться? хлопаю ресницами, будто и правда с умом не дружу и отчаянно нуждаюсь в его совете.
Следует, и я знаю, что он не врет. Имей в виду, я на полдороги не сворачиваю. Я всегда первый. Во всем первый.
Да-да-да, поддакиваю и киваю. Приятнее всего будет сделать тебя на соревнованиях!
В какой лиге ты участвуешь? фыркает, явно рассчитывая услышать какую-нибудь ерунду.
В той же, в которой будешь ты.
На лице Кирилла появляется очередная презрительная ухмылка.
Я четвертый год побеждаю. С таким отрывом, что тебе и не снилось.
И? Я не пойму, ты сейчас хвастаешься или жалуешься? возвращаю ему его же нелепую реплику. Не напрягайся так, а то лопнешь от собственной важности.
Ты, блядь, доведешь меня
Конечно, доведу!
Вали, на хрен, сказал.
Вот и пойду!
Вот и иди! рукой направление указывает.
Когда я не реагирую, внаглую меня разворачивает и толкает к окну. Выбора нет, но прежде чем перебраться в комнату, я, конечно же, оборачиваюсь.
Спокойной ночи, брат, выдыхаю, только чтобы позлить его.
Хуят.
Сладких сно-о-ов
Нет, я тебя точно когда-нибудь прикончу!
7
Слушай, центурион, ты сцены не попутала?
Кира, ты куда так засмотрелся? сидящая на моих коленях Маринка снова проделывает эту раздражающую хреньскребет когтем мне по морде.
Резко дернув головой в сторону, ловлю ее загребущую лапу и, выкручивая ей же за спину, грубо толкаю ближе к себе. Узкая юбка задирается выше всяких границ приличия и туго натягивается на бедрах Довлатовой, являя моему воспаленному взгляду полоску красных трусов и стирая, наконец, с сознания маячащую где-то на горизонте чертову сводную сестру.
Стараюсь не замечать эту бесячую личинку в академии, но она, блядь, с тех пор как началась учеба, будто только и делает, что на глаза мне лезет. Предводитель обездоленных, мать ее. Шоркается с ними по всему корпусу. Как оказалось, все эти телятавторокурсники, а выскочку знают и почитают по каким-то там общим колхозным IT-олимпиадам. Признанный лидер, понимаете ли. Вождь вымирающего племени. Желторотая горластая блоха. Да у нее лично даже «reset» клинит. Там перегруз башни, судя по всему, конкретный. Проводка трещит и дымится, а она все таскается.
Ну, вот опять. Куда летит? Юбка как капюшон кобры раздувается. Или это не юбка Хрен поймешь. На ногах еще какие-то кислотные подштанники, а этот мохнатый хлам туда-сюда за ветром носится. Перья, бля! Она же не представляет себя птицей? Канарейка, мать ее.
Дай мне кто-нибудь пульт управления от этой киборгши, я бы ее навек остановил. Я б ее
Моргаю и отворачиваюсь. Вся шея в Маринкиных слюнях, а я продолжаю палить на эту крашеную сороку. Она жебомба замедленного действия. Хрен знает, что в следующую секунду выкинет. Я не привык кому бы то ни было доверять. И то, что эта чертова инфузория может где-то сболтнуть лишнего, меня реально беспокоит.
Бойка, стонет мне в ухо Довлатова. Я тебя хочу, сейчас прям кончу шепчет томно, типа по секрету, и двигает бедрами, самостоятельно находя нужную точку воздействия между нашими телами.
Все лавочки вокруг нас завалены студентами, а она намеревается замаслить мне брюки. Ничего нового, но мне сегодня еще на тренировку тащиться. Не особо в кайф сверкать мотней блестящей, как после улиткотерапии.
Отодвинь трусы, грубо сжимаю ладонями сочную задницу и дергаю Маринку еще ниже.
Сам ее между ног трогать не хочу. Ладно брюки, руку влом марать.
Ну, не здесь же, возмущается Довлатова. Прям оскорбленная невинность. Не на людях.
Типа первый раз, хмыкаю я и уворачиваюсь, не позволяя ей присосаться к своему рту. У тебя провалы в цифрокоде? Помаду твою жрать не буду. Сколько раз повторять?
Маринка ведет по губам ладонью и обиженно их выпячивает.
Почти всю на твоей шее оставила.
Почти, да не всю. Сказал, выворачивает от этой химии. Не лезь.
Именно в этот момент центурион снова несется мимо нас. Только флага, мать ее, в руках не хватает. Несется, смотрит на меня и спотыкается на ровном, блядь, месте. Какой-то салага спасает ее от знакомства с тротуарной дорожкой, но я все равно ржу. Даже Маринку с ног скидываю. Она еще что-то бухтит о том, что все увидели ее трусы. Ну, будто кто-то еще не видел