Я молча швырнул чертову рейку в навоз.
Вот так, одобрительно сказал Крис, неплохая идея. Все достойные люди так поступают. А потом ты будешь прижиматься к ней мордой.
Я сел у подножия кучи и задумался.
9
Да, Крис умел заставить работать. Едва я успевал, высунув язык, прибежать на точку и, разворошив траву, найти забитый в землю металлический костыль, как он уже яростно махал мне рукой: да скоро ты там, на самом деле? Я устанавливал рейку на металлической головке костыля и замирал на миг, как копьеносец, вцепившись в полосатую планку и стараясь не пропустить момент, когда надо будет перевернуть ее с черной стороны на красную, а Крис уже протяжно свистел мне: вперед! И я, держа свое копье под мышкой, летел на следующую точку, и боже меня сохрани поставить там рейку вверх ногами! Крис приходил в ярость, он швырял в сторону полевой журнал и со стоном садился на сундучок, прикрывая рукою глаза, пока я, закусив губу от унижения, не исправлял свою идиотскую ошибку. Но вот короткая передышка: подхватив нивелир на плечо, Крис рысцой бежит на другую стоянку. Можно будет поваляться на траве, глядя в небо и кусая травинку, пока он устанавливает прибор. Но не тут-то было: вдруг издалека доносится «мальдито сэа, карамба» (будь проклят, черт возьми), и я вскакиваю как очумелый. Так и есть: Крис опять побил свой личный рекорд установки нивелира и стоит подбоченясь на полпути между мной и треногой и, пока я, обливаясь потом, ищу рейку в густой траве, проклинает меня на самом звучном языке в мире. Ругаться по-испански его научил Левка, и, надо сказать, Крис блестяще освоил новые для него лексические пласты.
Но вот рейка найдена. Тяжело дыша, я ставлю ее на точке, и снова: свистоквперед, свистоквперед.
В конце концов я до того привык к сумасшедшей беготне по гигантской площадке, что, когда Крис взмахнул над головой обеими руками, я снова, как гончая, рванулся вперед. Но Крис уже укладывал нивелир в сундучок.
Домой, сказал он, когда я, взмыленный, рухнул с рейкой у его ног.
А Левка? переведя дух, спросил я.
У мастерских Левки не оказалось, да и не успел бы он прикончить все четыре ямы: в конце концов, он не землесосный снаряд.
Но не было его и у третьего и у второго репера.
Это что же, раздувая ноздри, сказал Крис, выходит, он еще на первой упражняется?
А мы с тобой двадцать семь точек прошли, злорадно добавил я.
И мы, изнемогая от голода, потащились к первому реперу.
Наш коллега был там. Это мы увидали еще издали. В огромную кучу рыжего песка Левка воткнул палку с плакатом «К антиподам!». А сам он лежал у подножия кучи в одних трусах и зорко к чему-то присматривался.
Не будем спешить, остановил меня Крис.
И мы отошли в тень комбайна.
Огонь! скомандовал Левка кому-то невидимому для нас, и с другой стороны песчаного холма полетели комья сырого песка, сопровождаемые пыхтеньем и писком.
Уй, гад! завопил вдруг Левка. Ком песку попал ему в голову, разворошив прическу. Вслед за тем второй залепил лицо и глаза. Я же предупредил, что по голове нельзя!
Отплевываясь, он встал на четвереньки, сделал из обрывка газеты огромный пакет и принялся наполнять его леском.
Вы меня вынуждаете ввести в действие ядерные силы возмездия, громко объявил Левка, я нажимаю кнопку, и стомегатонная громада вынырнула из шахты. По врагам мира и социального прогрессаогонь!
Бам! Оглушительный рев последовал за мягким шлепком. Из-за кучи песка поднялся карапуз лет четырех и, протирая глаза, заревел могучим басом:
Мамка, мамка, чего вон тот рыжий кидается
Левка был смущен. На четвереньках он приблизился к малышу и, оглядевшись, громко зашептал:
А мне-то, думаешь, не больно? Смотри, вся голова в песке! И он склонил свою рыжую голову, указывая на макушку.
Да, у тебя голова красная, плаксиво сказал малыш, там ничего не видно, а меня мамка знаешь как надерет
Ну ничего, ничего, по-отечески утешил его Левка и, расстегнув бретельки, вытряхнул из его штанов песок.
Мы с Крисом катались по земле от хохота. Потом наш капитан встал и, сделав хмурое лицо, подошел к Левке.
