Однако, несмотря на всё это, настроение у горожан было приподнятое. Вот-вот должно было наступить Рождество и людей грело осознание этого. И не только людей. Ведь для огненного племени этот праздник важен не менее, чем для человеческого рода. Тем более что для нас Рождество это не просто день, когда можно вволю повеселиться и насладиться лишним выходным. Это канун пробуждения природной силы, время, когда зима начинает отступать, а солнечный огонь напротив - постепенно отвоёвывать свои права и возвращаться на Землю.
Стрелки больших башенных часов над крышей соседней фарфоровой мануфактуры показывали семь вечера и огни горели уже по всему городу. Я парил на перекрёстке Малой Текстильной и Третьей Торфобрикетной улиц промышленного квартала Берга в пламени одного из фонарей. Небо сыпало небольшим снежком. Периодически я смеху ради ловил пролетающие мимо снежинки, растапливал их в ладонях и отправлял обратно в небо в виде облачков лёгкого водяного пара.
Вдруг я заметил на дороге чей-то богатый экипаж, как раз в эту минуту плавно выезжающий на Текстильную с одной из соседних улиц и двигающийся по направлению к моему перекрёстку. Тройка породистых гнедых рысаков в посеребрённой сбруе, лакированная коляска морёного дуба с припорошённой снегом крышей, на козлах - надменный кучер в утеплённой ливрее с меховым воротником... Не самый типичный вид транспорта для этого района. Здешние обитатели обычно предпочитают менее изысканные средства передвижения. Не говоря уж о том, что основная их часть вообще, как правило, передвигается пешком. Мне стало любопытно, кто владелец этой кареты и что он забыл на городской окраине, большинство жителей которой даже помыслить не в силах, сколько стоит одна такая лакированная коляска.
Свернув на перекрёстке, карета постепенно замедлила ход и вскоре остановилась прямо напротив высоких чугунных ворот, с обеих сторон окружённых глухим, выкрашенным в красный цвет кирпичным забором, тянущимся с противоположной от меня стороны улицы. За забором на некотором отдалении можно было различить полускрытую за пеленой сумерек и падающего снега верхнюю часть длинного строения с несколькими невысокими трубами, чьи прямоугольные силуэты чуть выделялись на фоне темнеющего неба. Строение это было главным производственным корпусом свечечно-спичечной фабрики Берга, территорию которой собственно и огораживал забор. Через каких-то полминуты после того как экипаж поравнялся с воротами, те с громким лязгом растворились, и кучер, хлестнув поводьями, направил лошадей во двор. Таким образом, коляска исчезла из зоны моей видимости, скрывшись за непроницаемой стеной фабричной ограды. Однако даже через то небольшое пространство, что я мог видеть сквозь открытый проём ворот, мне удалось разглядеть, как засуетились рабочие во дворе.
"Эге! - заметил я сам себе. - Сдаётся мне, на фабрику с проверкой прибыла какая-то важная шишка, и сейчас Фламболл будет перед ней отплясывать... Стоило бы на это посмотреть!"
Надо сказать, предприятие, находящееся в собственности "Флинтбери и Компания" и состоящее под управлением почтенного мистера Урбана Фламболла, было одним из любимейших моих мест во всём Берге. По сравнению с прочими местными производствами эта фабрика, на которой шесть дней в неделю по одиннадцать часов в сутки трудилось две сотни человек, была далеко не самой большой в городе, но в то же время одной из самых интересных. Дело в том, что здесь, за красной кирпичной оградой, в нескольких отдельно расположенных корпусах создавались вещи, так или иначе привносящие в жизнь людей тепло, свет и весёлое настроение. И я вместе с моими друзьями и приятелями часто являлся сюда, чтобы воочию понаблюдать за производственным процессом, ещё больше укрепляющим связь двух миров - человеческого и моего собственного.
Фасад главного корпуса, при дневном свете обычно имеющий буро-коричневый оттенок, теперь же в сумерках ставший тёмно-серым, сиял стройным рядом узких высоких окон второго этажа. Точно такой же ярко-жёлтый освещённый ряд тянулся и на первом этаже, хотя сейчас я и не мог видеть его за забором. Там, внутри здания, кипела работа, требующая яркого освещения. На третьем мансардном этаже имелось ещё одно крохотное чердачное оконце, но оно в отличие от прочих освещено не было. Рассудив, что мне и самому, пожалуй, пришло время сменить "Окно" и взглянуть на происходящее с другого ракурса, я крутанулся разок вокруг своей оси и тотчас очутился в Лабиринте.
