Почти за сутки до прибытия на фабрику Флинтбери с его неожиданной ревизией мальчик по имени Элвин, занимающий на предприятии должность младшего курьера, как всегда перед сном, с радостью повествовал мне о своих мечтах, надеждах и событиях очередного прожитого дня.
В течение двух последних недель городское освещение по личному указу бургомистра поддерживалось на полчаса дольше. Ведь многим людям приходилось поздно возвращаться домой с работы, а темнеет зимой, как известно, рано. Однако и дополнительные полчаса уже истекли, и огни на улицах один за другим начали гаснуть. Гасили свет и в расположенном на территории свечечно-спичечного производства общежитии номер три. Обитающие здесь "сотрудники младшей возрастной категории", в основном сироты, либо сыновья старших работников, дружно готовились ко сну. И только мальчик Элвин всё ещё не ложился, вместо этого продолжая беседовать со своим лучшим другом - бронзовым подсвечником, чей тонкий силуэт двояко отражался в его необыкновенных глазах.
К тому времени я уже не первый год знал Элвина и привык к его не совсем заурядной внешности. Собственно говоря, к тому времени, о котором идёт речь, мало кто во всём Берге не знал про "малого со свечной фабрики". Но даже и до сих пор мне иногда приходилось наблюдать реакцию людей, встречавших его впервые. Всякий, кто хоть краем глаза видел Элвина, сразу отмечал, что парень немножко странный. Когда же этот человек приглядывался повнимательнее, он тотчас менял своё мнение и заявлял, что парень ОЧЕНЬ странный.
Взлохмаченные золотистые волосы длинными вьющимися прядями ниспадали на высокий чистый лоб, почти достигая больших светло-голубых глаз... один из которых был раза в полтора больше другого. Само лицо, украшенное по бокам широкими кривыми ушами, было круглым, словно блин, с красующимся посреди него маленьким вздёрнутым носом. Спина мальчика могла похвалиться весьма заметным горбом, а вся фигура его как бы заваливалась на правый бок, в результате чего правая рука, почти достигающая колена, казалась существенно длиннее левой. Или она и в самом деле была длиннее? Образ довершал финальный штрих - выпирающая куда-то вбок нижняя челюсть и торчащие наружу кривые зубы.
Возможно, именно из-за устройства этой челюсти при взгляде на Элвина возникало впечатление, что с его лица никогда не сходит глупая, но в то же время добрая и жизнерадостная улыбка. Впрочем, может статься, это и в самом деле была настоящая улыбка, а вовсе не иллюзия. Ведь Элвин действительно был очень добрым и жизнерадостным ребёнком. Хотя мало кто из его знакомых мог это оценить.
Разумеется, примечательная внешность была первым, что бросалось в глаза при встрече с мальчиком, но люди не потому сторонились его... Только один Фламболл из жалости и врождённого чувства такта называл своего младшего сотрудника "непосредственным". Остальные не были столь аккуратны в выражениях и без лишнего стеснения использовали такие слова, как "тронутый", "полоумный", "прибабахнутый" или ещё что похуже.
Начиная с самого раннего детства за Элвином наблюдалось немало случаев не совсем адекватного поведения. Самый памятный эпизод произошёл, когда ему было восемь лет. Однажды мальчик присутствовал на главной площади, где проходило торжественное выступление городского главы, посвящённое открытию нового театра. Выступление получилось ярким, эффектным и очень запоминающимся. Запомнилось оно, впрочем, не благодаря своей яркости и эффектности, а благодаря тому обстоятельству, что на протяжении всей речи на брюках господина бургомистра, на самом интересном месте, у всех на виду красовалась огромная рваная дыра. Так и осталось неясным, где и как бургомистр успел порвать брюки и почему никто из его ассистентов до последнего момента ничего не заметил. Однако публика, к которой он обращался, прекрасно всё заметила и большую часть времени провела, сдавленно шушукаясь и шёпотом обсуждая новую прореху в авторитете градоправителя. Вслух, разумеется, никто ничего не сказал. Никто, кроме Элвина.
- Как же так! - внезапно раздался над толпой в самый разгар проникновенной речи возглас искренне расстроенного мальчика. - Дядя до того бедный, что не может даже купить себе целые штаны! Кто-нибудь, киньте ему монетку!
После этого бедный ребёнок ещё с полгода не мог спокойно сидеть на стуле - так старательно его высекли в тот день.
