Могут
А матросам там, наверно, страшно, сказал Митя после продолжительной паузы.
Привыкли, ответил Коля. Самые смелые люди на тральщиках служат. Они все время могут умереть
Незаметно ребята уснули. Проснулись от сильного удара. И первое, что они увидели, большой тонкий столб воды около одного трала.
Мина!
Ага! Взорвали!
Под вечер взорвали вторую мину. Она лежала на мелком месте, и столб воды был совсем другой, широкий, пушистый, словно дерево из воды встало.
Тральщики подошли к берегу.
Спасибо, ребята, сказал командир и снова подал руку. Вам куда?
Коле нужно было сворачивать в сторону от реки, но он промолчал и решил подождать, что будет дальше.
Мне к папке бежать надо, сказал Митя. Он у меня бакенщик.
На каком посту?
Да вот тутза поворотом. Я мигом добегу
Ладно, ладно! Теперь мин нет, и вам можно на катер. Иванов! Принимай гостей!
Горячая палуба жжет ноги. Но это ничего. Все можно вытерпеть, если к дому подходишь на военном катере, да еще с пулеметами, да с флагом Может, и папа не так сердиться будет
Плывут назад берега. Катер идет быстро: еще один повороти дом. Как жаль, что он так близко!
На берегу на скамеечке сидит отец. Он смотрит на катер. Вот что-то крикнул. К нему подошла мама и бабушка. Они прикрыли глаза от солнца ладошками и тоже смотрят на катер. Что-то будет
Заскрипел песок под днищем катера. Остановились.
Петрович! Принимай своего! Славный помощник растет. Помог две мины вытралить.
Митя смотрит только на жилистые, загрубелые руки отца А вот они тянутся к нему Как хорошо на руках у папы! Сердце бьется часто-часто.
Мать! Накорми их, басит отец и, легонько шлепнув Митю, подталкивает к дому. Тоже мне, внештатные наблюдатели
Голос у папы ласковый и чуть-чуть вздрагивает.
А ведь придется, мать, оборудовать им наблюдательный пункт.
Вл. ЧерненкоСтрахРассказ
Трус ли я? Не знаю. Но сердце мое колотилось отчаянно. И вот я стоял в темноте и, затаив дыхание, прислушивался. Я слушал до боли в ушах. Зенитки перестали бить, наступило затишье. Только по железным крышам соседних домов время от времени брякали осколки. После беспрестанного грохота эта тишина давила на уши.
Тик-так тик-так тик-так
Когда я услышал это тиканье? И почему оно здесь? Вчера его не было. Оно остановило меня. Только что я пробирался на свой пост, к слуховому окну. Согнувшись, чтобы не задеть жестяную крышу, я шел по чердаку в темноте. Внезапно, словно по команде, зенитки смолкли. Исчезли вспышки и всполохи, они погасли, словно прожекторные лучи окунулись в воду. Наступила тишина. Звенящая тишина. Грохотанье замерло, утихло, отзвенело, и на земле стало совсем тихо, так тихо, будто на свете и не было войны. И только:
Тик-так тик-так
Все громче и громче. По мере того как отмирал и отлетал грохот, тиканье становилось явственней.
Левой рукой я ухватился за мохнатую от пыли балку. В темноте она была такая теплая и родная. Она еще хранила тепло августовского солнца и света. Она была твердая и прочная. Как на земле. За нее хорошо было держаться. Под рукой что-то действительно основательное, твердое и прочное.
Тик-так тик-так
Я наверняка знал, что на чердаке, кроме меня, никого не моглобыть. Этомой пост. Я напрягал зрение, стараясь что-либо разглядеть в темноте. В глазах роились зеленые и оранжевые разводы. Ничего. Никого. Только: тик-так
Кто там? крикнул я.
Быть может, я крикнул. Нет, я не смог крикнуть. Своего хриплого голоса я не узнал.
Никто не отозвался. Только по-прежнему неуклонно и бесперебойно раздавалось равномерное металлическое тиканье. Оно не усиливалось и не утихало. Оно раздавалось монотонно и бесстрастно.
Вы знаете, что такоесмотреть в темноту? В то место, где ничего не видно? Туда, откуда каждый миг прямо в лицо может брякнуть удар или крик или ослепительная вспышка или не знаю что
Мне казалось, что я слышу дыхание там, впереди, в кромешной тьме. Кто-то дышал там. И, наверно, прислушивался к моему дыханию.
Или у меня шумело в ушах?
Я судорожно сглотнул слюнуи это получилось так громко, чтобыло слышно на всем чердаке.
