Может быть, потому, что ее трудно заметить среди пышных кустов желтой акации, сирени и жасмина. А скорее всего потому, что стоит она у самого синего моря и отсюда открывается безбрежный простор.
Море совсем близко. Оно лежит внизу, под обрывом, и приветствует нас шумом прибоя.
Синими волнами подкатывается оно к нам поближе, с грохотом разбивает их о скалистый берег и обдает нас брызгами соленой воды.
Как-то раз под вечер, подошел ко мне Мишка и сказал:
Пойдем, папка, посидим у самого синего моря?
Ну что ж, пойдем, согласился я.
Когда проходили мимо школы, Мишка остановился у витых железных ворот и вот уже в который раз удивленно спросил:
А правда, папка, что вы с мамой учились в этой самой школе?
Ну, конечно, правда.
Мишка долго стоял возле школы, заглядывал в сад, и я, ожидая, пока он насмотрится, присел на теплые серые камни школьной ограды.
Он тут же вскарабкался ко мне на колени, обнял за шею, заглянул в глаза и попросил:
Расскажи что-нибудь про маму
Я прижал его к себе:
А ты что, соскучился?
Ой, папка, соскучился
А что ж рассказывать Она ведь все равно забыла нас и ничего не пишет, сказал я.
Напишет, папка! Обязательно напишет, горячо заступился за Лену Мишка и, подумав немного, добавил:А ты все равно расскажи, пусть даже и не напишет
Я посмотрел на Мишку и улыбнулся: такие же как у Лены, карие глаза, смешной курносый нос, такие же русые растрепанные волосы. И как я люблю их обоих!
Смотри, папка, встрепенулся вдруг Мишка, вон та тетенька идет, что на почте работает.
Девушка тоже заметила нас и приветливо махнула рукой.
A-а люди, ждущие письма от Лены, здравствуйте! Бегите на почту. Там кое-что есть для вас.
Да неужели правда? обрадовались мы и побежали на почту.
Ну вот! Я же говорил, что мама нас помнит! ликовал Мишка.
На почте были два письма и посылка. Письма от Лены и посылкатоже.
Дома Мишка терпеливо ждал, пока я распечатывал и читал письма.
Одно было написано для меня, другоедля Мишки. Он долго разглядывал крупные печатные буквы и все просил, чтобы я читал ему снова и снова.
А писала Лена о том, что вернулась уже с экспедицией в Москву, но приехать к нам все равно не сможет, потому что работы у нее хватит на целый месяц.
В конце Мишкиного письма Лена приписала:
«Дорогие мои мальчишки, если бы вы приехали домойэто было бы чудесно! Я страшно соскучилась о вас».
Перечитали мы несколько раз эти строчки и решили «Надо ехать».
Отпуск мой кончается через неделюи Лену мы здесь уже не дождемся.
А раз так, то завтра покупаем билеты, а послезавтрапрощай море!
Мишка спрятал свое письмо в жестяную коробку, где хранились его сокровища.
Оба конверта Мишка сначала надул, а потом звонко хлопнул ими. Раздались два громких выстрелабах, бах!
После этого мы стали распечатывать посылку.
В ней были конфеты, печенье, пастила. А на самом дненебольшой сверток с надписью: «Для Мишутки».
Развернулиа там новые желтые скрипучие сандалии.
Вот это да! обрадовался Мишка. У меня теперь их двое будет!
Я засмеялся:
Помнит и любит нас, оказывается, Лена. Писал я ей, что ты износил сандалии, а она тут же позаботиласьприслала.
Надел Мишка самые новые сандалии и говорит:
А все-таки давай, папка, сходим к морю. А то мы шли, шлида так и не дошли.
На юге темнеет неожиданно и быстро.
Мы еще только подходили к нашей любимой скамье, а уже на землю опустились сумерки.
И сразу все изменилось вокруг.
Кусты жасмина казались теперь гуще, а старые липы словно поднялись еще выше и еще теснее столпились у скамьи.
Море стихло, задумалось.
Сбежали мы с Мишкой по обрывистому склону, зачерпнули полные пригоршни душистой теплой воды и подбросили ее высоко вверх.
Разлетелись в разные стороны светящиеся брызги и рассыпались в сумерках таинственными зеленоватыми искрами.
Мишка радостно засмеялся и посмотрел в сторону моря.