А, Крис, радушно сказал ему Левка, застегивая целиннику штаны. Ух, я устал, и есть хочется. Как я уже неоднократно указывал
Характер грунта? перебил его Крис.
Ага, с готовностью подтвердил Левка и, стоя еще на корточках, поднял на Криса чистосердечные рыжие глаза. А что?
Нет, ничего. Крис проводил взглядом целинника, который хмуро, тщательно обходя лопухи, поплелся домой. Ты физику-то учишь?
Ну, допустим, учу, чувствуя подвох, Левка медленно поднялся.
Отлично, сказал Крис. С теорией Эйзенштейна знаком?
Нет не знаком, неуверенно ответил Левка, оглядываясь на меня.
Я так и думал, сухо продолжал Крис. Согласно теории Эйзенштейна, чем быстрее работаешь, тем медленнее для тебя течет время.
Это Эйнштейн говорил, осторожно вмешался я, но Крис игнорировал мое замечание. Что-что, а игнорировать он умел блестяще. Когда он задумывался, мне начинало казаться, что я вообще не существую.
Так вот, с непроницаемым лицом продолжал Крис, если ты думаешь, что пришло время обеда, то это чистая иллюзия. Оптический обман, как говорил старик Эйзенштейн. Обед пришел для нас, поскольку мы жили с нормальной скоростью. А у тебя еще раннее утро. Ведь ты спешил, не так ли? Спеши и дальше. Надеюсь, до твоего возвращения мы не успеем состариться и умереть.
Левка испытующе взглянул на меня, потом на Криса.
Пока не дойдешь до пятого репера, домой лучше не приходи, жестко добавил Крис.
Вы что, слабым голосом сказал Левка, вы что, с ума сошли? Я же погибну от истощения!
Ну что ж, спокойно ответил Крис, мы скажем всем, что так и было.
И, подобрав свой инструмент, мы с Крисом направились к дому.
Мне стало жаль Афродиту.
Помочь? спросил я, оглянувшись. Но Левка не ответил. Подумав, он вскинул на плечо перепачканную песком лопату и зашагал к следующей яме.
10
Ого-го! Потирая руки, Крис ворвался в комнату. Щами горячими пахнет!
И вдруг остановился на пороге, великолепно разыграв изумление: рот приоткрылся, лоб растерянно сморщился, руки упали до колен.
Ба! А ты откуда здесь, Старик?
Что? довольно засмеялся начальник, не выпуская из зубов папиросы. Подсказало сердечко-то? Екнуло? Ишь как рано примчались!
Стол был передвинут на середину комнаты, наши спальные мешки свалены в угол. Старик сидел спиной к окну и собирался что-то писать. На столе перед ним лежала папка с бумагами, рядомвместо пепельницывыдолбленная половина желтого семенного огурца.
То есть как это рано? возмутился Крис. Тридцать точек дюзнули, хоть у Альки спроси, он не даст соврать.
Двадцать семь, смущенно буркнул я, прошел в дальний угол и лег на спальный мешок.
Ну ладно! Старик затянулся дымом, положил окурок в пепельницу, она зашипела. Какие вы там работничкиэто мы еще поглядим, а пока тут за две недели вам кое-что набежало.
В каком смысле? осторожно спросил Крис.
В самом прямом. Старик зашуршал бумагами. Распишитесь-ка вот здесь.
Где? вскочил я.
Полевые! озарился Крис.
И, плавно взмахнув руками, по-кавказски прошелся через всю комнату, распевая:
И много-много радости
Детишкам принесла
Я смущенно топтался в сторонке. Не так уж часто мне доводилось получать зарплату.
Р-раз!
Петрович даже хмыкнул от удивления, когда Крис, изловчившись и как-то по-особому вывернув локоть, расписался на листе.
Еще где? Крис хищно нацелился авторучкой на другую ведомость. Здесь? Пожалуйста! Здесь? Мое вам почтение!
Расписываться ты умеешь насмешливо сказал Старик. Работал бы ты с таким азартом! А тотридцать точек Тридцать точекэто три километра, половина дневной нормы. Нашли чем удивить
Вот старый пень, засмеявшись, Крис присел к столу. Отлично ведь знаешь, что на этой площадке от точки до точки по двести пятьдесят метров. А зыбь-то какая, учти. В трубе все так и струится. В двух шагах мужика от бабы не отличишь. По две стоянки приходилось делать.