Сейчас Элвину было одиннадцать лет отроду. Десять из них он был сиротой. После того как деревню, где жили его родители, навестило моровое поветрие, родни у него не осталось, кроме дяди по материнской линии. Но и тому в связи с особенностью его профессии некогда было присматривать за племянником, и он навещал его от силы пару раз в год.
В детстве мальчику пришлось немало поскитаться по разным приютам и детским домам. Однако в итоге, благодаря удачному стечению обстоятельств и мягкосердечию мистера Фламболла, мальчик оказался записан в штат сотрудников свечечно-спичечной фабрики Берга. Ему доверили должность младшего курьера под руководством заместителя управляющего - молодого человека по имени Итан. Теперь мальчик весь день бегал из корпуса в корпус, передавая начальникам цехов и отдельным работникам различные мелкие поручения. Трудился он, по сути, за еду и ночлег. Полагалось ему, впрочем, и кое-какое денежное пособие, но его ребёнку не отдавали по причине малых лет. Вместо этого деньги клали в банк на специальный депозит, с тем чтобы их собственник мог воспользоваться накопленным капиталом по достижении совершеннолетия.
- Как будто к тому времени наш придурок поумнеет и сможет лучше ими распорядиться, - частенько смеялись соседи Элвина по общежитию.
На фабрике и в городе у Элвина было немало знакомых, но никто не любил его, кроме Итана. Молодой человек, в отличие от большинства окружающих, искренне сочувствовал горю мальчика и воспринимал его, должно быть, как младшего брата. Но даже Итан редко общался со своим подчинённым по душам, поскольку человеком был сугубо деловым и думал в основном о работе.
Условия труда на фабрике были нелёгкими. В неделю сотрудникам полагался лишь один законный выходной в воскресенье, да ещё два-три раза в год начальство предоставляло дополнительные выходные в честь больших праздников. Другие малолетние работники, с которыми Элвин делил общежитие, постоянно смеялись над неказистым "полудурком" и периодически подкрепляли свои насмешки пинками и затрещинами. Главное их преимущество состояло в том, что у них, в отличие от Элвина, был реальный шанс с возрастом занять какую-нибудь ответственную и хорошо оплачиваемую должность. Элвину же это, как говорится, не светило. Однако ему всё равно по какой-то причине нравилась такая жизнь. Ему нравилось производство, нравилось делать что-то полезное и вникать в разные технические детали. Вообще говоря, с техникой он ладил гораздо лучше, чем с людьми, и если бы не сомнения в его адекватности, ему наверняка давно бы доверили должность помощника одного из механиков. К сожалению, в реальности этому вряд ли когда-либо суждено было случиться.
Два года назад на позапрошлое Рождество мальчику подарили этот самый бронзовый подсвечник в виде рождественского эльфа, держащего на голове свечку. Тогда как раз выдалась мода на подсвечники в форме фигурок различных сказочных персонажей. Это изделие явно не задалось. Честно говоря, я сильно подозреваю, что, когда мастер над ним работал, он был конкретно навеселе. Уши уродца вышли длинными и встопорщенными, как у осла, вся фигура получилась какой-то скособоченной, а выражение лица - ещё более придурковатым, чем даже у Элвина. Но самому Элвину почему-то ужасно понравился этот "весёлый эльф". Кстати, странное же у вас, людей, представление о внешности эльфов... Мальчик так долго упрашивал Итана подарить ему подсвечник, что тот в итоге не выдержал и поддался на уговоры.
С тех пор Элвин беседовал со "Светиком", как он называл своего нового друга, когда ему больше не с кем было пообщаться, то есть практически каждый вечер. Всякий раз перед сном после трудового дня он зажигал установленную на голове эльфа свечу и увлечённо пересказывал ему новости, делился своими радостями и печалями. Когда я впервые случайно наткнулся на это Окно, меня очень насмешила столь странная привычка. Вы только вдумайтесь: парень разговаривает с подсвечником! Когда же я лучше узнал историю Элвина, мне стало его жаль. Постепенно я привязался к мальчику. Теперь я и сам часто навещал знакомое Окно, чтобы, пусть и молча, посочувствовать ему. Я действительно стал тем самым Светиком, к которому он обращал свои послания. Пусть никто об этом и не догадывался, но у Элвина и в самом деле был друг, которого ему так не хватало.