Там, недалеко от берега, чернеет на фоне синего неба высокий гранитный утес. И на самой вершине его стоит памятник, над которым неугасимо горит яркое голубоватое пламя.
Мишка знает, что это огонь вечной славы. Знает, что он горит всегдаи ночью и днем.
Папа, ты обещал мне рассказать про огонь
Я задумался, вспоминая.
Если хочешь, Мишук, я расскажу тебе обо всем сразуи о маме, и о себе, и о том, почему горит огонь вечной славы.
Хочу, папка, хочу! обрадовался Мишка.
Поднялись мы к нашей скамье, Мишка опять взобрался ко мне на колени, и я начал рассказывать.
Тебе вот скоро семь. А нам с Леной по двенадцать было, когда началась последняя война.
Я думал тогда, что войнаэто одни только геройские поступки. Всем нам, мальчишкам, очень тогда нравилось играть в казаки-разбойники и в войну. И мы не знали, что на самом деле она такая страшная.
Каждый день и каждую ночь фашистские самолеты прилетали бомбить наш город.
Мы сидели в подвалах и слушали, как свистят в воздухе тяжелые фугасные бомбы.
Сначала я совсем ничего не боялся и даже удирал из подвала, чтобы посмотреть, что делается наверху.
А фашистские бомбы изо дня в день разрушали наш город.
От больших домов оставались только разбитые кирпичные коробки. Они смотрели на прохожих страшными провалами окон и дверей.
Даже деревьяи те сгорели от зажигательных бомб. Наш дом сгорел тожеи нам пришлось жить в подвале. А потом наступило самое худшее: фашисты стали подходить к городу.
Мужчины ушли в горы партизанить. А стариков, женщин и детей усадили в товарные вагоны, чтобы увезти подальше от фашистовна восток.
Мы с Леной очутились в одном вагоне.
Поезд наш быстро мчался вперед, а в воздухе над нами то и дело кружились вражеские самолеты, вооруженные пулеметами и бомбами.
Но советские краснозвездные истребители отгоняли их прочь.
И вот на одной станции бомба все же попала в наш поезд.
Рядом с нами стоял еще один эшелон. Он вез на фронт снаряды.
Мне хорошо запомнился один веселый паренек-красноармеец. Он стоял с винтовкой на открытой платформеохранял снаряды.
На соседней платформе тоже были красноармейцы. Там стояли две зенитки, накрытые брезентовыми чехлами.
Когда началась бомбежка, красноармейцы быстро сбросили чехлы с зениток и стали стрелять по фашистским самолетам.
Красноармеец, стоявший на посту, старался тоже попасть в самолет из винтовки.
Я видел, как один вражеский самолет выпустил длинный хвост густого черного дыма, потом вспыхнул весь и камнем грохнулся на землю.
Но вдруг зажигательная бомба угодила в вагон со снарядами. Вагон загорелся, и снаряды стали взрываться.
Тогда часовой крикнул нам, чтобы мы бежали скорее подальше от поезда, потому что сейчас взорвется весь эшелон. Сам он не уходил с поста и продолжал стрелять по самолетам.
Люди выскочили из вагонов и побежали в поле. Тяжелые спелые колосья ржи хлестали нас по лицу.
Мы бежали рядомя и Лена. За нами бежали наши мамы.
А вокруг свистели и тюкались о землю пули.
Над нами коршунами вились самолеты с фашистскими знаками на крыльях и расстреливали из пулеметов бегущих людей.
Вдруг я увидал прямо над своей головой большой фашистский знак. Словно огромный черный паук, закрыл он собою почти все небо.
Я испугался и оглянулся на маму. В ту же секунду над нами раздался пронзительный свист.
Больше я ничего не помню, потому что упал и потерял сознание.
Когда я очнулся, возле меня сидела лишь испуганная, заплаканная Лена.
В том месте, по которому только что бежали наши мамы, зияла огромная черная яма.
Долго потом ползали мы с Леной по ямеискали. Лена плакала и все звала:
Мамочка, мама, где же ты, моя мамочка?..
Я нашел кусочек пестрой косынки, которую носила ее мама. А от моей мамы не осталось даже этого
Мишка всхлипнул и всем телом прижался ко мне.
А дальше что? прошептал он.
А дальше Мы и не заметили, как наступила ночь. Просидели всю ночь во ржи, а утром пошли на станцию. Пришлиа там ничего уже нет. Поезд наш и эшелон со снарядами сгорели Людей погибло много.