Я спросилна этот раз шепотом:
Кто там?
И вдруг заметил, что правая моя нога так и застыла, приподнятая. Сейчас она сама, непроизвольно, опустилась на мягкий настил из песка и кирпичной пыли.
В руке у меня были только клещи для зажигалок. И больше ничего. Да перочинный ножик в кармане.
И опять никто не отозвался мне.
Тик-так
Тот, у кого стучали часы, слышал мое дыхание и то, как гулко, на весь чердак, колотилось у меня сердце. Он слышал, но стоял и выжидал. И от этого было еще страшнее.
Мерзкое, липкое, мохнатое чувство страха! Страх прошелся по моей спине. Страх был холодный. Он прошелся по спине, щекотнул лопатки, взобрался до воротника, а потом неведомым путем обвеял лоб, скользнул вниз по груди и спрятался неспокойным колючим шаром в животе. И затем оттуда еще раз прошелся по всему моему скрюченному телу.
И еще разне я, а кто-то другой во мне, нашел силу прохрипеть в темноту:
Кто там?
Заработали зенитки. Дом задрожал. Где-то звякнуло стекло. Замерцало впереди слуховое окноэто воткнулись в фиолетовое небо голубые стрелы прожекторов. Глухо раскололся вдали залп дальнобойных зениток, и в вышине с прерывистым шорохом и таинственным переливом промчались новые снаряды.
Это было обычное. Я облизнул пересохшие губы. В трепетном отсвете заколыхались темный нависший скат крыши и мрачные переплетения балок. Конечно же, впереди никого, совсем никого не было.
Но тиканье осталось. Тик-так. Грохотали зенитки. Тик-так. Проносились снаряды и летели осколки. Тик-так. Я слышал это тиканье. Теперь я слышал. Даже, наверное, не слышал, а чувствовал. Оно, тиканье, было, черт его побери!
Ивнезапная мысль: это тикала адская машина. Это она тикала. Илибомба замедленного действия. Все еще держась за бархатистую балку, я наклонилсятиканье стало слышнее. Я знал их, эти адские машины: в свои четырнадцать лет я немало прочел завлекательных книжек. Адские машины подсовывают диверсанты и шпионы. Сейчас, в военное время, они, говорят, кишмя кишат на улицах. Один из них пробрался сюда. Кончится воздушная тревога, настанет утро, все вернутся из бомбоубежища домой, и в это время часовой механизм надавит взрыватель, сработает детонаторвзрыв! и весь наш дом полетит вверх тормашками. А может, механизм сработает не утром, а через час? А может, через пять минут?
Тик-так
А если через секунду?
И опять под рубашкой завозилось пузыристое и лохматое. Бежать. С чердака. Подальше. Нельзя здесь оставаться. Может, она и в самом деле взорвется через секунду.
А пост?
Тик-так
Уйди. С тебя спросу мало. И никто не узнает. Да и дом только трехэтажный. И в нем сейчас никого нет. Он пуст. Все в бомбоубежище. Все там спрятались. Спасаются. Уйди. Убеги. Подальше. Дальше, как можно дальше. Вообще.
Я оторвал руку от балки. Я не сразу оторвал руку от балки. Рука была тяжелая. Она не хотела отпускать прочное и теплое дерево. Я оторвал руку от балки и опустился на четвереньки. Вместо того, чтобы броситься. к лестнице, я пополз по направлению к тик-так. Надо сначала найти это. Я полз, всхлипывая, и обшаривал земляной настил. Найти это, выбросить, а потом бежать, бежать без оглядки. Я не знал, не задумывался над тем, как выбросить и куда выбросить. Надо было найти. Я полз и шарил руками. Под руки попадались обломки кирпичей, комья земли, шершавые, ржавые отрезки железных труб. Тиканье становилось все явственней.
И вдругудар. Огненные круги. Это я ударился головой о балку. Я пощупал ее, а потом лоб. Взбухла шишка. Наплевать. Зарастет. Секундакогда она грянет?
Тик-так
Бомба здесь, под руками. Тиканье тоже под руками. Оно здесь. Оно под руками.
Руки мои шарят по луже. Они обшаривают большую лужу, они поднимаются кверху и нащупывают ребристый пожарный шланг и холодный медный наконечник. И с наконечника капает вода. Кап-кап тик-так
Руки мои и ноги сразу ослабли и задрожали. И весь я обмяк. Подбородок, грудь, живот прикоснулись к мягкому настилу. От настила пахло жженым кирпичом и пылью.