Всё очень просто, почти как закрыть глаза... или открыть их. Когда люди, ложась вечером спать, готовятся ко сну, они перестают видеть окружающую действительность и в то же время начинают отчётливее различать свою собственную воображаемую реальность, принадлежащую их сновидениям. Так же и у нас. С тем лишь различием, что в нашем случае обе действительности одинаково реальны.
Пульсирующее искристое марево Лабиринта окружало меня со всех сторон. Я находился в небольшом гроте, края которого попеременно то отдалялись, то вновь плавно сокращались. Пространство вокруг меня дышало, словно некое огромное живое существо. В эту минуту в этой конкретной области преобладали апельсиново-оранжевые оттенки с некоторыми вкраплениями изумрудно-зелёного и лилово-аметистового. Верный признак того, что Лабиринт теряет стабильность и вот-вот начнёт меняться. Такого рода перестройки происходят здесь постоянно, иногда по нескольку раз кряду. Здешним обитателям, однако, не слишком мешает это обстоятельство. Мы с детства привыкаем к такой особенности нашего мира и учимся загодя определять время следующего преобразования, в точности как люди определяют прочность речного льда по его внешнему виду.
В какую же сторону мне теперь податься? Я быстро огляделся, опытным глазом оценив все имеющиеся поблизости Окна. Большинство из них вели в огни других уличных фонарей, либо в настенные и настольные лампы соседних жилых домов. Ну это мне сейчас без надобности... А как насчёт других гротов? Поблизости имелось несколько проходов, ведущих в смежные области Лабиринта. Три или четыре из них как раз начали затягиваться, понемногу уменьшаясь в размерах и сливаясь с окружающим пейзажем. Ещё два или три прохода начали формироваться с противоположной стороны. Привычно обратившись за помощью к собственному чутью, я ощутил лёгкое, но заметное тяготение, настойчиво влекущее меня в один из тех ходов, которые готовились закрыться.
- А ну стой, погоди исчезать! Я не собираюсь тратить полчаса на обход!
Рванувшись с места, я ракетой устремился к нужному мне проходу. Когда я уже почти достиг его, оттуда навстречу мне внезапно вылетела целая ватага, состоящая из десятка или более эльфов и эльфиек в плащах разных цветов.
- Эгей! Вы только посмотрите, кто тут у нас! Давно не виделись, Блик! Как твоё ничего?
- И вам не хворать, ребята! А куда это вы намылились такой гурьбой?
- В Третий Малиновый. Паргелий устроил выставку картин: "Краски Полудня". Ну мы и решили глянуть. Не хочешь с нами?
- Обязательно, только как-нибудь потом. Сейчас я уже кое-что запланировал, и мой проход вот-вот затянется, так что спасибо за приглашение, но мне пора!
- Ничего! В следующий раз обязательно залетай. Удачи!
- И вам!
Успев запрыгнуть в дыру в последний миг перед тем, как она окончательно исчезла, я оказался на перекрёстке нескольких тоннелей и тут же свернул в один из них, продолжая своё движение под руководством всё того же шестого чувства. На пути мне то и дело попадались другие эльфы. Кто-то ещё только выбирался из своих личных ульев, кто-то наоборот вовсю готовился ко сну. У нашей братии нет чёткого графика. Каждый живёт, как хочет, тем более что в отличие от людей нам не приходится в поте лица зарабатывать на хлеб насущный. Почти всё, что нам нужно для существования, даёт Лабиринт. Неудивительно, что большинство из нас тратит свои жизни на игры и развлечения.
В очередной раз круто свернув на развилке, я направился прямиком к одинокому Окну, зависшему в противоположном конце небольшого продолговатого грота. Ловко заскочив внутрь ярко пульсирующей сферы, я оказался в пламени светильника, оставленного кем-то на одном из подоконников второго этажа фабрики. Видно отсюда было не так чтобы очень. Сумерки, густой слой пыли на давно не мытом стекле, высокий снежный нарост на внешней части рамы - всё это вместе значительно ухудшало обзор. Тем не менее, хоть и с трудом, мне всё же удалось разглядеть фабричный двор со стоящей посреди него каретой, а также человека, который только что выбрался из открытой настежь дверцы и теперь неторопливо прохаживался, поправляя смятый сюртук. Приглядевшись пристальнее к новоприбывшему, я не сумел сдержать восклицания: